Последний танец Марии Стюарт - Маргарет Джордж

Маргарет Джордж

Последний танец Марии Стюарт

Скотту Джорджу

1920–1989

Любимому отцу, другу и учителю

Margaret George

Mary Queen of Scotland and the Isles

Copyright © 1992 by Margaret George

© Савельев К., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

Пролог

Мария Стюарт стояла на коленях перед распятием, но почему-то именно сегодня она не могла сосредоточиться на молитве. Нужные слова никак не шли, мысли путались. Прошло уже почти два месяца с того момента, когда они в последний раз виделись с Босуэллом, и почти столько же с того дня, как ее насильно увезли в Лохлевен – мощный замок на острове посреди глубокого и штормистого озера, которым владела леди Дуглас со своими многочисленными отпрысками. Кроме своего любимого сына лорда Джеймса, леди Дуглас имела семь дочерей и троих сыновей. А Линдсей и Рутвен, одни из основных виновников ее нынешнего заточения и участников заговора, которые когда-то прямо у нее на глазах так жестоко расправились с ее личным секретарем и, по сути, единственным другом Риччио, также состояли в тесном родстве с Дугласами.

Ее заключение в некотором роде являло собой надежную фамильную тюрьму, где все тюремщики были связаны узами родства и взаимной верности, поэтому в замке все время приходилось соблюдать осторожность: если не считать ее верных слуг, ее повсюду окружали враги.

Мария подошла к окну и вгляделась в даль, где поблескивала гладкая поверхность озера. Она размышляла, какой странной эта ситуация показалась бы ей всего два года назад. Она приезжала сюда раньше; они останавливались здесь с Дарнли перед свадьбой и охотились в окрестных холмах, а вечером возвращались на гребной лодке в свое убежище на острове. «Воплощенная мечта для невесты превратилась в воплощенную мечту для тюремщика», – в который раз подумала она. Теперь, когда Дарнли был мертв, а ее обвиняли в его убийстве, ей казалось невероятным, что она безумно любила этого человека и некогда всерьез рассчитывала на его поддержку, но который на поверку оказался тщеславным, трусливым, эгоистичным и вероломным. А она нуждалась в защите. Ситуация еще более усугубилась после убийства Риччио, в смерти которого был повинен Дарнли. Это обстоятельство, собственно, и вынудило ее в свое время в поисках опоры обратить внимание на графа Босуэлла. И как бы иронично это ни звучало, именно в день смерти Дарнли и начались ее настоящие злоключения, и, когда они закончатся, было неизвестно. Казалось, что, даже будучи мертвым, он продолжает плести против нее интриги и сеять в душах ее подданных сомнения. Выходя замуж за Босуэлла, Мария прекрасно сознавала, что противников их союза будет гораздо больше, чем когда два года назад она собиралась замуж за Дарнли.

Вдруг она вспомнила, как прочитала в одной из книг, что свобода может ничего не значить, если за ней тенью следуют голод и холод. Даже в этом замкнутом мире она чувствовала себя в некотором смысле в безопасности, к тому же пока у нее оставалась надежда на то, что Босуэлл что-то придумает и они снова будут вместе.

Хотя за последнее время Мария уже давно перестала чему-либо удивляться, ибо как объяснить тот факт, что она оказалась заложницей в собственной стране, решение о возвращении в которую далось ей с таким трудом! А ведь с того момента минуло всего несколько лет. Вдруг у нее возникла другая мысль: возможно, не стоило сюда приезжать. Да, в этой стране она родилась, здесь родился ее отец король Яков V… Но какие надежды она могла возлагать на это, если в памяти не возникали ни годы, проведенные здесь, ни даже люди, окружавшие ее в детстве. В ее воспоминаниях это по-прежнему было белым пятном. В этот хмурый день существовала и другая причина ее нерешительности, поскольку, набравшись смелости приехать сюда, ей пришлось собирать в памяти кусочки и обрывки легенд, которые она слышала, живя при французском дворе.

И теперь, в волнении стоя перед окном, она начинала спрашивать себя, не потерпели ли крах ее ожидания. Но когда-то она сумела побороть эти страхи. Было множество вопросов, которые требовали ответов, ведь когда-то, еще во Франции, после смерти ее первого мужа Франциска, ей казалось, что нищая, разоренная войнами Шотландия – все же единственное место, где она может заявить свои права на прошлое прежде, чем вступать в будущее. Ведь с первой минуты своей жизни она стала ставкой в дипломатической игре. Неудобным человеком, который не вписывался в окружающую обстановку и разрушал аккуратно выстроенные планы других людей.

