Крутые повороты - Александр Борин

Протест внесен. Президиум отменяет все предшествующие приговоры, определения, постановления и направляет дело на новое расследование. После того как оно завершено, дело опять ложится на стол судебной коллегии по уголовным делам Гурьевского областного суда (Шильманов на этот раз в заседании, естественно, не участвует).

Коллегия выносит Михайлову оправдательный приговор.

Верховный суд Казахстана этот оправдательный приговор оставляет без изменений. Он вступает в законную силу.

Юридическая история на этом заканчивается. Но человеческая, нравственная — еще нет. Она только переходит в самую решающую и напряженную фазу.

Помните, я сказал, что, присудив Михайлова к пяти годам лишения свободы, Шильманов сообщил об этом в областную газету и та напечатала его письмо под рубрикой «По следам наших выступлений».

Сейчас, когда человек оправдан, Шильманов снова обращается в газету. Он просит публично объявить, что в свое, время Михайлов был опорочен незаслуженно, что лично он, судья Шильманов, тогда ошибался, а его коллеги, члены областного суда, поступили, наоборот, справедливо, никакого опасного «либерализма» к преступнику отнюдь не проявили. Газета это сделать обязана, ибо иначе будет нарушен советский закон, защищающий от публичных поношений честь и достоинство советских граждан (статья седьмая Гражданского кодекса республики).

Я до сих пор не понимаю, как товарищи из редакции не увидели в этом письме повода для большого нравственного разговора — о правдолюбии, честности, гражданском мужестве. Бьюсь об заклад, подобные письма не каждый день поступают в газету.

Но в редакции повода не увидели.

Более того, нашелся даже некий журналист, который поступок Шильманова расценил совершенно иным образом.

«Что же это получается?» — недоумевает он в своей статье, напечатанной вскоре после письма судьи в редакцию. Сперва, мол, Шильманов сам участвовал в вынесении Михайлову обвинительного приговора, а теперь требует от газеты опровержения да еще ссылается при этом на советский закон. «Похоже на шантаж!» — расценивает журналист.

Вольно или невольно у этого журналиста получается: ошибся, несправедливо обидел человека неважно, упорствуй, отстаивай свое, защищай честь мундира.

При этом нравственная глухота, как это часто бывает, обнаруживает и неуважение к закону, к праву, отсутствие элементарного правосознания.

«Облсуд вынес оправдательный приговор, — упрекает автор статьи. — Но достаточно ли обоснованно?»

А о том, что оправдательному этому приговору предшествовало изучение дела в Верховном Суде СССР, разбирательство в президиуме Верховного суда республики, что приговор вступил в законную силу, — об этом в статье ни слова, ни полслова: не ложится в строку. И о том ни слова, что, когда гурьевский областной прокурор, «по инерции» вероятно, предложил горздраву уволить Михайлова, в дело вмешался прокурор республики и обязал своего горячего коллегу «принять меры к восстановлению нарушенного права».

…Существуют такие ходячие выражения: «профессиональная честность», «профессиональное мужество», «профессиональный долг», «профессиональная этика».

С точки зрения этих категорий судья Шильманов лишь оказался на уровне своего служебного судейского кресла, а несправедливо покритиковавший его журналист, увы, нет. Недотянул, недобрал. Вот еще немножечко подучится, поднатореет, вместе с профессиональным мастерством наберется и профессиональной этики и уже никогда больше не совершит подобных огорчительных ляпсусов.

Так?

Боюсь, не так. Совсем не так.

Я все-таки думаю, что строки эти: «Прошу отменить мое решение» — написал не просто хороший судья, но прежде всего честный и мужественный человек. И окажись он не в своем судейском кресле, а, скажем, в том же кресле журналиста, он точно так же выступил бы в защиту справедливости, а не стал бы лупцевать ее пером по башке. Профессиональное мастерство, профессиональное умение, очевидно, очень помогают нам не натворить сослепу дурных дел и, не блуждая во тьме, точно выбрать самые верные и надежные способы для реализации наших добрых побуждений. Но профессиональной этики, профессиональной совести, я убежден, нет, не существует. Это было бы ужасно, если бы этика и совесть зависели от цвета спецодежды, которую носит человек, или формы служебного кресла, которое он занимает. Не приведи господи!

Сегодня я хочу публично снять шапку перед порядочным человеком — судьей из казахского города Гурьева Абуляисом Шильмановичем Шильмановым.

