Ядовитое жало - Николай Далекий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При появлении Когута–второго повторилась та же самая сцена. Была у него тоже встревоженность в глазах, он также сперва назвал себя Андреем Когутом, затем, смутившись, поправился, также с болью в голосе сказал: «Так, мама» и торопливо протянул руку к фотографии.
В этот момент, не отрывая глаз от «близнеца», Юра невольно затаил дыхание. Кажется, с его начальником произошло то же самое.
Когут–второй растерянно замигал глазами. Он смотрел на фотографию недоуменно, испуганно. Повертел ее в руках и, проглотив появившийся в горле комок, сказал решительно:
— Ннет, это не мама. Это ошибка.
— Как? — торопливо вмешался Серовол. — Не может быть! Все соседи…
— Нет, это не моя мать, — отстраняя от себя руку с фотографией, заявил хлопец. — Кто мог такое сказать?
— Но, может быть, тетка?
Когут еще раз, уже подозрительно и брезгливо посмотрел на фотографию.
— Нет, нет! И не тетя. Это какая‑то незнакомая женщина. Никогда не видел. Нет…
Серовол дал обратный ход. Он как бы огорчился, сказал, что хлопцы, видимо, напутали, принесли не тот снимок, что он все выяснит, и, возможно, Когут в скором времени получит фотографию своей матери.
На этом было покончено, и Андрей Когут был отпущен. Он ушел, сохраняя на лице задумчивое, грустное выражение.
— Ну вот, Юрочка, кажется, мы разделались с твоими сиамскими близнецами, — удовлетворенно сказал Серовол, передавая своему помощнику фотографию. — Можешь вычеркнуть Когута–второго из кондуита.
Юра с удовольствием выполнил приказание своего начальника. Он всегда испытывал радость, когда можно было вычеркнуть кого‑либо из кондуита ― проверенный, чистенький, наш!
Серовол ушел в штаб и вернулся только под вечер. Он сказал Юре, что видел Москалева и тот дал понять, что каких‑либо новостей у него пока нет.
— Товарищ капитан, а за Когутом–первым надо бы устроить наблюдение. Не ровен час…
— Уже сделано, товарищ Коломиец! — шутливо отрапортовал Серовол, прищурился и спросил неожиданно: — Вот ты, Юра, предсказатель… Можешь угадать, какие события произойдут в ближайшие сутки?
Это было сказано неспроста. И ироническое словечко «предсказатель»… Сжав губы, Юра пристально смотрел в глаза своему начальнику и по танцующему в них веселью понял, на что тот намекает. Спросил едва слышно:
— Самолеты прилетят?
— Да, — так же тихо ответил капитан. — Нашего полку прибудет. Держись тогда, Ганс…
На этот раз все было сделано тихо, четко и гладко.
В полночь отряд был поднят по тревоге, роты отошли на пять километров в сторону Старого кордона и заняли там оборону. Никто, даже командиры рот не знали в чем дело, пока не появились самолеты. Сигнальные костры у Старого кордона зажгли бывшие военнопленные, явившиеся туда из своего «санатория» под командованием комиссара на час раньше. Они приняли грузы и двух парашютистов. В тюках ― оружие, боеприпасы, обмундирование на сто пятьдесят человек. Новых бойцов вооружили и одели тут же, на «аэродроме». В эту ночь «санатория» не стало, появилась четвертая рота.
Оба парашютиста исчезли раньше, чем их успели хорошенько рассмотреть. Говорили, что их увел куда‑то Третий.К утру отряд вернулся на свои обжитые места.
Юра Коломиец нашел своего начальника в той же хате бабки Зоей, из которой они вышли незадолго до объявления ночной тревоги. Уже хорошо рассвело. У ворот, точно часовой, прохаживался почтарь Вася Долгих.
— Гости… — тихо сказал он проходившему мимо Коломийцу.
В той половине хаты, которую они занимали с Сероволом, сидели за столом два бравых усатых молодца. Они вели с хозяином какой‑то деловой разговор.
— Вот он! — обрадованно и в то же время сердито воскликнул капитан, как только Юра переступил порог. — Мой помощник. Знакомься, Юра. Это — Петрович. Это — Сергей, Сережа…
Петрович был постарше. Лицо тонкое, интеллигентное. Энергично пожимая руку Юры, он цепким взглядом ясных внимательных глаз ощупал фигуру помощника Серовола, как бы проверял на крепость. Пожатие Сергея было мягким, нежным, и если бы не пышный чуб, выбивавшийся из‑под кубанки, бачки на всю щеку и лихо подкрученные светлые усики, Юра подумал бы, что перед ним женщина. Сергей, видимо, уловил какое‑то сомнение в глазах Коломийца и усмехнулся, показывая отличные белые зубы.
