Лонтано - Жан-Кристоф Гранже

Лоик глянул на часы: скоро восемь. Солнце уже заливало гостиную. Он угробил два часа, замечтавшись. Вскочил, втянул в себя еще одну дорожку и отправился в ванную. Прохладный душ. Быстрое бритье. Костюм. Он уже открывал дверь, включая одновременно мобильник, когда внезапно остановился, уставившись на посылку, лежащую на дверном коврике.

Коричневая картонная коробка, заклеенная дешевым скотчем.

Лоик осторожно поднял ее – навскидку около килограмма – и вернулся в квартиру. Само наличие этой коробки было странным: дом представлял собой нашпигованную электроникой крепость, а консьержка хранила всю его почту до вечера. В голове уже роились мрачные гипотезы. Бомба. Отрезанный палец. Письмо, отравленное спорами сибирской язвы.

Из коробки исходил органический запах, что-то животное. Лоик подумал было, что лучше ее не трогать и позвонить отцу, но любопытство пересилило. На кухне он достал нож для суши, осторожно разрезал скотч и вскрыл картонку.

И тут же отскочил назад, едва сдержав крик: завернутый в газету огромный язык, утыканный осколками стекла. Дно коробки залито кровью. Острием ножа Лоик приподнял орган – обыкновенный субпродукт из мясной лавки – и обнаружил спрятанный под ним сложенный вчетверо листок в пластиковом файле. Не озаботившись даже надеть перчатки, он схватил его и развернул. Послание было написано заглавными буквами коричневатыми чернилами – возможно, кровью.

ЗАВЯЗЫВАЙ СО СВОИМИ ДИЛИШКАМИ В КОНГЕ

НЕ ТО МЫ ЕГО ТИБЕ ОТРЕЖЫМ.

Он рухнул на один из табуретов своей американской кухни, несколько раз перечитал послание и почувствовал невыносимую тяжесть в груди. Страх завладел каждой частицей его тела, нарушая весь метаболизм, мешая восприятию внешнего мира. Дыхание сперло, сердце застучало со скоростью ста двадцати ударов, на теле выступил обжигающий пот. От запаха крови кружилась голова.

Теперь, когда он совершил почти все, чего категорически нельзя было делать, оставался только один номер, по которому он мог позвонить.

29

Черное море. Синяя трава. Зеленые скалы. В утреннем тумане возникало небывалое зрелище. Феерический примитивизм. Высадка на Сирлинг была как переход в зазеркалье.

Они пристали к острову с запада, за черным гранитным волнорезом, – единственное место, где можно бросить якорь, по словам Аршамбо. Эрван подумал, что следует послать сюда команду: Висса и его убийца тоже наверняка причаливали в этой бухточке и могли оставить следы. Он направился вслед за остальными членами группы – Аршамбо, Верни и Ле Ганом: Крипо вылетел в Париж. Поднявшись по пляжу, они влезли на пригорок, обеспечивший сто восемьдесят градусов обзора.

Множество невысоких холмов напоминало складки на серо-буром ковре. На ближайшем от них высились гранитные блоки, похожие на позвонки чудовищного скелета, сплошь покрытого зеленым мехом.

Andiamo.[56] Эрван был счастлив. Проспав каменным сном, он проглотил свой завтрак в столовой базы среди молчаливых бойцов, а потом отправился в море, как рыбаки из романов Анри Кеффелека.[57] Дурнота его мучила меньше, чем он ожидал, и теперь, взбодрившись, он шагал по холодку, наслаждаясь теплотой своей одежды.

Собственно, радоваться было нечему. За ночь ничего нового не произошло. Он решил не звонить заместителю прокурора: пусть жандармы и магистрат сами между собой разбираются, пусть хоть жребий тянут – кому выпадет сообщать новости семейству Савири. Он также не рассчитывал на какие-то великие открытия на Сирлинге.

Они перебрались через два холма. Тростник и камыш окружали черные лужи с тревожно-сиреневым отливом среди одноцветного мрачного пейзажа, напоминающего тундру.

Третий холм: смена декораций. Разноцветье взорвалось как фейерверк. Розовые, белые, желтые рощи играли в чехарду по воле рельефа. А главное – вересковое поле, раскинувшееся гигантским розово-фиолетовым пудингом, словно таило в себе загадочную энергию.

– Ну что вы застряли? – потерял терпение Ле Ган. – Нам вон туда.

Эрван тронулся с места. Они перебрались через очередную вершину и обнаружили театр действий: сотни квадратных метров оцепленной земли, человек тридцать за работой на фоне соленых луж и серого песка. Техники в белых комбинезонах суетились вокруг дыры метров пяти в диаметре. Ныряльщики осушали ее, подведя тяжелые рифленые трубы.

