Последний танец Марии Стюарт - Маргарет Джордж

Внезапно она поняла, что кто-то стоит в углу комнаты. Человек затаил дыхание, но она ощущала его присутствие. Мария накрыла тайное письмо листом обычной бумаги.

– Кто здесь? – спросила она.

– Это всего лишь я, – послышался тонкий голос Энтони Бабингтона. Он вышел из тени и приблизился к ней; на его миловидном, еще детском лице не отражалось никаких чувств. За несколько недель, которые он провел в ее свите, Мария ни разу не видела его улыбку. Он часто смотрел на нее, но никогда не улыбался.

– Я не знала, что ты здесь, Энтони. У тебя какое-то дело?

Мальчик выглядел странно; иногда казалось, что он гораздо старше своих лет из-за своей серьезности и сосредоточенности. У него до сих пор не было друзей или товарищей по играм.

– Да, мне велели убрать со стола зеленые скатерти, вынести их на улицы и вытряхнуть как следует.

– Тогда можешь заняться этим.

Но Энтони как будто не слышал. Он подошел к ее столу и замер, глядя на бумагу.

«Лучше бы он ушел, чтобы я смогла закончить письмо, – подумала Мария. – Скоро сюда придут другие слуги». Поскольку им не разрешалось покидать замок, они не задерживались на улице.

Мальчик продолжал смотреть на стол.

– Вы пишете тайное письмо, – наконец прошептал он и указал на маленькую чашку апельсинового сока. – Я чувствую по запаху.

«Теперь он расскажет графу Шрусбери, – подумала Мария. – Как убедить его, что этого не следует делать?»

– Я знаю кое-что получше апельсинового сока, – продолжал он. – Если хотите, могу показать.

– Зачем? – встревоженно спросила она. – Мне не нужно писать тайные письма. Я только… упражнялась на тот случай, если вдруг понадобится.

– Тогда вам лучше упражняться по моему методу. – Он серьезно посмотрел на нее из-под челки темных волос, ниспадавших на лоб.

– Нет. Если граф Шрусбери увидит, как я занимаюсь подобными вещами, он заподозрит что-нибудь плохое. Ты же знаешь, что любая тайная переписка считается плохим занятием. – Мария улыбнулась ребенку, пытаясь превратить разговор в игру, о которой можно забыть. Это становилось опасным.

– Тогда мы вместе будем плохими, – ответил он, и уголки его губ приподнялись в намеке на улыбку. – А способ такой: нужно пользоваться квасцами. Апельсиновый и лимонный соки имеют один недостаток – после того как бумагу нагревают и читают написанное, послание необходимо сжечь. Квасцы тоже будут невидимыми и проступят лишь после того, как бумагу или ткань увлажнят и поднесут к источнику тепла. Но буквы снова исчезнут, когда все высохнет. Этот способ позволяет пользоваться разными материалами для передачи сообщений, и потом их не нужно будет уничтожать.

Мария смотрела на мальчика, как на дьяволенка. Такие познания в его возрасте казались неестественными.

– Откуда ты это знаешь?

– Как сказал добрый граф Шрусбери, я люблю книжную премудрость, – ответил он. – Но я рассказал не весь рецепт. Есть кое-что еще.

– Что же ты хочешь получить взамен?

– Четки, освященные папой римским, – быстро ответил он. – Я слышал, что у вас есть несколько таких вещей, и мне бы очень хотелось получить одну из них.

Значит, он католик!

– Если ты пообещаешь, что будешь беречь их как зеницу ока, потому что я уже не смогу получить другие… по крайней мере в этой стране, – сказала Мария.

Может быть, он притворяется католиком, чтобы втереться к ней в доверие. А может быть, он еретик, намеренный осквернить священный предмет. Или балуется с колдовством и хочет получить четки для нечестивых обрядов?

– Вам не нужно бояться, – ответил Энтони, как будто читая ее мысли. Он продолжал ждать, и Мария поняла, что он хочет немедленно получить четки.

Она подошла к сундуку, где хранила некоторые личные вещи, и достала четки из слоновой кости, благословленные папой римским. Внимательно посмотрев на Энтони, она вложила четки в его протянутую руку.

Мальчик рассматривал их как редкую драгоценность, а потом крепко сжал в кулаке.

– Хорошо, вот остальная часть рецепта, – быстро сказал он. – Разведите квасцы в небольшом количестве чистой воды и оставьте на сутки, прежде чем пользоваться ими. Вы можете писать на белой бумаге, белой ткани или тафте. Чтобы надпись проступила, нужно увлажнить письмо и поднести к огню. Тогда появятся белые буквы, и их можно будет читать, пока не высохнет бумага. Потом вы сможете перечитать послание.

– Ты сам пробовал?

– Много раз, – ответил он.

