Чикатило. Зверь в клетке - Сергей Юрьевич Волков

– Что вы сказали? – обернулся на него Липягин.

– Серьги… – повторил Витвицкий.

Ирина наклонилась к телу, протянула руку и приподняла мочку, чтобы лучше рассмотреть сережку в ухе убитой. Сережка была на удивление знакомой. Само украшение Овсянникова видела первый раз, а вот его рисунок…

– Это серьги с убитой Астафьевой! – удивленно сказала Ирина.

Липягин наклонился рассмотреть поближе. Посмотрел на Овсянникову:

– Точно?

Старший лейтенант кивнула.

– Еще овечья шерсть… – заторопился Витвицкий, обращаясь к эксперту. – Проверьте, пожалуйста.

– Ну вы еще поучите жену щи варить, товарищ капитан, – проворчал эксперт. – Все сделаем как положено. – Он кивнул своим людям. – Грузите тело.

Чикатило сидел на стуле перед комиссией и блаженно улыбался, всем видом своим давая понять, что он не от мира сего, а в этом мире – явление временное. Произвело ли это впечатление на психиатров, сказать было сложно. Врачи сидели с непроницаемыми лицами как люди, всего-навсего выполняющие свою работу.

– Гражданин Чикатило, были ли в вашем детстве случаи, когда кто-либо совершал над вами сексуальное насилие? – спросил профессор.

– Нет. Такого не было, – помотал головой тот.

– А что было? – уточнил высокий.

– Меня мать… – Чикатило перестал улыбаться и нервно сглотнул. – Мама в погреб запирала. На целый день. Мы тогда в селе жили.

Он сделал паузу, словно бы собираясь с мыслями, и заговорил более связно.

– В селе жили. Голод был. Сильно все голодали, есть нечего было совсем. Ну война же была, вы знаете. И мать меня в погреб запирала. Вместе с братом. Брат у меня был. Степа. Степан Романович.

– Зачем мать запирала вас с братом в погреб? – голос профессора звучал спокойно, даже мягко. – Это было наказание?

– Нет, нет. Она нас прятала. А потом Степан… Он убежал. Он маленький был, шустрый такой, – Чикатило снова улыбнулся, будто ему стало тепло на душе от нахлынувших воспоминаний, – кудрявый… Он убежал и больше уже не приходил. И я в погребе один сидел.

– Почему ваш брат больше не приходил? – в голосе высокого прозвучало недоумение. – Что с ним случилось? Он убежал из дома? Куда?

– Нет, не убежал, – в глазах Чикатило появились вдруг слезы. – Его дядьки съели.

В комнате повисла тишина, члены комиссии непонимающе переглядывались.

– Что вы сказали, простите? – уточнил профессор. – В каком смысле – «съели»?

– В простом. Голод же был. Степушку поймали дядьки́ из соседней хаты и съели. А меня мама в погребе ховала[9]. Мама хорошая была.

Члены комиссии заговорили в голос. Если Чикатило хотел внести смуту в работу комиссии, ему это удалось. Старенький профессор поднялся, постучал ладонью по столу.

– Товарищи. Товарищи, перерыв. – И мягко попросил, повернувшись к охране: – Уведите, пожалуйста, больного.

– …Под ногтями погибшей Аллы Савельевой обнаружены частицы кожи, принадлежащие стороннему лицу. На одежде обнаружены прилипшие волоски, идентифицированные как овечья шерсть. По структуре она совпадает с шерстью, обнаруженной на одежде предыдущей жертвы. У меня всё. – Эксперт закончил доклад и сел.

На совещании сейчас было немноголюдно. Брагин обвел тяжелым взглядом всех присутствующих:

– Ну? Какие будут соображения? Версии? Варианты? Молчите? Тогда я скажу. Преступник водит нас за нос. Да нет, он просто издевается над следствием! Вдеть серьги, снятые с одной жертвы, в уши другой – это именно что издевательство!

– А если он подарил эти серьги Савельевой? – задумчиво произнес Витвицкий и принялся рассуждать вслух, так, словно находился в кабинете один. – Он, скорее всего, местный. Мужчина, молодой. Любит, что называется, красивую жизнь и имеет машину.

– Домыслы! – недовольно фыркнул Брагин. – И потом: что значит «подарил серьги»? Зачем?

– Мог расплатиться, – поддержал капитана Горюнов. – За сексуальные услуги, например.

– Позвольте? – подал голос эксперт.

Брагин покосился на эксперта, тот выглядел безобидно, и полковник раздраженно кивнул, говори, мол.

– Хочу напомнить, что на теле Савельевой нет следов сексуального насилия.

– Вот! – обрадовался Брагин. – Преступник вдел серьги нарочно. Он знает о каждом нашем шаге!

– Странный вывод… – тихо проговорил Витвицкий.

– Вы позволяете себе обсуждать руководство, при этом не высказав ни единой версии, товарищ капитан? – Зло поглядел на него Брагин. – Я вас правильно понял?

Виталий хотел было что-то сказать, но в этот момент Ирина под столом тихонько взяла его за руку. Капитан посмотрел на девушку, заметно успокоился и ничего не ответил на выпад начальства.

– Последнее убийство ясно показывает – у убийцы есть информатор в УВД, – чеканил между тем Брагин. – Он передает потрошителю данные о ходе расследования. И изобличить этого иуду – наша первоочередная задача.

К гаражам на окраине Батайска подъехал бежевый жигуленок. Остановился и погасил фары.

Смеркалось. Вечерами у гаражей не было ни души, сюда и в другое время немногие захаживали. Между боксами в тени деревьев было уже почти темно, лишь далеко, в конце ряда гаражей, тускло светился одинокий фонарь.

Черемушкин вышел из машины, подошел к одному из боксов, отпер железные ворота, шагнул внутрь и щелкнул выключателем. Под потолком зажглась желтая лампочка, висящая на коротком витом проводе. Парень огляделся. В гараже было пусто и сухо.

Удовлетворившись увиденным, Черемушкин вернулся к машине, сел за руль, неспешно заехал в бокс. Он заглушил мотор, вышел, аккуратно закрыв дверь, забрал из багажника сумку и ласково провел ладонью по полированному боку машины.

– Ну вот, моя ласточка, – мягко, с нежностью, какой от него не слышала ни одна женщина, произнес Константин, – тут тебя никто не найдет.

С этими словами он потушил свет, поспешно запер ворота и, на всякий случай оглянувшись по сторонам, быстро пошел прочь.

Липягин шел по коридору злой и угрюмый. Это было его нормальное состояние после совещаний с новым начальством. Майор не хотел признаваться даже себе, но факт оставался фактом: он уже почти скучал по Кесаеву. Если тот был просто гвоздем в заднице, то Брагин казался ржавым шурупом.

На мысли о крепежных изделиях и пятой точке Липягина нагнал Горюнов:

– Ну чего теперь делать будем, майор? – спросил Олег Николаевич без предисловий.