«Вы транжирите деньги налогоплательщиков» – таковы были последние слова, которые бросил ему полковник Винк на пороге школы.

Один из техников подлез под оградительную ленту и двинулся им навстречу. Меховая ушанка делала его похожим на казака. Тьерри Невё, криминалист-аналитик.

– Как прокатились? – иронично поинтересовался он. – Идемте. Эпицентр взрыва вон там.

– Бахилы надеть?

– Бросьте. За сорок восемь часов на острове выпало больше десяти миллиметров осадков. Ноль шансов, что в этой грязище сохранились хоть какие-то отпечатки. Еще меньше – что сохранились волокна или органические фрагменты…

Вы транжирите деньги налогоплательщиков.

Они подошли к впадине, куда по веревке спускались ныряльщики. Другие парни передавали по цепочке черные герметические полипропиленовые кофры.

– Они привезли радары и зонды. Взрыв перевернул землю и, возможно, засыпал предметы. Но еще раз повторяю: не стоит надеяться на чудо.

– Что вы можете сказать о снаряде, который это сделал?

– Не много, и меня предупредили, что это секретная инф…

– Я задаю вам вопрос – вы отвечаете.

Невё улыбнулся под своей шапкой – длинные каракулевые уши заслоняли лицо. Теперь он походил на австралийскую собаку динго.

– Взрыв бомбы происходит в результате химической реакции. Окислительно-восстановительный процесс, или распад. Настоящая раскаленная вспышка. Все было распылено и сожжено. Но чтобы сказать точно, что именно… – Он поднял кусочек почерневшего металла.

Эрван взял его у него из рук:

– По-вашему, бомба содержала металлические фрагменты?

– Вроде DIME,[58] вы хотите сказать? Не думаю, нет. Вокруг ничего такого не обнаружено. И кстати, сомневаюсь, чтобы наша армия экспериментировала с такими снарядами. Они запрещены Женевской конвенцией.

Эрван вспомнил разодранную плоть, куски железа под кожей. И подумал, что это шрапнель. Что-то другое?

– Патологоанатом извлечет металлические частицы, вкрапленные в тело, – продолжил он. – Вы сможете их идентифицировать? Определить, идет ли речь о холодном оружии, об инструментах для пыток?

Невё нахмурился: такую версию событий ему еще не предлагали. Своим скрытничаньем Эрван тормозил ход расследования.

– Вы полагаете, что парень был убит до взрыва? – спросил аналитик.

Ответить Эрван не успел. В воздухе пронесся «рафаль». Техники и ныряльщики инстинктивно вжали голову в плечи. Шум не был шумом – во всяком случае, по человеческим меркам, – скорее чем-то вроде раздирания неба. Истечение са́мой твердой материи, какую только можно вообразить: изначальной магмы. Как если бы гору разорвали с такой же легкостью, как листок бумаги.

Истребитель уже исчез. Эрван глянул на остальных: они ошеломленно застыли. Далекий хрип еще витал в воздухе, словно распространяясь по всей вселенной. Потом шум уплотнился, устремляясь в новую атаку. Свист становился все явственней – гигантский фитиль, грозящий прорвать эфир, – и усилился. Превращаясь в тот же рев, что и в первый раз.

На этот раз Эрван не опустил глаз. Он увидел черный треугольник, разрезающий тучи. Белые дорожки на его крыльях напоминали ледяное пламя. Ревущие глотки реакторов выплевывали огонь такой концентрации, что он казался кусочком солнца. Пульпа столь раскаленная, что взгляд на нее обжигал глаза.

И вдруг он, с самого приезда испытывавший презрение к пилотам и военной форме, проникся безграничным восхищением людьми, способными укротить такие машины и покорить космические силы. Истинные демиурги.

Грохот утих, и ветер очистил атмосферу. Значит, маневры «рафалей» продолжаются. Никакого траура на «Шарле де Голле». Перед полицейским возник вытянутый силуэт адмирала Ди Греко – он забыл выяснить, какие именно функции тот выполняет на борту авианосца.

Они подошли к яме. Люди в неопреновых комбинезонах походили на толстых маслянистых тюленей, копошащихся на дне. Одного из них сейчас поднимали на тросе.

Парень представился: глава технической службы по подводным расследованиям.

– Пока что мы нашли вот что, – просто сказал он. – Вам это о чем-нибудь говорит?

Предмет был в опечатанном прозрачном пакете. Сквозь прозрачные складки Эрван различил кольцо. Он взял пакет и повернул его к рассеянному свету с моря. Там был перстень из грубого металла – свинца или серебра, – на печатке выгравирован кельтский герб.

– И что это дает? – спросил ныряльщик.

Не отвечая, Эрван протянул находку Невё. В груди образовалась гулкая пустота. Он узнал перстень, узнал без всяких сомнений.