Гроссмейстер сыска - Алексей Макеев

– Я точно не знаю, – поморщился Гайворонский. – Но мне кажется, что она сюда с Флюсом приехала…

– У нее зуб болел, что ли? – удивился Крячко.

– Да нет, вы не поняли, – невесело усмехнулся Гайворонский. – Флюс – это напарник Скока. Они вместе дела делали – ну, у Кандинского. Вообще-то его Алексеем зовут.

– Фамилию помнишь? – поинтересовался Гуров.

– М-м, кажется, Сукачев… Точно, Сукачев – как у певца! А вот отчество не знаю.

– А почему Флюс? – не отставал Крячко.

– А это… типа, морда у него поперек себя шире. Щеки – во! С одной стороны посмотришь – точно, как будто флюс выскочил! А на самом деле у него просто комплекция такая, ест вдоволь…

– Ну это ладно, – отмахнулся Гуров. – Как его найти, Флюса этого?

– Так это… Или в конторе их – как она там называется – депутатская приемная, что ли… Или дома. Он, между прочим, там же живет – в Жулебино. По-моему, даже в том же доме.

– Ты это серьезно? – встрепенулся Гуров.

– Нет, шутки шучу! – огрызнулся Гайворонский. – Чего тут удивительного? Наверное, вместе квартиры получали. Этот Флюс тоже не москвич – лимита какая-то…

– А на похоронах он был, Сукачев этот? – неожиданно спросил Гуров.

– На похоронах? Нет, не был вроде, – задумался Гайворонский. – Точно, не был! Я еще удивился – думал, может, в отъезде? Они с Юркой часто разъезжали… А вот наутро после дня рождения Флюс ко мне заходил!

– Серьезно? – удивился Гуров. – А зачем?

– Он ключи Юркины от квартиры забрал. Тот по пьяни их у меня забыл. Хорошо, хоть на видном месте оставил…

– Сукачев утром двадцать первого приезжал к тебе за ключами Скока? – пораженный, спросил Гуров.

– Ну да, – недоуменно пробормотал Гайворонский. – А что тут такого?.. Ах, черт! Как же я не врубился? Юрка ведь к тому времени уже убитый был! – На его опухшем лице появилось выражение жесточайшей обиды.

Отвлекшись, он не видел, что Крячко отошел в угол к музыкальному центру и что-то там с ним проделал. Когда Гайворонский обернулся, Крячко уже с невинным видом опустил руку в карман.

– Хорошо. То, что ты сообщил нам, очень важно. Теперь мы уходим, – сказал Гуров. – Но если ты рассказал не все, что знаешь, нам придется прийти еще раз. Только тогда мы придем уже не такие добрые, как сегодня, имей это в виду!

– Чтобы у вас начальство было такое же доброе! – пробормотал негромко Гайворонский и добавил уже громче: – Но мы договорились? Про меня никто не узнает?

– Нервный ты очень, – заметил сочувственно Гуров. – Пить тебе надо бросать!

Они оставили Гайворонского одного и спустились вниз. Жены хозяина нигде не было видно, и это начинало уже немного беспокоить Гурова. Ему хотелось побыстрее убраться из чужого дома.

Охранник, маявшийся на цепи в прихожей, был зол как черт. Крячко снял с него наручники и добродушно сказал:

– Можешь не благодарить. Хорошему человеку всегда хочется помочь. Творческих успехов!

Парень посмотрел на него взглядом голодного тигра, но не рискнул ответить. Он ничего не сказал и тогда, когда Гуров на прощание посоветовал ему лучше присматривать за хозяином.

– Кончится тем, что вас тут всех закуют в наручники, – предупредил он. – Уже по-настоящему. На твоем месте я бы поговорил по душам с хозяином. Передачу «Здоровье» надо смотреть – там часто рассказывают, как алкоголь вредит здоровью.

Оставив телохранителя переваривать эту новость, они покинули дом. Погода на улице ничуть не улучшилась. С неба сыпалась откровенная морось, обволакивающая лицо холодной шевелящейся пленкой. Отворачиваясь от ветра, оперативники пересекли двор и вышли за ворота. И тут зазвонил мобильный телефон Гурова.

Глава 14

Гуров гнал «Пежо» по вечерним улицам так, что даже ко всему привычный Крячко не выдержал.

– Не буду говорить банальности насчет того, что мы вот-вот взлетим, – ворчал он. – Но мне кажется, что Мария рассчитывает увидеть нас, а не наши хладные останки…

Гуров молчал, сжимал зубы и давил на газ. В груди его вместо сердца сейчас ворочался какой-то ледяной комок. Это был один из тех редких моментов в его жизни, когда Гуров почти терял над собой контроль. Он думал сейчас только об одном – Марии грозит опасность. Все прочие проблемы сами собой теряли всякий смысл для него и отступали на задний план.

Что произошло, Гуров не знал. Мария позвонила и голосом, в котором, несмотря на все ее старания, угадывалось огромное внутреннее напряжение, сказала:

– Гуров, ты где? Я попала в очень неприятную историю. По-моему, это как-то связано с тобой. Мне очень нужно, чтобы ты сейчас же приехал! Я дома, и я в порядке, не беспокойся. Но мне очень нужно видеть тебя.

