Лакомный кусочек - Маргарет Этвуд

— Хочешь, я принесу тебе что-нибудь почитать? — спросила она и тут же подумала, что так, наверное, ведут себя в палатах дамы из женского клуба, которым поручают посещать больных.

— Отличная идея! Но вообще-то мне вряд ли удастся на чем-нибудь сосредоточиться, во всяком случае — в ближайшее время. Я или сплю, или… — Клара понизила голос, — слушаю, о чем говорят мои соседки. Может быть, на них влияет больничная обстановка, но они непрерывно рассказывают о выкидышах и разных болезнях. Действует ужасно — начинаешь думать, что скоро придет и твоя очередь мучиться от рака груди или внематочной беременности или выкидывать четырех близнецов каждую неделю. Кроме шуток, случилось же это с миссис Моуз — с той крупной женщиной, что лежит в самом дальнем углу; просто поразительно, с каким спокойствием они об этом рассказывают; они даже гордятся своими гнусными болячками — извлекают их на свет, точно медали, чтобы похвастаться, да еще расписывают во всех клинических подробностях. Прямо какое-то любование болью. Я и сама ловлю себя на том, что рассказываю о своих собственных болячках, будто я тоже не хочу ударить в грязь лицом. Почему у женщин такие извращенные вкусы?

— У мужчин тоже бывают извращенные вкусы, — сказала Мэриан.

Клара говорила больше, чем обычно — почти без умолку, — и это удивляло Мэриан. За время второй половины ее беременности Мэриан успела забыть, что у Клары есть разум и способность иметь точку зрения на окружающее; беременная Клара напоминала ей губку — бо́льшую часть времени она была поглощена своим раздутым животом. Слушать, как Клара рассуждает и высказывает свое мнение, было в высшей степени странно. Мэриан даже решила, что у нее какой-то послеродовый сдвиг, хотя, конечно, не такой сильный, чтобы считать это истерикой: Клара вполне владела собой. Может быть, все это как-то связано с гормонами.

— У Джо я ничего такого не замечала, — Клара улыбнулась счастливой улыбкой. — Не знаю, как бы я управлялась, если бы он не был так здоров: и за детьми ухаживает, и стирает, все делает… Мне нисколько не страшно оставить на него дом — как сейчас, например. Я уверена, он вполне заменит меня, хотя с Артуром у нас, знаешь, не все ладно. Он уже научился садиться на горшок и почти никогда не забывает попроситься, но в последнее время стал почему-то делать запасы — скатывает свои какашки в маленькие шарики и прячет их повсюду — в буфет, в нижний ящик шкафа. Мы просто не успеваем уследить за ним, один раз я нашла катышки в холодильнике, а Джо говорит, что недавно обнаружил целую шеренгу затвердевших шариков на подоконнике в ванной, за занавеской. А когда мы их выбрасываем, Артур расстраивается. Представления не имею, что заставляет его делать это. Может, он вырастет банкиром?

— Это не связано с новым ребенком? — спросила Мэриан. — Может быть, он ревнует?

— Вполне вероятно, — сказала Клара и безмятежно улыбнулась. Она крутила между пальцами стебель одной из белых роз. — Но я все болтаю о себе, — продолжала она, поворачиваясь на кровати, чтобы лучше видеть Мэриан. — А мы так до сих пор и не поговорили о твоей помолвке. Мы с Джо думаем, что это замечательно, хотя как следует и не знакомы с твоим Питером.

— Когда ты вернешься домой и будешь получше себя чувствовать, мы непременно соберемся все вместе. Я уверена, он тебе понравится.

— На вид он прямо красавец. Конечно, нельзя судить о мужчине, пока не выйдешь за него замуж; тогда-то в нем и проявятся разные отвратительные качества. Как я расстроилась, когда поняла, что Джо — далеко не ангел! Не помню, что именно раскрыло мне глаза, — какая-то мелочь, вроде того, что он без ума от Одри Хепберн или что он тайно занимается филателией.

— Чем? — спросила Мэриан. Она не знала, что такое филателия, но звучало это слово весьма подозрительно.

— Марки собирает. Конечно, он не настоящий филателист — он просто сдирает марки с конвертов. Одним словом, мужчина раскрывается не сразу. Теперь-то я знаю, если Джо и святой, то не из самых безгрешных.

Мэриан не знала, что сказать. В том, как Клара говорила о своем муже, звучало самодовольство, которое смутило Мэриан; в нем была сентиментальность любовных историй из женского журнала. Мэриан чувствовала также, что Клара пытается наставлять ее, и это еще больше сбивало с толку. Бедная Клара! Уж кому-кому, но только не ей давать советы другим! Какие уж тут советы, когда она так влипла: трое детей в ее-то возрасте! Питер и она, Мэриан, подходили к своей будущей жизни более трезво. Если бы Клара спала с Джо до брака, у них все сложилось бы гораздо удачнее.

— Я считаю, что Джо — замечательный муж, — сказала Мэриан великодушно.

Клара рассмеялась. И вдруг сморщилась от боли.

