Последний танец Марии Стюарт - Маргарет Джордж

– Нет! – крикнул Бейли и попытался вырваться. – Нет, я не совершил никакого преступления! Вы не имеете права!

– Все еще хнычешь о своих правах? – спросил тюремщик. – Здесь интересуются не правами, а знаниями. Поделись ими, и может быть, ты не отправишься на свидание с дыбой.

Бейли с зачарованным ужасом смотрел на легендарный механизм. Он имел прямоугольную деревянную раму длиной около шести футов, опиравшуюся на стойки высотой три фута. Стойки крепились в отверстиях, проделанных в каменном полу. В изголовье и ногах рамы находились валики, которые можно было вращать с помощью ворота. С концов валиков свисали веревки, по одной на каждую конечность пытаемой жертвы.

– Нет! – Бейли опрокинули спиной на раму и крепко прижали, в то время как два стражника привязали к механизму его лодыжки и запястья. Потом они отступили и начали вращать лебедки, поднимая Бейли и растягивая его как лист бумаги, пока он не повис на раме. Суставы несколько раз хрустнули под его весом.

– Это здоровая растяжка, – сказал один из них. – Почти приятное ощущение. Теперь ты действительно можешь сказать, что побывал на дыбе. Но для того, чтобы избежать неудобств, стоит честно рассказать обо всем. Мы подождем, пока начальник не объяснит… Ага, вот и наш достопочтенный пыточный мастер.

Хорошо одетый мужчина вошел в камеру и бодрым шагом направился к дыбе. Аромат его надушенных перчаток показался Бейли почти непристойным.

– Друг мой, я вижу, что вы уже познакомились с устройством, которым мы в Тауэре по праву гордимся, – любезно обратился он к Бейли. – Прочная дубовая рама, прекрасные опоры и балансировка… другой такой просто нет. Эти переносные устройства… – Он сделал пренебрежительный жест. – Разумеется, в стесненных обстоятельствах они могут быть по-своему полезны. Однако ее величество соизволили обеспечить нас таким помещением, которое позволяет дыбе полностью раскрыть ее возможности.

Бейли не мог оторвать взгляд от этого человека. Как он стал палачом? Был ли это талант, который проявился в детстве, когда он особенно любил расчленять живых лягушек, топить котят и рубить хвосты щенкам?

– Позвольте мне объяснить, как работает дыба, – продолжал пыточный мастер. – Мы будем натягивать веревки с помощью лебедок, и на каждой половине оборота вы будете… удлиняться. О, мы можем сделать вас на целый фут длиннее, чем было отпущено Богом! – Он от души рассмеялся и хлопнул себя по бедру. – Но ваши суставы и сухожилия будут протестовать. Эти упрямцы не хотят растягиваться! Они будут рваться и выскакивать из пазов, поэтому всегда бывает любопытно узнать, что может проявить больше упрямства: разум в своем нежелании раскрыть секреты, или сухожилия, не желающие отрываться от костей. Именно это делает работу интересной.

Он многозначительно помолчал.

– Это ваш последний шанс. Расскажите нам все: масштаб заговора, что говорили испанцы и папа римский, шифры и коды.

– Нет.

Пыточный мастер кивнул, и четыре помощника – по одному в каждом углу – стали крутить лебедки. Тело Бейли дернулось вверх и задрожало, когда оно приняло горизонтальное положение, а вращение валиков было остановлено железными стопорами на храповиках. Потом лебедки провернули еще на пол-оборота, и его плечи взорвались болью. Один сустав с треском вылетел из гнезда. Его тело осело, но слабину быстро выбрали очередным поворотом лебедки.

Бейли завопил. Его плечи пылали огнем, а грудь разрывала боль.

– Теперь будете говорить? Мы ждем.

Бейли что-то бессвязно бормотал и задыхался. Одна из связок в его бедре внезапно порвалась, и он потерял сознание.

– Окатите его водой, – презрительно бросил пыточный мастер. – Этот слабак не заслуживает нормальной пытки!

Джона Росса, епископа Лесли, втолкнули в подземную камеру, где он увидел тело Бейли, растянутое на дыбе.

– Мы скоро уберем его, – сказал пыточный мастер. – Вы ведь не хотите долго ждать?

Он кивнул помощникам, и они начали развязывать веревки. Бейли с глухим стуком рухнул на пол. Его оттащили в сторону, но Лесли заметил, что его лодыжки вывернуты под неестественным углом. Тело несколько раз ударилось об пол, пока стражники волокли его к выходу.

– Я буду говорить, буду! Не трогайте меня! – Лесли расплакался. – Что вы хотите знать? Письма? Я скажу вам. Королева Шотландии? Она порочная женщина и не заслуживает такого мужа, как благородный герцог Норфолкский. Она отравила французского короля Франциска, она убила Дарнли, а что касается Босуэлла… она пыталась убить и его тоже! Да, она привела его на поле боя при Карберри-Хилл, чтобы его убили! – Лесли упал на четвереньки и заслонился руками от воображаемых ударов.