Юра понял: это и есть прибывшие с Большой земли парашютисты.
Как только церемония знакомства была закончена, Серовол набросился на своего помощника.
— Куда ты исчез? Где пропадал?
Юра Коломиец мог бы многое рассказать капитану: и о том, почему он потерялся в лесу, и что ему сообщили сперва Стельмах, затем Портной, понявшие, что помощник Третьего интересуется голубями неспроста, и как продолжался поиск, пока попавшая в руки ниточка не привела его во двор старого Кухальского, у хаты которого Портной услышал однажды глухое воркование голубя. Но на подробный рассказ ушло бы много времени, а надо было спешить, и Юра сказал коротко:
— Есть голуби, их тайно держит старый Кухальский, разговаривать со мной отказался, требует, чтобы к нему явился сам Бородач.
Капитан все понял и не стал расспрашивать, а Петрович с любопытством посмотрел на Юру и произнес одобрительно:
— Значит, голубиная почта подтверждается? Здорово! — Очевидно, капитан уже успел информировать гостей о многом.
— Придется сбегать, — озабоченно сказал гостям Серовол, вынимая бумаги из сумки. — Вот схематическая карта Кружно и Княжполя и все, что касается Ганса. Посмотрите. Я скоро вернусь.
Чтобы ускорить дело, капитан взял в штабе два велосипеда и покатил со своим помощником в Любязскую Волю, где квартировала вторая рота.
Старик Кухальский встретил их у ворот и сразу же повел в хату. Когда вошли в горницу, хозяин попросил присесть и дипломатично обратился к Сероволу:
— Слушаю пана офицера… Какое дело у пана ко мне?
— Отец, голуби у вас есть?
— Нету, — замотал седой головой Кухальский.
— Но ведь были, мы знаем… Так разве я отрицаю? Были.
— А куда они делись?
— Этой ночью он последнего забрал. С клетки.
— Кто — он?
— Тот пан, что всегда за голубями приходил.
— Ну, а кто он такой? Ведь вы же его знаете…
— Откуда мне знать? — пожал плечами старик. — Приходит ночью, берет голубя и уходит.
Простодушие Кухальского обезоруживало. Серовол крякнул и сказал строго:
— Отец, тут что‑то не так. Почему вы скрывали ото всех, что держите голубей?
— Так это же тайна, пан офицер, большая тайна, — перешел на пугливый шепот Кухальский. — Меня предупреждали, я клятву давал. Вы сами должны знать. Не знаете? — Старик растерянно взглянул на Серовола. — Тогда зовите вашего главного, того, что с бородой. Ему должно быть все известно.
Серовол и Юра озадаченно взглянули друг на друга. Дело принимало странный оборот. Судя по всему, Кухальский не хитрил и не хотел ввести их в заблуждение. Скорее всего, его самого ввели в заблуждение при помощи какого‑то обмана.
Бородача звать не пришлось. Догадавшись, что партизаны подозревают его в чем‑то 'нехорошем и желая поскорее рассеять недоразумения, Кухальский по первой же просьбе Серовола охотно поведал ему всю историю с голубями.
Все началось три месяца назад, после того как в районе лесных хуторов появились советские партизаны. Однажды Кухальский пошел на базар в Кружно, и там, когда он продал своих принесенных в клетке молодых петушков, к нему подошли двое незнакомых. Пригласили в корчму выпить кружку пива, побеседовать о важном деле. Он сначала отказался было, но один из незнакомцев показал письмо от младшего сына Кухальского ― Зигмунда, который пропал без вести еще осенью 1939 года, когда Германия напала на Польшу. Так как Кухальский грамоты не знает, ему тут же на базаре прочли письмо. Зигмунд сообщал, что он жив, находится недалеко, среди польских партизан, воюет с немцами, и просил отца оказать услугу тем людям, какие передадут ему письмо. Затем пошли в корчму, выпили пива в укромном уголке, и приятели сына объяснили Кухальскому политическую обстановку. Сказали, что польские и советские партизаны выполняют одну и ту же задачу ― бьют немцев, поэтому должны поддерживать друг с другом надежную связь. Кухальский может безо всякого риска для себя помочь им. Ему дадут голубей, он отнесет их домой и будет выдавать специально назначенному советскому партизану по его требованию. Это дело надо держать в строжайшей тайне, так как у немцев и бандеровцев везде свои шпионы, и, если тайна будет раскрыта, может погибнуть много советских и польских партизан. Так начал он носить голубей из Кружно. Трижды приносил, по четыре штуки каждый раз. Давали ему птицу те же самые люди.
Серовол слушал старика угрюмо, гоняя желваки под кожей щек.
— Этот человек приходил за голубями ночью?
— Так, только ночью.