Она родилась девочкой, в то время как ее отец жаждал иметь наследника мужского пола. Она стала принцессой, когда королевство нуждалось в принце. В ее жилах текла французская кровь, и она получила французское воспитание, что делало ее чужестранкой в королевстве, где ей предстояло править, и ненавистной для своего народа, так же, как ее мать Мария де Гиз. В стране, где, с одной стороны, властвовала Реформация, возглавляемая Джоном Ноксом, а с другой – вел свою игру ее сводный брат Джеймс. Она была единственной в мире католической королевой в протестантской стране. По своему полу, воспитанию и религии она не вписывалась в обычаи своего народа. Однако от этих трех вещей нельзя было отречься. Они составляли саму ее суть. Она пыталась компенсировать эти недостатки брачными союзами, но один оказался слишком слабым, а другой – слишком сильным. Она была миролюбивой королевой в стране, где уважали только силу.

Но как бы то ни было, она поклялась себе, что подождет еще и посмотрит, как будут развиваться события, а уже потом решит, как к ним относиться и что делать дальше. Чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, она решила прогуляться к причалу. Кроме того, сегодня должен был приехать Джордж Дуглас, единственный из рода Дуглас, кто относился к ней с симпатией и почти нескрываемым восхищением.

I

Мария стояла у причала, ожидая возвращения Джорджа Дугласа. Она знала, что ему приятно видеть ее здесь, облаченную в плащ с капюшоном, и это давало ей повод стоять у края воды, не вызывая опасений у стражников. Ей нравилось смотреть на воду, когда ветер нагонял рябь, или наблюдать за бегущими отражениями солнца и облаков. Теперь, когда осень вступила в свои права, озеро казалось туманным водоворотом, словно сон, исчезающий при пробуждении.

Ее стража постепенно утратила бдительность, но ей по-прежнему не разрешали самостоятельно покидать пределы замка. Марии позволяли стоять у причала лишь потому, что могли наблюдать за ней от главных ворот.

Распорядок службы был неизменным. Солдаты – гарнизон на острове насчитывал около шестидесяти человек – охраняли стены и единственные ворота. Они оставляли свои посты только во время короткого перерыва на ужин, когда все собирались в главном зале. Тогда ворота запирали, а ключи клали рядом с тарелкой сэра Уильяма до окончания ужина. Таким образом, они всегда оставались на виду.

Мария со своими слугами по-прежнему располагалась в квадратной башне, и две женщины из семьи Дуглас спали вместе с ними. Насколько они знали, Мария не отправляла и не получала письма, и единственным источником новостей для нее было то, что они ей рассказывали с разрешения лорда Джеймса. На самом деле молодой Джордж, возмущенный таким обращением с ней, выполнял роль ее связного с внешним миром. Из соображений безопасности она писала очень редко, но он держал ее в курсе событий, происходивших в Эдинбурге и других местах.

Милый Джордж! Иногда она думала, что это дар судьбы, поскольку не могла найти другого объяснения. Он был таким человеком, каким она раньше представляла Дарнли: храбрым, честным и невинным. Теперь он служил ей единственным утешением, сообщал последние новости, относился к ней как к женщине, достойной любви и уважения, когда весь остальной мир называл ее шлюхой и убийцей и заочно осуждал ее.

Мария пыталась нащупать тонкую грань между признательностью за поддержку Джорджа и поощрением его чувств. Теперь она знала гораздо больше, чем раньше; Босуэлл научил ее понимать собственные желания, и в этой новой жизни оказалось трудно скрывать их. Она больше не была девственницей, беззаботно танцевавшей с Шателяром, а потом удивлявшейся его бурной реакции, легкомысленной королевой, которой нравилось прикасаться к людям и шепотом делиться с ними своими секретами, беспечной госпожой, допоздна засиживающейся в обществе Риччио и не видевшей в этом ничего необычного. Тогда ее тело казалось безобидной вещью, на которую можно было не обращать внимания; теперь оно выглядело самостоятельным и опасным существом, способным говорить на своем языке без ее ведома и разрешения. Возможно, оно делало это с самого начала, и другие откликались на его зов, хотя Мария оставалась глуха к самой себе.