Ничего себе, в порядке! Мария Строева всегда была сильной женщиной, и должно было случиться что-то по-настоящему серьезное, чтобы она решилась на такой отчаянный звонок. Поэтому Гуров и гнал машину, как выразился Крячко, на грани здравого смысла.

Крячко тоже был встревожен, но все-таки воспринимал ситуацию более взвешенно. Раз Мария сама позвонила и сказала, что жива и здорова, значит, так оно и есть. Но он не спорил с Гуровым, зная, что, когда дело касается Марии, тот перестает быть тем рассудительным и хладнокровным Гуровым, которого он знал много лет. Иногда Стас даже завидовал другу, который, несмотря на возраст и опыт, мог еще совершать безумства ради любви. Поэтому он довольно быстро прекратил споры и только молился, чтобы машину не занесло на мокром асфальте.

Неизвестно, благодаря ли его молитвам или врожденному везению Гурова, но доехали они благополучно. Даже не запирая машину, Гуров метнулся к подъезду и уже не останавливался, пока не добежал до самой двери.

Мария вышла им навстречу, едва заслышав щелчок дверного замка. Гуров бросился к ней и молча сжал в объятиях. Крячко деликатно отвернулся. Лирические сцены его всегда немного смущали. Тем более что всегда ироничная и уверенная в себе Мария сейчас сама не была на себя похожа. Растерянная и притихшая, она обмякла в объятиях своего мужа, совершенно по-детски надеясь найти в них убежище от всех житейских невзгод.

Немая сцена продолжалась довольно долго, но наконец Гуров понял, что Мария жива и здорова, и его страх понемногу улегся. Он отпустил жену и с нежностью посмотрел ей в глаза.

– Что случилось?

Мария серьезно взглянула на Крячко и немного смущенно кивнула ему – кажется, ей было неудобно за столь явно проявленную слабость. Видимо, поэтому она постаралась придать своим интонациям твердость и обычную для себя ироничность.

– Мне кажется, нам лучше пройти в комнату, – сказала она. – Я пугаюсь теперь любой тени, а здесь в прихожей их особенно много…

– Лучше тогда выберем кухню! – подхватил Крячко. – По обычаю! На кухне с русским человеком уж точно ничего плохого случиться не может!

Они перешли на кухню, но никто из них почему-то даже не присел. Так они и выслушали Марию – стоя, точно в следующую минуту уже собирались сорваться и бежать куда-то. Мария старалась изложить свою историю спокойно и бесстрастно, но чувствовалось, что это спокойствие дается ей совсем нелегко.

– Я сегодня днем забегала домой, – начала рассказывать она. – Это было часа в два примерно. Откровенно говоря, Гуров, когда ты вчера сообщил о своем неожиданном отпуске, я сначала не поверила, а потом даже начала питать какие-то светлые надежды… Я представила, что ты будешь с утра до вечера дома, будешь готовить для меня экзотические блюда и украшать квартиру цветами… Но сегодня днем я поняла, что эти хрустальные надежды, как им и положено, разлетелись вдребезги… Не скрою, в какой-то момент я на тебя разозлилась. И в таком состоянии я вернулась в театр. Я намеренно не звонила тебе и даже отключила свой телефон. Теперь-то я в этом раскаиваюсь, конечно. Но за свою гордыню я была немедленно наказана.

Спектакль начался в половине восьмого. Я в первом акте не занята. Но, разумеется, я уже загримировалась и была соответственно одета. Слава богу, что пьеса современная! Хотя, впрочем, лучше было бы наоборот, наверное… Не знаю.

За десять минут до спектакля меня вызвали – сказали, что у служебного входа меня спрашивает какой-то мужчина. Сначала я подумала, что это ты. Разумеется, большинство в театре тебя знает, но именно эта девочка, которая мне сообщила, – она новенькая. Я все-таки решила выйти…

Здесь Мария запнулась и несколько секунд молчала, пытаясь справиться с волнением. Наконец она успокоилась настолько, что смогла продолжать.

– На улице уже было темно. У тротуара стояла машина с открытыми дверцами. Я даже не успела ничего сообразить, как меня подхватили под руки и мгновенно запихнули в эту машину. Наверное, мне следовало кричать, визжать, но проклятое чувство собственного достоинства не позволило мне этого сделать… Машина сразу отъехала. Внутри, кроме меня, сидели еще четверо мужчин. Двое, можно сказать, держали меня прямо за руки. Света в машине, естественно, не было, и я толком не смогла никого рассмотреть – они выбирали переулки потемнее. Могу только одно сказать, Гуров, – у их главного, который сидел на переднем сиденье, физиономия мужественная и самоуверенная, а плечи широкие, почти как у тебя. По-моему, он привык носить на них погоны. Я могу ошибаться, конечно, но на какого-нибудь братка он точно не похож. По манерам и разговору в нем угадывается человек с некоторым образованием.