— О, черт! Болит в самых неподходящих местах! Нет, неправда: на самом деле ты думаешь, что мы с Джо — дураки и неумехи и что ты бы спятила, если бы пожила в таком хаосе. И ты не можешь понять, как это мы с Джо до сих пор не возненавидели друг друга!

Тон у нее был вполне добродушный.

Мэриан начала возражать, в душе укоряя Клару за то, что та пустилась в откровенности. Но в эту минуту медсестра просунула голову в дверь и объявила, что время визита истекло.

— Если захочешь повидать ребенка, спроси у кого-нибудь, где они лежат, — сказала Клара, прощаясь. — Ты увидишь их через стекло. Они все совершенно одинаковые, но тебе укажут моего, если ты попросишь. На твоем месте я бы не пошла — смотреть не на что. Новорожденные дети похожи на красные сморщенные сливы.

— Тогда я, пожалуй, подожду, — сказала Мэриан.

Она вышла в коридор, думая, что Клара — совершенно неожиданно — оказалась чем-то озабочена; это было особенно заметно, когда она несколько раз тревожно сдвинула брови. Но чем именно озабочена Клара, Мэриан не могла понять, а гадать ей было недосуг; она чувствовала, что избежала какой-то опасности, радовалась тому, что она не Клара.

Пора было подумать о вечере. Сперва перекусить в ближайшем ресторанчике; тем временем давка в транспорте поубавится, и можно будет заскочить домой за бельем. Что взять? Пару блузок, что ли? Или юбку со складками? У Мэриан имелась такая юбка, и ее как раз надо было выгладить. Но уже в следующую минуту она решила, что юбка, пожалуй, не подойдет; да и гладить ее слишком трудно.

Ближайшие несколько часов обещали быть такими же напряженными, похожими на скрученную спираль, как середина дня, когда сперва позвонил Питер, и они долго обсуждали, куда пойдут обедать, — пожалуй, даже слишком долго; а потом ей пришлось позвонить ему и сказать: «Мне очень жаль, милый, но у меня неожиданно переменились обстоятельства, давай отложим нашу встречу, хорошо? На завтра?»

Он рассердился, но вынужден был сдержаться — ведь накануне он проделал с ней то же самое. Правда, ее «обстоятельства» были совсем не служебного характера: ее планы изменил неожиданный телефонный звонок. Голос в трубке произнес:

— Говорит Дункан.

— Кто?

— Парень из прачечной.

— А, это вы! — теперь она узнала его голос, звучавший более напряженно, чем прежде.

— Простите, что я напугал вас в кино, но вам ведь до смерти хотелось узнать, что я ем.

— Да, действительно хотелось, — сказала она, поглядев на часы, а потом на открытую дверь помещения миссис Боуг. Разговор с Питером уже отнял у нее довольно много служебного времени.

— Это были тыквенные семечки. Я пытаюсь бросить курить, и они мне очень помогают. Есть чем рот занять. Я их покупаю в зоомагазине, вообще-то это птичий корм.

— Вот как, — сказала она, чтобы заполнить наступившую паузу.

— А фильм был поганый.

Мэриан подумала, что телефонистка наверняка подслушивает — это было в ее правилах. Интересно, как она отнесется к такому разговору — явно не служебному.

— Мистер… Дункан, — сказала Мэриан как можно официальнее, — видите ли, я нахожусь на службе, и нам не разрешается подолгу разговаривать по телефону, во всяком случае — по личным вопросам.

— А! — сказал он. Он был явно обескуражен, но даже не пытался найти выход из положения.

Она представила себе, как он стоит с трубкой в руке — мрачный, с запавшими глазами, — молча ждет ее следующей реплики. Она не понимала, зачем он звонит. Вероятно, ему необходимо общаться с ней, хотя бы по телефону.

— Но мне хотелось бы поговорить с вами, — сказала она приветливо, — только в более удобное время.

— Да, — сказал он, — честно говоря, я в этом нуждаюсь. Прямо сейчас. То есть мне нужно… нужно что-нибудь гладить. Я перегладил все, что имелось в доме, даже кухонные полотенца. Вот я и подумал, нельзя ли мне прийти к вам и выгладить что-нибудь для вас.

Глаза миссис Боуг были устремлены прямо на нее.

— Конечно, можно, — сказала она деловым тоном. Потом вдруг подумала, что произойдет катастрофа — почему, она еще не осознала, — если этот человек встретится с Питером или Эйнсли. Кроме того, неизвестно, какая буря разразилась в квартире после того, как она на цыпочках вышла утром на улицу, предоставив Лену выпутываться из сетей порока, пленивших его за дверью, украшенной его собственным галстуком. В течение дня Эйнсли ей не звонила — а это могло быть в равной мере как добрым, так и дурным знаком. И даже если Лену удалось спастись, гнев «нижней дамы», не сумевшей излить свое возмущение на виновника происшествия, мог легко обрушиться на голову ни в чем не повинного гладильщика как на представителя всего мужского сословия.