Постоянство хищника - Максим Шаттам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Людивина снова взялась за досье и сосредоточенно читала больше часа. Ум ее был как бритва. Она предвидела полную кошмаров ночь, но ей было все равно. Каждая строка имела значение. Ничто не ускользало от нее. Все сложилось в голове, она все помнила, все знала.
Она просматривала протокол местного расследования убийства Клер Эстажо, когда что-то зацепило ее внимание. Сначала взгляд скользнул по этой детали, не задерживаясь, как по множеству других. Потом она насторожилась и перечитала предложение. Всего несколько часов назад это было не важно, но в свете разговора с Люси каждое слово обрело новый смысл. Казалось бы, просто черные буквы на белой бумаге, а сердце подпрыгнуло, дыхание участилось.
Подонок…
Людивина поняла, как он это делает.
20
«Лето» из «Времен года» Вивальди с грохотом и треском отлетало от стен и окон, таким громким был звук из динамиков.
Концерт разливался по дому, потоки струнных кружили, как бушующие волны, заполняя каждую комнату. Кипучая радость. Упорядоченный взрыв природы снова и снова неумолимо властвовал надо всем вокруг. И вдруг просвет, почти безумие, солист выкрикивает надежду, призывает к единению, но не может скрыть глубокую печаль, и вот его уже подхватывает и поглощает донная волна.
Музыкальная комната чем-то напоминала сам дом. С виду надежный и монолитный, а внутри – диссонанс и отчаяние.
Две тарелки, сохнущие на краю раковины, звякали друг о друга под действием звуковых волн. Приоткрытая рядом дверь вела в гараж – не тот, где стояли машины (они устроились напротив, в сарае), а с верстаками, заставленными всевозможными инструментами. Их аккуратно сложили на досках, наметив контуры фломастером, чтобы не ошибиться, возвращая все на место. В глубине прямо на холодном бетоне пристроился шкаф без ножек. Открытые дверцы являли взгляду грязные синие халаты, вешалки были раздвинуты, чтобы освободить проход. Заднюю стенку убрали, за ней виднелось отверстие в каменной кладке, ход в комнату без окон, где когда-то была вереница технических помещений, а теперь – ярко освещенная берлога.
Несколько десятков старинных часов украшали стены. Все они синхронно тикали. Только вот стрелки двигались обратно. Каждый механизм был разобран и снова собран так, чтобы время шло назад. Первыми бросались в глаза часы с секундной стрелкой, которая бежала вдогонку за временем.
Сорок два электрических кабеля свисали с потолка, каждый заканчивался перевернутой кукольной головкой, внутри которой светилась желтая лампочка. Головы были всевозможных размеров: и с кулак, и с футбольный мяч. Вместо пластиковых век – запавшие стеклянные глаза, прикрепленные скотчем к бровям и щекам. Глаза были одного размера, из-за чего самые маленькие головки напоминали персонажей японской манги. Уголки ртов подрезаны скальпелем вниз, чтобы сделать лица грустными. Напуганными и одновременно пугающими.
Стальной стол, прикрученный к полу толстыми болтами, освещала тусклая лампа. Для обеденного он был низковат, поскольку имел иное предназначение. Гинекологические опоры с широкими ремнями говорили о том, что оно весьма жуткое.
Почти по центру, под листом фанеры, музыка Вивальди, теперь уже далекая, отдавалась в большой пластиковой затычке старого, вышедшего из строя септика. Глубиной три метра, шириной два и длиной четыре, септик являл собой герметичную емкость, спрятанную под домом. Словно тайная могила.
Новое назначение ямы выдавала только труба искусственной вентиляции. Там циркулировал воздух.
Когда музыка вдруг умолкла, Хлоя, забившаяся в угол резервуара, почувствовала, что вибрации больше нет. Она подтянула к себе ноги и изо всех сил вжалась в пластиковую стенку.
Ее начала бить дрожь. Судороги ужаса.
Она уже знала, что будет дальше.
21
Люси Торранс проглотила кусок резинового круассана из гостиничного завтрака, запив его чаем, а остаток положила на тарелку.
Решительным шагом в комнату вошла Людивина, ее светлые локоны развевались. Она оседлала стул и посмотрела на коллегу.
– Что с вами? – удивилась Торранс.
Та положила перед ней страницу из дела.
– Опрос соседей Клер Эстажо, – процитировала она на память, – двое жильцов вспомнили, что около половины десятого видели курьера, который грузил большую коробку, вроде бы стиральную машину, на ручную тележку. Он был один.
– И?
– Это Харон. Вот как он это делает. Клер была в коробке. Вероятно, без сознания.
Торранс скептически поджала губы:
– А вы не спешите с выводами? Нужны доказательства.
– Оба свидетеля утверждают, что он ушел с очень большой и тяжелой коробкой. Никто не видел, как он вошел, словно был всю ночь в доме. К тому же разве такую доставку поручают одному человеку?
– Ну-у-у… Сокращение затрат и все такое. Пока неубедительно.
Людивина подняла глаза и продолжила:
– Анн Кари любила покупать в интернете. Отец подтвердил, что посылки были самые разные. Если Харон долго следил за ней, в чем я не сомневаюсь, он это заметил. Притворился курьером – они теперь повсюду, никто не обращает на них внимания, фургоны ведь одинаковые. Позвонил в дверь. Анн ничего не заподозрила, она привыкла к звонкам, даже не знает, что должны привезти и когда. И потом, курьеры все время меняются, ну не узнала одного, это не причина насторожиться. Затем он бросился на нее и оказался в квартире. Учитывая его подготовку, для нее все было кончено.
Торранс откинулась на спинку кресла. Она все еще сомневалась, но не отвергала версию.
– Есть способ это доказать, – заключила Людивина.
Люси наставила указательный палец на коллегу. Она ждала этого и не нуждалась в объяснениях. Все конкретно и понятно, она убедилась, что это не дедуктивные выкрутасы.
Они вернулись в небольшой дом, где жила Клер Эстажо, и методично начали с квартир первого этажа. Процедура одна и та же: представиться, задать вопросы. Ведут ли владельцы или арендаторы актуальный список дел? Могут ли заглянуть в электронную почту? Проверить бланки заказов? Все отвечали на вопрос: «Была ли у вас запланирована доставка на пятое марта?» На всякий случай они проверяли числа вокруг этой даты, были особенно настойчивы с пожилыми людьми. Нельзя было ни в коем случае пропустить важную информацию. К счастью, большинство жильцов оказались дома, а если никто не открывал, они записывали номер квартиры и возвращались позже. В субботу мало кто был на работе.
Одно и то же, этаж за этажом. Терпение, настойчивость, настороженные взгляды, часто недоверие. Но потом люди включались в игру, лезли в телефон или компьютер, желая убедиться,
