Грешники и праведники - Иэн Рэнкин

Смит в ответ пожала плечами:

— Не думаю, что это эдинбургское производство. У вас есть сведения о дилерах, которые толкают товар по цепочке?

— Я займусь этим.

— Хочу только тебе напомнить: он сын, оплакивающий погибшего отца. Так что поаккуратнее.

— То есть ты сама не можешь воспользоваться этой информацией?

Смит покачала головой.

— Иначе зачем бы я стала с тобой делиться? — спросила она всё с той же милой профессиональной улыбкой.

Ребус сладко спал в кресле, его разбудил звонок. Номер незнакомый, но он всё равно ответил, протирая свободной рукой сонные глаза:

— Джон Ребус.

— Прекратите дёргать моего отца!

— Джессика? — Ребус подошёл к проигрывателю и снял с пластинки иглу, вхолостую царапавшую диск. Вторая сторона «Пира нищих»[25] — и как только он умудрился почти всё проспать. — Я не знал, что у вас есть мой номер.

— Вы дали Форбсу визитку.

— Дал.

— Слушайте, я не шучу — оставьте его в покое!

— Форбса или вашего отца?

— Отец ничего не сделал… он этого не заслужил… — Она, казалось, с трудом сдерживает рыдания.

— Он что — на вас злость срывает? — спросил Ребус.

— Нет, конечно. Но я же вижу, он себе места не находит. Его имя полощут по телевизору, а теперь ещё без конца кто-то названивает.

— Вы всё ещё в отеле?

— Завтра съезжаем.

— Возвращаетесь в свою квартиру? А ваш отец?

— Ему нужно в Лондон. А вот чего ему не нужно, так это вашего прессинга.

— Тогда расскажите мне, что с вами случилось, — сказал Ребус.

— Вы это о чём?

— Об аварии…

В ответ — тишина. Он уже решил было, что она отключилась, но потом услышал тяжёлый вздох.

— Я не могу, — сказала она. — Они меня убьют.

— Кто вас убьёт? — Он замолчал, давая ей время подумать, но ответа не последовало. — Вы дочь Оуэна Трейнора — никто вас не убьёт.

— Я не могу. Не спрашивайте меня больше.

— Не удивляйтесь, если увидите меня завтра у ваших дверей. Это связано с Форбсом? Или с вашим отцом?

Но на сей раз она и в самом деле отключилась. Ребус перезвонил ей, но ответила её голосовая почта. Он добавил её номер в контакты, потом погладил трубкой по щеке, вспоминая разговор.

«Они меня убьют».

— Кто такие «они», чёрт побери?

Ни слова о Форбсе Маккаски — просто безличное «они». Знал ли об этом Оуэн Трейнор? Или, может, подозревал? Что бы он сделал, узнав, что кто-то угрожает его дочери? Вышел бы из себя? Есть ли у него друзья, к которым он мог бы обратиться?

«Не удивляйтесь, если увидите меня завтра у ваших дверей…»

Он мысленно вернулся к дверям дома Дода Блантайра, к Мэгги, которая стоит там и вся словно светится. Он вспомнил, что она говорила ему в кафе: «…как могла бы сложиться жизнь, будь мы посмелее». И слова Стефана Гилмура вспомнил: «А что, Джон, в твоём шкафу нет скелетов?»

«Мы начинаем врать, изменять, изворачиваться…»

У него голова пошла кругом: слишком много связей, оборванных концов, обнажённых проводов. Так и до короткого замыкания недалеко.

Он приготовил себе кружку чая, поставил на проигрыватель «Плотный воздух».[26] Потом уселся в кресло, приготовившись к долгому ночному бдению.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

13

— А эта Лора Смит — она не водит тебя за нос?

Ребус сидел в кафе на Моррисон-стрит между Торфихен-плейс и вокзалом Хеймаркет. Он обычно избегал этого района города — из-за работ по прокладке трамвайных путей чуть ли не половина улиц оказалась перекрыта. Он занял последнее свободное место в надземной парковке у Вест-Эпроуч-роуд и оттуда пешком пошёл в кафе.

Было ещё утро, и заведение продавало помаленьку кофе и булочки сошедшим с поезда посетителям. Столиков как таковых здесь не имелось — одна длинная стойка вдоль окна и ряд высоких узких табуретов. На одном сидела Шивон Кларк, Ребус предпочёл стоять. Он снял крышку со стаканчика кофе и дул на него, а Кларк отщипывала кусочки от влажного внутри круассана и кидала себе в рот.

— Возможно, — согласилась она. — Но зачем ей это?

— Что она, в сущности, говорит? Форбс Маккаски поставляет наркотики своим друзьям-студентам. Неизвестно, в каком количестве и что за препараты. Травка, героин?

Кларк молчала.

— Сама не знаю, как с этим быть, — сказала она наконец. — Точнее, не знаешь, стоит ли принести это Нику Ральфу в нынешнем сомнительном виде или лучше сперва попытаться найти что-нибудь доказательное?