Просто так…

Я уж было хотел закончить эту главу, поставить последнюю точку, но тут вдруг подумал: о разных людях рассказал я сейчас. Одни умели обойти, уговорить достаточно покладистую совесть, надежно защититься от ее строгого, не нелицеприятного суда, другие же, как судья Шильманов, всегда готовы были держать перед своей совестью честный и бескомпромиссный ответ.

Но ведь прежде чем такой непростой, строгий диалог с собственно совестью начнется, человек должен, как минимум, научиться задумываться. Не правда ли? То есть мир видеть открытым, незасоренным взглядом, отдавать себе отчет в собственных действиях, заранее понимать и предвидеть возможный их результат, возможные их последствия, рассчитывать, что называется, на несколько шагов вперед.

Скажете: да это же элементарно, пустяк! Правильно поступить не каждый из нас сумеет, одному не хватит доброй воли, другому — сил и мужества. А уж задуматься какая это наука? Легче легкого!.. Отойди в сторонку, обопрись подбородком о кулак, сиди и думай. Никто не мешает.

А я вот позволю себе с этим не согласиться. Наука, да еще какая! Может быть, одна из труднейших и важнейших в мире наук. И учиться ей надо не спустя рукава когда-нибудь и как-нибудь, а упорно, настойчиво, с измальства, с самых молодых ногтей.

Иначе, берегись, поздно будет!

…В тот день на станции Безымянка Куйбышевской железной дороги чудом лишь не произошло крушение. Маневровый тепловоз не остановился у красного запретительного сигнала светофора, влетел на железнодорожный путь, по которому только что прошел пассажирский поезд.

Случись это секундами раньше — и катастрофа неминуема. Разрушения, человеческие жертвы…

Начали выяснять, в чем же дело, почему не остановился у светофора тепловоз, и обнаружили: светофор взломан, вскрыт, красная линза в нем отсутствует.

Из справки заместителя начальника четвертой дистанции сигнализации железной дороги. 4 декабря на 21 час 15 минут на станции Безымянка разоборудовано 6 светофоров, с которых похищено 16 светофильтров. 5 декабря на станции Средняя Волга разоборудовано 5 светофоров, с которых похищено 10 светофильтров, 11 декабря на станции Безымянка разоборудован светофор…

Обстановка создалась чрезвычайная. По инстанциям шли телеграмма за телеграммой. На ноги была поднята железнодорожная милиция. Массовое повреждение светофоров грозило парализовать движение на всем участке пути.

Одно только было непонятно: кому же это понадобилось? И зачем? Бандиты орудуют? Вредители? Диверсанты?

13 декабря злоумышленники, наконец, попались. На месте преступления, с поличным. В карманах пальто — плоскогубцы, ломик-«фомка» и плитки шоколада «Сказки Пушкина». На допросе в милиции задержанные назвали себя: Фарид Незамутдинов — учащийся Куйбышевского 49-го профессионально-технического училища; Сергей Масленников — студент радиомеханического техникума; Сергей Куваев — студент Железнодорожного. Все трое ровесники — шестнадцать-семнадцать лет.

Зачем понадобилось им выводить из строя светофоры, парализовать движение поездов? Нет, такой цели у них вовсе не было. Все обстояло гораздо проще. Вы даже не представляете себе, как просто все обстояло.

В те дни на экранах кинотеатров демонстрировался фильм «Экипаж». Волнующая, увлекательная картина о мужестве и благородстве летчиков, об их героизме и высоком чувстве ответственности. Но был в этой ленте и такой эпизод: один из персонажей смастерил установку для световой музыки. Включается магнитофон, звучит мелодия, и на потолке искрятся, переливаются, живут разноцветные узоры. Очень красиво.

Идея эта оказалась заразительной. Захотелось и у себя дома создать то же самое. Но для аппарата нужны были цветные светофильтры: красный, желтый, зеленый. Где взять их? В магазинах не продаются. И тогда кто-то сказал: «Слушай, а ведь те, в железнодорожных светофорах, вполне годятся…»

Сижу, беседую с ними троими. Сперва — с каждым порознь. Потом — разговариваем все вместо. Пытаюсь понять: о чем они думали, создавая угрозу страшной железнодорожной катастрофы? Как относились к тому, что в результате их действий вполне могли пострадать, погибнуть люди? Ведь что-нибудь они все-таки думали, как-то, наверное, относились. Не малые дети — взрослые, сознательные люди. Вот-вот закончат средние учебные заведения.