Пирс - Ксения Сабио

— Разрешите?

Трифон жестом пригласил гостя. Они сели на лавку за стол друг на против друга.

— Война идет.

— Идет, — нахмурился Трифон.

— В селе почти никого нет из военных. Меня отправили к вам как к старшему, так сказать.

— Слушаю.

— Скажите, Трифон Михайлович, есть ли устав военный у казаков?

— А то как же! Без него никуда!

— Тогда скажите, когда человек вот родину свою предает, что ему полагается?

— Полагается. Смотря что, конечно, совершил… Мог например..

— Бросить своих друзей на поле боя и уехать на печи валяться. — «Да жен чужих отбивать», — продолжил он мысленно.

Трифон нахмурился еще пуще:

— Это страшный грех. Это крупнейшее преступление. Дезертирство! За такое полагается казнь.

— Казнь? — наигранно ужаснулся Тарас.

— Да, на площади у колокольни стоит позорный столб, к нему привязывают проклятого, и забивают киями.

— Киями?

— То ж палки, дубовые бичи.

— И что, дезертирство, правда, так страшно?

— Этого нельзя простить!

— Тогда, — гость встал, — разрешите доложить, как бы мне ни было тоскливо, но у нас, у купцов, свои законы есть, порядки, и мы их блюдем, и значит, блюсти чужие порядки тоже надо.

Трифон также встал по военной привычке.

— В деревню Недельскую прибыл дезертир с поля сражения. Бросив своих товарищей по бою. Отдыхает и развлекается. Это предательство государства, как вы сами сказали, страшный грех. Я тоже так считаю. Нужно соблюдать… — но старик уже не слушал, он засиял. Ну конечно, конечно. Вот оно. Он сможет снова проявить себя, как атаман. Он снова возвращается к своей деятельности. Он быстро накинул на себя китель.

— Я как кошевой атаман в этой деревне. Накажу окаянного! А бумагу вы у него спрашивали? Может, он на побывку?

— Нет бумаги, — в наигранном изумлении развел руки Тарас.

Он свистнул несколько соседских ребят, которые по разным причинам остались дома. И во главе гостя они отправились искать дезертира.

Старик по дороге сильно возмущался.

— Что за людей воспитывают? Что за время такое поганое? На моем веку такого не было, каждый нес свой крест достойно.

— Таких веником гнать надо, — поддакивал Тарас.

— Веником! — возмутился Трифон, — таким полагается смерть!

Сонька и Иван шли, крепко держась за руки, в этой одежде они походили на ряженых. Люди, попадавшиеся им на пути, показывали на них пальцем, смеялись. Но пару это только забавило.

— Теперь, Сонька, все иначе будет. Вот обещаю тебе! Заживем с тобой. Буду я казаком отменным, а ты будешь меня ждать.

— А вот и не буду. Вишь, чего удумал! Кто тебя отпустит? — Сонька улыбалась лучезарною улыбкою.

— Гляди, голуба моя, а вон и отец мой!

— Это Боженька нам его послал, — почувствовав безопасность, залепетала Сонька.

— Бежим! — и молодые припустились навстречу своему спасению, но чем ближе они подбегали к отцу, тем медленнее становился их бег.

— Боже мой, — прошептала Сонька, потерявшая дар речи, увидев рядом с Трифоном Михайловичем ненавистного Тараса. Иван не мог понять, что за люди рядом с его отцом, реакция девушки его насторожила.

— Вот он, голубчик ваш! Дезертир! — пробасил незваный гость.

Трифон встал как вкопанный:

— Вы точно ничего не путаете? — стараясь скрыть дрожь в голосе, проговорил старик.

— Нет, Трифон Михайлович, это он!

— Пес! — посыпалась брань, и парни рванули в сторону Ивана, быстро схватив его, заломив руки.

Кто бы из молодых казаков знал, что это был сын уважаемого ими Трифона Михайловича. Конечно, все слышали историю про потерянного сына, но то, что это он, никому и в голову не пришло, Иван внешне был очень похож на мать, и не было у него никакого сходства с отцом. Сам Трифон молчал, ему было сложно произнести хоть слово. Огромный позор упал на его голову. Он поглядел снизу вверх на довольную улыбку его гостя, которая так и блистала за его нечесаными усами.

— Беда… — только и проговорил несчастный старик.

Сонька в ужасе думала, что Тарас все рассказал атаману, что тот решил наказать своего сына.

— Пустите! Пустите его! Черти! Я виновата! Меня бейте.

Но никто не обращал внимания на жалкие попытки девушки освободить Ивана из цепких рук казаков. Она плакала, вцеплялась в рукава, кусала руки, но все было бесполезно. Тарас с высоко поднятой головой глядел, как при всех унижается его жена.

— Да отпустите вы меня, — вырывался Иван.

Бросив всякую попытку уговорить злополучных парней, Сонька бросилась к Тарасу, она упала перед ним на колени:

— Прости меня, дуру! Я во всем виновата! Меня бей, его оставь! — этот поступок Соньки еще больше разозлил Тараса. Трифон и не заметил, что происходило подле него, все его мысли были заняты только одним: «Сынку мой. Да не может того быть. Дезертир, щенок, да не может. Господи боже, что за наказание. Позор какой. Грех страшный. Предатель».

Тарас грубо поднял Соньку за руки и змеиным страшным шепотом цедил слова, щекоча своими усами ухо:

— Встань, грязь подсапожная. Встань, не позорься на людях-то. Никто о вас не знает. Потому, что муж у тебя такой. Хороший муж, — на этих словах по телу девушки пробежали мурашки. — Добрый муж. Это он сбежал с войны. За то его и накажут.

Сознание у Соньки помутилось.

— Но у него же отпускная грамота есть.

Тарас с такой силой сжал ее запястье, что девушка лишь тихонько простонала.

— Не было грамоты. Не было.

— Почему тебе знать… я видела!

— Еще слово, и вся деревня узнает о твоем позоре, и дом тетки я к чертям спалю и Ивана твоего потоплю собственными руками.

Девушка от беспомощности залилась слезами. Парня подтащили к Трифону:

— Отец, скажи им! Что за черт, — Иван был уверен, что отец обознался и сейчас все само собой разрешится. Купец с удивлением поглядел на Трифона, он никак не ожидал, что старик приходится батей этому щенку.

— Я тебе не отец, — процедил старик после долгой паузы и со всего маху ударил юношу по щеке. Тот пошатнулся, Сонька взвизгнула, Тарас прижал ее к себе силой.

— Почему ты так странно одет? Где твой мундир?!

— Я купался, отец.

— Почему на тебе одежда с чужого плеча?! — Иван не знал, что ответить.

— Бумагу! — приказал Трифон.

— Какую бумагу?

— Под дурака закосить решил, тварь такая?

— Я, правда, не понимаю!

— А так понимаешь? — и Трифон снова ударил Ивана по лицу, — где бумага о том, что тебя отпустили с войны? Где?

— Отец, она на берегу.

— На каком берегу?

Сонька с испугом посмотрела на Ивана.

— Я купался, один там, как вернулся.

Тарас ухмыльнулся: «Один, как же».

— Веди к месту! — приказал старик. И тут Иван с ужасом