— Да, примерно так. — Она проверила время по своему телефону.

— Пресс-конференция?

Кларк кивнула:

— В отеле через двадцать минут, тут недалеко.

— Результаты вскрытия есть?

— Думаю, поступят позднее. — Она посмотрела на него. — У тебя была трудная ночь?

— Да нет.

— Спать ложился?

— Под пение птиц на рассвете.

Он рассказал ей об утреннем звонке Джессики Трейнор.

— Что, поставка сорвалась? — предположила Кларк, чуть оживившись. Заказанный ею эспрессо был уже выпит, и одно её колено подёргивалось.

— Возможно. Помнишь багажник машины? Закрытый на первой фотографии после аварии…

— Но распахнутый к тому времени, когда мы приехали. Может, кто-то что-то оттуда забрал?

— Форбс Маккаски запаниковал и дал дёру. Но потом одумался и решил остаться поблизости. Когда «скорая» увезла Джессику и патрульная машина уехала…

— Он вернулся, открыл багажник и взял то, что лежало внутри? — Глаза Кларк немного расширились. — И он находился вблизи дома родителей, а потому отнёс наркотик туда?

— Может быть, поставщики решили вернуть товар… раз сделка сорвалась, — предположил Ребус.

— Форбса они не обнаружили, но им подвернулся его отец?

— Всё это в лучшем случае догадки, Шивон, — остерёг её Ребус. Он полночи провёл, пытаясь собрать целое из отдельных частей этой головоломки.

— И нам необходимо поговорить с Форбсом?

— Может, проще будет начать с его подружки. Она сегодня должна вернуться в квартиру. Её отец собирается уехать.

— Она, таким образом, становится слабым звеном? — Кларк кивнула, хотя вид у неё был не слишком убеждённый. Она увидела, что очередь у прилавка растаяла. — Нужно взять ещё кофе, захвачу с собой.

— Ты уверена? — Он кивком показал на её колено. — Я бы сказал, что у тебя уже трясучка сильнее, чем у музыкантов, которые играют с Нилом Янгом.[27]

— Он выступает в Глазго — Нил Янг.

— Тринадцатого июня, — подтвердил Ребус.

— У тебя есть билет?

Он помотал головой:

— Остались только стоячие места.

— А тебе в твои годы нужно удобненькое сидячее местечко? — с улыбкой спросила Кларк.

— Не всё я готов отстаивать, — пошутил Ребус. — Тебе пора бы уже это знать…

Он прошёл с ней в отель и первые несколько минут стоял в задних рядах, пока старший инспектор Ральф вводил присутствующих в курс дела. К обычным, жадным до горячих новостей репортёрам присоединилась пара политических акул. Ребус узнал их по вечерним дебатам на телевидении. (Он понятия не имел, о чём там спорили, — звук у него всегда был выключен, утомительной телеговорильне он предпочитал музыку.) Эти типы вместо обычных ноутбуков пользовались смартфонами или айпадами, и вид у них был пресыщенно-скучающий. Вероятно, им хотелось бы видеть сейчас яркие огни Вестминстера, слышать бой курантов Биг-Бена… Ребус чуть ли не сочувствовал им, выходя из отеля и направляясь к своей машине. Он позвонил Фоксу — убедиться, что кабинет не закрыт.

— Я подумал, мы можем неплохо провести время, — сказал ему Фокс. — Договорился о разговоре с Альбертом Стаутом и Норманом Каттлом.

— Хотите, куплю им что-нибудь по дороге — слуховую трубку или пакетик ментоловых леденцов?

— Когда я говорил с ними по телефону, они показались мне вполне бодрыми.

— И где вы сейчас?

— В офисе Элинор Макари. Она проинформировала меня о ходе следствия по Билли Сондерсу.

— И?

— Дело ведёт полицейское отделение в Крейгмилларе — кажется, без особого энтузиазма.

— Да какой с них спрос? Билли исчез только вчера, — возразил Ребус.

— И тем не менее Макари отправила одного из своих прокуроров, чтобы накрутил им хвост. Этот бедолага теперь будет ходить за ними следом как приклеенный.

— Когда-то в Крейгмилларе клей был на вес золота, — заметил Ребус. — Так что — встретимся у Макари?

— А почему нет? — сказал Малькольм Фокс.

В самом деле, почему бы и нет, подумал Ребус, закончив разговор, и повернул под светофором налево.

Альберт Стаут жил один в доме начала двадцатого века; из окон открывался вид на гольф-поле Мьюирфилд. Такой дом стоил немалых денег, правда новым хозяевам пришлось бы потратиться — выпотрошить его и переоборудовать заново. Радиаторы центрального отопления были ровесниками дома, а тепла от них исходило не больше, чем от спички. В доме стоял устойчивый запах сырости, оконные рамы подгнили, а ковры по краям подёрнулись плесенью. И повсюду книги и стопки газет — Стаут сообщил, что пишет мемуары.