– Посмотрите на верного слугу королевы Шотландии, – осклабился пыточный мастер. – Пусть ей всегда служат такие твари! – Он посмотрел на трясущегося Лесли и покачал головой: – Этот недостоин моего благородного инструмента!

– Новые сведения? – устало спросила Елизавета, когда Уолсингем поспешно вошел в ее личные покои с бумагами под мышкой. – Я не уверена, что хочу знать больше. Но нет, неведение хуже страдания. Продолжайте, прошу вас.

У нее болела голова; последние три дня она плохо себя чувствовала и пыталась убедить себя в том, что причиной был несвежий карп, съеденный за обедом в прошлую пятницу.

– Эти новости вас порадуют, ваше величество, – сказал Уолсингем. – Замок Дамбертон пал. Только лорду Флемингу удалось бежать, спустившись по отвесной стене. Все остальные попали в плен, за исключением архиепископа Гамильтона. Его повесили прямо в парадном облачении.

– Кто посмел? – спросила Елизавета. – Разве не было суда?

– Граф Леннокс распорядился казнить его. Теперь он утверждает, что архиепископ убил его сына Дарнли.

– Когда он приехал на слушания, то поклялся, что это был Босуэлл. Где здесь правда? Осталось ли хоть какое-то уважение к правде? – Елизавета была готова расплакаться.

– Ваше величество, я думал, вы будете рады этому известию, – в некоторой растерянности произнес Уолсингем.

– Рада? Новым убийствам и бессовестной лжи? Тогда вы просто глупец!

Елизавета запустила в него веером; она все равно ненавидела этот веер испанской работы. Уолсингем ловко уклонился.

– Мы изо всех сил трудимся для вас, – сказал он, изобразив оскорбленное достоинство. – Разве мы виноваты, что в мире полно грязи и лжи? Лесли предал свою королеву и рассказал нам о заговоре. Теперь мы нашли еще одно звено: Норфолк тайно посылал деньги сторонникам королевы в Шотландии. Это французские деньги, кроны и франки, взятые из ее вдовьего содержания.

– Что с того? – резко спросила Елизавета. – Как вы думали, на что она будет тратить свои деньги? Помогать графу Ленноксу?

Она налила в тарелку немного воды из графина, опустила туда носовой платок и стала прикладывать его к вискам.

– Мне все равно, как она тратит свои деньги, но слуги Норфолка, которые передавали золото, вдобавок предали своего хозяина.

Елизавета опустилась в кресло:

– Пожалуйста, расскажите мне о чем-то еще, кроме предательства. Осталась ли где-нибудь настоящая верность?

Она чувствовала себя еще хуже, чем до прихода Уолсингема.

– Только для вас, – ответил он. – Сесил и я, Роберт Дадли, Хаттон и Сассекс – мы все ваши верные слуги! И мы узнали, кто обманул ваше доверие. Вы готовы слушать? Цифра «40» в ее шифрах обозначала саму королеву Шотландии, а «30» – испанского посла. Если вы сомневаетесь в этом, то корреспонденция, полученная из Дамбертона, раскрывает масштаб тайных связей Марии с герцогом Альбой, Испанией и папой римским.

– Что с герцогом Норфолкским? – устало спросила Елизавета.

– Он приказал слугам уничтожить все тайные письма, полученные от Марии, но вместо этого они спрятали их и передали нам. Письма хранились под ковром, а шифры находились в тайнике на крыше. Герцог виновен в государственной измене, – медленно добавил Уолсингем.

– Будет ли суд? – спросила она. – Или от меня ждут, что я поступлю так же, как принято в Шотландии, и обойдусь без суда?

– В Англии все решает суд, – гордо произнес Уолсингем.

– Даже если вердикт известен заранее, – заметила Елизавета. – Я помню, как читала отчет о суде над аббатом; там было написано: «Его привели для судебного испытания и казни». Давайте не будем следовать этому примеру. Давайте тщательно изучим улики перед оглашением приговора.

Уолсингем озадаченно посмотрел на нее:

– Значит, мы будем тянуть с решением так долго, как только можно?

Сырой и холодный май был непривычным даже для Шотландии. В апреле повсюду лежал снег и лед, а цветы, появившиеся в начале мая, вскоре погибли от заморозков, и некоторые из них не успели распуститься. Каждая сторона восприняла это как дурной знак для другой стороны. Люди короля, как теперь называли сторонников регента, утверждали, что земля будет плакать до тех пор, пока страна остается разделенной, а люди королевы говорили, что само небо прячет лицо при виде изменников.