В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь - Николай Александрович Лейкин

«Ну театр!» – подумал Николай Иванович, покачав головой, и вернулся обратно в коридор.

– Когда же у вас теперь будет спектакль? – спросил он все еще плачущего подростка, стоявшего около узла.

– В неделю, господине, в неделю[49], – отвечал тот.

Николай Иванович поднялся во двор.

– Ну что? – встретила его жена.

– Ужас что за помещение! Даже наши дачные актеры- любители, пожалуй, не стали бы играть в таком помещении, а уж те на что неразборчивы. Братушка, да неужели у вас в Софии нет какого-нибудь получше помещения, где даются спектакли? – обратился Николай Иванович к проводнику.

– Има, господине. В Славянской Беседе бывают спектакли. То для хорошей публики. Там учители бывают от наша гимназии, судьи, прокурор, офицеры…

Супруги, балансируя по дощечке, начали опять выходить на улицу.

– Я дома вечер сидеть не желаю, – заявила Глафира Семеновна мужу. – Ведь это скучища… с тоски помрешь. Пусть братушка сведет нас в кафешантан.

– Идемте, моляви, мадам. Есть хороший кафешантан в гостинице «Одесса», – откликнулся проводник. – Пение и танцы иноземных девиц. Есть немски актрисы, есть французски актрисы.

– Далеко это? – спросил Николай Иванович проводника.

– Сзади нашей гостиницы. Близко. Через три улицы.

– Ну так и веди.

Супруги двинулись по улице, мимо освещенных пивных и кофеен. В окнах везде виднелся народ. Из пивных доносилась музыка, напоминающая нашу музыку на масленичных каруселях. Визжали единичные кларнет и скрипка, и их покрывали тромбон или труба.

Но вот вход в кафешантан при гостинице «Одесса». У подъезда висит красный фонарь с надписью: «Ресторан «Одесса».

Ресторан помещается в нижнем этаже. Это довольно большая зала без всяких украшений, уставленная маленькими столиками. У одной из стен – эстрада, задняя стена которой задрапирована зеленым коленкором. У эстрады пианино. С потолка висят трапеция и кольца для гимнастов, но эстрада еще пуста. Представление еще не начиналось.

– За вход-то надо платить? Где касса? – спросил Николай Иванович проводника.

– Ничего не надо. Здесь за вход ничего не берут, господине ваше превосходительство, – почтительно отвечал тот. – Вот выберете себе хороший стол, сядете, спросите вина или чего-нибудь поясти и будете смотреть спектакль.

И он тотчас же выбрал столик против эстрады и сказал супругам по-болгарски:

– Заповедайте, седнете, моляви…

Супруги уселись.

Проводник спросил их, оставаться ли ему или уходить.

– Уходите. Домой дорогу и одни найдем, – кивнул ему Николай Иванович; и проводник, раскланявшись, удалился.

Публики в зале было очень немного. За одним столом сидели два офицера, пили пиво и играли в шахматы. За другим столом компания статских болгар, плечистых, бородатых, с черными бровями, сросшимися над носом, ужинала. Слуга только что принес им на блюде цельного зажаренного ягненка, и один из ужинающих принялся ножом кромсать этого ягненка, придерживая его не вилкой, а прямо рукой. За третьим столом две пожилые, сильно накрашенные грудастые женщины в черных шерстяных платьях и с розами в волосах пили кофе и разговаривали по-немецки. С ними сидел молодой усатый субъект в красном фраке, белом жилете и белом галстуке, причесанный а-ля капуль, и пил вино. Это были, как оказалось впоследствии, исполнитель и исполнительницы номеров увеселительной программы. Около их стола сидела большая черная собака и не спускала с них глаз, ожидая подачки.

К супругам подошел кельнер, одетый на парижский манер, в черном пиджаке и белом длинном переднике до носков сапог, и спросил их по-немецки, что они прикажут.

– Брат-славянин? – спросил его в свою очередь Николай Иванович.

– Не, господине. Немски человек, – отвечал тот. – Но я говорю по-русски. Здесь ресторан «Одесса», а я жил и в русски городе Одесса.

– Отлично… Но когда же у вас представление начнется?

– Когда публикум побольше соберется, господине. Теперь скоро. В девять часов придет музыкант – и тогда начнется.

Николай Иванович заказал себе бутылку монастырского вина, а жене велел подать апельсинов – и они стали ждать представления.

Плотоядные глаза

Публики прибывало мало, но к представлению все-таки готовились, и у эстрады стали зажигать две большие керосиновые лампы. Из дам, не считая исполнительниц увеселительной программы, в ресторане была только одна Глафира Семеновна. Актрисы косились в ее сторону, подсмеивались и что-то шептали собеседнику в красном фраке. Глафира Семеновна это заметила и сказала мужу:

– Халды… Нахалки… Чего это они на меня глаза таращат?

– Да, видишь ли, здесь, должно быть, не принято, чтоб сюда замужние дамы ходили, – отвечал Николай Иванович.

– А почему они знают, что я замужняя?

– Ну, уж это сейчас для каждого заметно. Конечно же, строго говоря, тебе здесь сидеть не совсем удобно.

– А вот хочу и буду сидеть! – капризно проговорила Глафира Семеновна. – При муже мне везде удобно. С мужем я даже еще в более худшее место пойду и никто меня не должен осуждать. Я туристка и все видеть хочу.

– Да будем сидеть, будем.

Среди публики появился англичанин в желтой клетчатой парочке, тот самый, который ехал вместе с супругами в одном вагоне. Фотографический аппарат, бинокль в кожаном чехле и баул с сигарами висели у него через плечо на ремнях так же, как и в вагоне. Он уселся за столик и спросил себе бутылку портеру.

Пришла еще одна дама-исполнительница, тоже уж почтенных лет, но в белом платье и с необычайно роскошной шевелюрой, взбитой копной на макушке и зашпиленной бронзовой шпагой необычайных размеров. Она ухарски хлопнула по плечу усача в красном фраке, подала руку накрашенным в черных платьях дамам и подсела к ним.

Невдалеке от супругов, за столиком, появился турок в статском платье и в красной феске и подмигнул дамам- исполнительницам, как знакомым. Одна из дам в черном платье тотчас же сделала ему нос, а блондинка в белом платье поднялась со стула и подошла к нему. Он велел слуге подать маленькую бонбоньерку с конфетами и передал блондинке. Она взяла ее и понесла товаркам. Те показывали знаками турку, чтобы он и им прислал по такой же бонбоньерке. Он поманил их к себе, но они не пошли. Все это наблюдала Глафира Семеновна от своего стола и наконец проговорила:

– Крашеные выдры! Туда же – жеманятся.

Но вот раздались звуки пианино. Косматый блондин в очках и с клинистой бородкой играл один из вальсов Штрауса и подмигивал дамам-исполнительницам, вызывая их на эстраду. Те отрицательно покачивали головами и ели конфеты из бонбоньерки.

Вальс кончен. Косматый блондин в очках ломал себе пальцы. В