– Где можно достать квасцы? Гораздо проще объяснить, зачем мне нужны лимоны.

– Я могу принести немного. Меня выпускают из замка, потому что я местный и всего лишь ребенок. – Энтони наконец улыбнулся и стал похож на озорного чертенка.

Чарльз Бейли сошел с корабля, приплывшего из Фландрии, и оказался в Дуврском порту. Весенний ветер раздувал полы его плаща, и ему приходилось постоянно запахивать их, чтобы скрыть кошель, который он носил на груди. В порту было полно народу, а наверху он мог видеть замок и крошечные фигурки людей, разглядывавших суда, которые заходили в порт.

Он поспешил на каретный двор, где собирался взять экипаж до Лондона, когда сильные руки внезапно схватили его и оттащили в сторону.

– Вот он! – произнес кто-то. – Обыскать его!

Другие руки распахнули его плащ, сорвали и раскрыли кошель. Один из захватчиков вытащил несколько писем.

– Нет! – Он попытался выхватить их. – Кто вы такие? По какому праву…

– По приказу Уолсингема, – ответил один из них. – Слышали о таком? А о Сесиле? Может быть, вы не знаете, кто это такой?

– Но по какому праву?..

– По приказу королевы Англии. Надеюсь, о ней вы слышали?

VIII

– Итак, они у нас? – спросила Елизавета. – Все?

Фрэнсис Уолсингем указал на бумаги, разложенные на длинном столе в его приемной. Они были аккуратно рассортированы, и к каждому документу внизу прилагалась бирка.

– Начните отсюда, ваше величество, – сказал он и вежливым жестом направил ее налево. – Здесь самые ранние письма.

Первая бирка была датирована октябрем 1568 года.

– Как видите, она уже тогда писала испанскому послу: «Сообщите своему господину, что если он поможет мне, то я стану королевой Англии через три месяца, и мессу начнут служить по всей стране», – прочитал Уолсингем. – Это было во время судебных слушаний!

Елизавета взяла письмо и прочитала его.

– Да, я вижу. – Ее голос звучал мрачно. – Моя дорогая кузина. И вскоре после этого она прислала мне вышивку на Новый год! Разумеется, я лучше других понимаю, что пленники многое могут обещать любому, кто мог бы освободить их.

Уолсингем покосился на нее. Пустое сочувствие!

– А вот брачный контракт с герцогом Норфолкским. – Он указал на документ, датированный августом 1569 года.

– Гм-гм. – Елизавета изучила его. – Значит, вот как выглядит брачный контракт? Слава Богу, что мне никогда не приходилось подписывать ничего подобного. Ах, бедный дорогой Карл IX! Я была вынуждена отвергнуть его предложение. Говорят, теперь он уже обручился с другой. Так скоро… Как можно верить его любовным признаниям? Но здесь Норфолк и Мария… – Она отбросила письмо, словно змею. – Мои драгоценные родственники!

– Пойдемте дальше, мадам. Вот ноябрьские письма 1569-го, ее переписка с Нортумберлендом и Уэстморлендом. И наконец, главный трофей: письма, перехваченные у Бейли.

– Какова была его задача? – Елизавета никогда не забывала имен, но важнее всего было доказать его связь с королевой Шотландии.

– Его завербовали для передачи Марии писем с континента и от герцога Норфолкского. Ридольфи – помните этого банкира? – был соучастником заговора; он собирался обратиться за помощью к Филиппу с целью вторгнуться в Англию, низложить вас и освободить Марию. А теперь эти письма… – Он взволнованно повысил голос. – Эти письма дали нам связующее звено. Бейли служил епископу Лесли, главному советнику Марии. Некоторые письма зашифрованы и адресованы «тридцать» и «сорок». Полагаю, это кто-то из местных дворян. Не беспокойтесь, мы выясним правду. Я уже взял на себя смелость арестовать Лесли; полагаю, вы не будете возражать.

Елизавету охватила нервная дрожь. Таинственные лорды под номерами «30» и «40»… Кто они такие? Кто эти предатели?

«Неужели я окружена изменниками? – лихорадочно думала она. – Кому можно доверять?»

Бейли скрежетал зубами, когда его вели вниз по крутой и сырой спиральной лестнице в темницу Белой башни, старейшей части лондонского Тауэра. В верхних помещениях Белой башни располагался банкетный зал и изящная каменная часовня, где облекали государственной властью королей и королев, но глубоко под землей находилась камера, никогда не видевшая дневного света и не знавшая человеческой радости. Когда он переступил порог, на него пахнуло затхлой сыростью. В мигающем свете факелов на стенах можно было видеть разложенные пыточные инструменты: крючья, тиски, железные пруты, ручные и ножные кандалы. В центре комнаты стояла огромная дыба.