Приплывший дом - Снежана Каримова

Дара подумала, что если кто-то наблюдает за людьми сверху, то это, должно быть, выглядит похоже: снующие, мельтешащие точки сбиваются кучками, несутся куда-то.

Чем больше вокруг кружило одинаковых мотыльков, тем меньше замечалась красота каждого. Дара подумала об Иван не – девочке, чья жизнь тоже затерялась в общей трагедии переселенцев.

Мотыльки падали в воду, и их уносило течением, как тополиный пух. А потом во имя прогресса и электричества по реке так же поплывут люди и дома, уступая место морю.

Лицо Иванны, освещенное фонарем, вдруг показалось Даре зловещим. Скулы заострились, а скрытые тенью глаза смотрели недобро.

Ива встряхнула головой, сгоняя с кос мотыльков, и буднично проговорила:

– Рыбаки ценят подёнок. Наверняка сейчас повыше, где спуск удобнее, сметают их березовыми вениками с тропинок и набивают в мешки. Завтра посушат на солнце впрок, и будет у них много отличной наживки чуть ли не до весны.

Дара представила мешки, набитые подёнкой. Наверное, сушеные насекомые похожи на древесную стружку. Рыбаки заготавливали наживку, не подозревая, что этой осенью она им не пригодится. При переселении наверняка никто не взял с собой засушенных насекомых.

– Первый раз такое вижу, – призналась Дара. – Метель из бабочек.

– Мотыльковое свадебное гуляние случается только раз в году, – объяснила Иванна.

Праздник перед смертью.

А в Мологе закончилась ярмарка.

Молога, 1936 год

Ива подбежала к Мишкиному дому и сразу почувствовала неладное. Вчера ей не удалось увидеться с другом. Подозрительные типы бродили по району, забирались на крыши домов, ломали печные трубы, грозили поджогом, в общем, побуждали народ выселяться быстрее. Лебедевых дома не оказалось.

– Чего забыла тут? Иди отсюда, а то кирпич на башку упадет! – прикрикнул на Иву мужик в грязном заношенном ватнике.

Девочка вздрогнула, отбежала в сторону и прижалась к стене другого дома, пытаясь собраться с мыслями и решить, что делать дальше.

– Иди, иди, не мешайся, – чуть доброжелательнее велел другой мужчина со спутанной бородой, похожей на паклю. – Мы же не просто так, мы же на благо народа, а вы мешаете. Всем же потом лучше будет, так что надо подсобить.

Наверное, решил, что Ива из домов, которые они уже начали рушить.

Она вдруг вспомнила об отце. Иванна не знала, что на самом деле с ним случилось, почему его расстреляли… А что, если этот косматый дядька вдруг воспротивится и скажет: «Не буду! Это не по-людски – гнать из домов женщин с детьми! Да еще и на зиму глядя!» Может, за это его тоже расстреляют, жену сошлют, а детей… Ива вспомнила глаза брата. Большие, влажные, как у теленка…

Девочка понурилась и поплелась обратно.

У нее снова поднялся жар. Моросящий дождик, казалось, раззадоривал болезнь.

– Никакие травы не помогут, если ноги вечно мокрые, – бурчала Пелагея. – Как дела у твоего Мишки?

– Никак, – буркнула Иванна и зашлась кашлем.

Пелагея покачала головой.

– Чего они тянут-то? Смотри, Ивушка, как бы не подвел твой Мишка.

– Не подведет, – уверенно ответила Иванна и добавила шепотом: – Сицкарь за сицкаря держится.

Она не собиралась в нем сомневаться.

Пелагея вышла в сени и вернулась с березовым веником.

– Ладно, раздевайся и в печь.

Когда не помогали отвары, Пелагея применяла другое средство. Она вычищала из печки золу, а вместо нее стелила солому, потом отправляла в печное нутро жестяной тазик с заваренными травами и ведро с березовым веником.

Ива не любила париться в печи. Залезать приходилось аккуратно, не прислоняться к стенкам, еще горячим, по крытым черной жирной сажей. Внутри печи было жарко, душно, влажно. Девочка представляла, что она не Иванна, а Иванушка, которого Баба Яга решила зажарить.

Однако после печной процедуры и новой порции горького отвара Иве значительно полегчало. Можно было вдохнуть полной грудью, и уже не казалось, что в легких поселилась грозовая туча. Ива надела на ноги колючие шерстяные носки, замоталась в свой серый платок и легла в постель. Бабушка укрыла ее еще одним одеялом, и Ива закрыла глаза, решив отложить все заботы до утра.

Утро вечера мудренее.

* * *

На следующий день Иванна встала поздно. Еле выбралась из одеяльного гнезда, сняла платок с мокрой, вспотевшей за ночь головы. Болезнь отступала, но вымотала ее. Правда, Ива все равно твердо решила, что сегодня обойдет хоть всю Мологу, но найдет Мишку.

Ворота Лебедевых оказались распахнутыми, во дворе суетились чужие люди. Ива, стоявшая на другой стороне улицы, вытягивала шею и беспокойно оглядывалась, словно выбравшаяся из подпола мышка.

– Разорители! – вдруг прошипели у нее над ухом.

Девочка вздрогнула и обернулась. У калитки стояла высокая худая женщина в облезлом полушубке. Она хмуро глядела на суету рабочих, неловко снимающих с петель ворота.

– А вы не знаете, куда Лебедевы перебрались? – спросила Ива.

– Так в Рыбинск. Потом вроде в Ярославль собирались или в Москву. А точно куда, не ведаю, я-то сама не поеду, тут останусь. Не выселят, коршуны, пусть попробуют! Прикую себя к дому цепями, если будут насильно тянуть.

– Как в Рыбинск? Уже? – обмерла Ива. – На подводах?

– Не, грузовик за ними приехал. Катерина выклянчила у Волгостроя.

Грузовик Иванне не догнать.

Она, словно плохо приклеенная листовка, оторвалась от забора и подлетела к бывшему жилищу Лебедевых.

Может, Мишка оставил графин в доме?

Ворота уже сняли, и Ива юркнула во двор, а потом по лестнице забежала наверх, в квартиру Лебедевых.

Девочка торопливо огляделась. Кругом валялись брошенные вещи. На подоконнике лежали забытые Мишкой рукавицы. Было мусорно и грязно.

Ива решительно подошла к груде тряпок и стала перетряхивать их. Ничего не найдя, двинулась дальше, заглянула в печную топку, полезла в оставленный буфет.

– Ты опять тут! – окликнули сзади.

Ива испуганно повернулась. В дверях стоял вчерашний мужчина с бородой-паклей. Он глядел на девочку сердито и даже брезгливо.

– Ты, оказывается, мародерка! Я-то вчера гадал, почему ты тут мыкаешься одна, как неприкаянная. Все уехали, а ты, значит, наживаешься на чужом горе. Проваливай, это теперь собственность Волгостроя!

Ива замерла, как загнанный в угол зверек, а потом юркнула мимо мужчины и вылетела на улицу.

Если Мишка и оставил графин, его уже наверняка кто-то прибрал к рукам.

Иванна поплелась домой.

Бабушка ее убьет. Она и сама кляла себя на чем свет стоит. Ох, виновата. Упустила графин. И что теперь будет? Как откликнется эта потеря?

Пелагея поджидала внучку на крыльце.

– Я без графина, – сразу покаялась Ива, как только приблизилась к дому.

– Знаю, – кивнула Пелагея.

Иванна удивленно посмотрела на бабушку.

– Пришло извещение, – тихо сообщила Пелагея. – Мы должны в течение двух недель покинуть