Момент - Дуглас Кеннеди

— Сорайя контролирует сектор вещания на Средний Восток. Говорит на арабском, немецком и турецком. В прошлом году, по слухам, спала с эфиопским дипломатом…

Я не смог удержаться от смеха, улавливая в рассказах Павла вариации на одну и ту же тему. Послушать его, так все сотрудники радиостанции оказались здесь вовсе не потому, что были профессионалами радиовещания. Скорее главным критерием при приеме на работу стало их сомнительное прошлое или настоящее.

— Как сегодня Роберт? — обратился Павел к жизнерадостному толстяку с окладистой бородой а-ля Иоганн Брамс и огромным пивным животом. Он был одет в стиле, который немцы называют Lander, зеленый твидовый пиджак с кожаным воротником и тяжелые твидовые брюки, тоже зеленые, — выглядел он как помесь вестфальского свинопаса с баварским лепреконом[47].

— Роберт в полном порядке, — ответил зеленый человечек, набивая трубку табаком с ловкостью птицевода, определяющего пол цыпленка. — А как поживает мой польский друг?

— У твоего польского друга все sehrgut[48], — сказал Павел, безупречно имитируя акцент Роберта. Сам Роберт, казалось, даже не заметил этого, а если и заметил, то виду не подал. — И твой польский друг хотел бы представить тебе своего нового коллегу.

После обмена рукопожатиями Роберт Мюттер достал спичку из кармана коричневой кожаной жилетки, чиркнул ею по поле пиджака и поднес огонь к набитой трубке. Раскурив ее, он радостно выпустил облако дыма и спросил:

— Что, настоящий американец?

— На все сто, — ответил я.

— У нас только один такой — герр директор, если не считать наших «друзей» из ЮСИА[49].

— Они не друзья, — сказал Павел. — Они наши тайные хозяева.

— А ты уверен, что твой юный друг не один из них? — спросил Роберт, расплываясь в улыбке.

— Он пишет книги, — ответил Павел.

— Так Бухарин тоже писал. Пока его не уничтожил Сталин.

— А все потому, что он выступал против коллективизации на селе, — сказал Павел. — Они тогда расстреливали каждого, кто был против всего коллективного, даже коллективных вросших ногтей. Были и такие прецеденты, особенно на Урале.

— А вы тоже против коллективизации сельского хозяйства, молодой человек? — спросил меня Роберт.

— Нет, если маячит перспектива расстрела, — сказал я.

— Сообразительный паренек. — Он ввернул немецкий эквивалент — ein Bursche. — Добро пожаловать в наш маленький клуб.

Как только мы отошли и Роберт уже не мог нас слышать, Павел сказал:

— Он косит под деревенского дурачка, но ты не заблуждайся на его счет. Роберт — редактор всех немецких новостей, и это означает, что после герра директора его слово решающее, когда речь заходит о том, как и что передавать в новостных выпусках для наших слушателей из той тюрьмы, что черев дорогу отсюда. А если вспомнить, что он убежденный сторонник Франца Йозефа Штрауса, к тому же католик из Гармиш-Партенкирхена, этого уютного гнездышка разведшколы, совершенно очевидно, что по совместительству он — сотрудник Bundesnachrichtendienst[50]. Впрочем, новичку вроде тебя такие организации знать не обязательно.

— Западногерманская разведка?

— Похвально. Дай-ка угадаю… ты здесь, в Берлине, собираешь материал для шпионского романа. Вот уж поистине самое примитивное литературное развлечение послевоенного времени.

— Я не романист, и к тому же думаю, что твой соотечественник, мистер Конрад[51], поспорил бы с таким мнением о шпионском романе, когда писал своего «Тайного агента» в…

— …1907 году. Кажется, помимо интеллекта у тебя еще и склонность к дидактизму.

Мы подошли к следующему столу, за которым сидела молодая женщина с прической панка и лицом, скрытым под слоем белил. Она слушала магнитофонную запись в огромных наушниках, ободок которых как будто завис над торчащими загеленными прядями. Она курила сигарету, на столе перед ней стояли три открытые бутылки кока-колы. Павел обратился к ней по-польски. Она взглянула на него с усмешкой, но потом демонстративно закрыла глаза и начала громко подпевать записи на пленке, коверкая английские слова. Я не сразу разобрал, что это песня Джо Джексона «Is She Really Goint Out with Him»[52]. Павел снова попытался заговорить с ней. Ее улыбка стала шире, и она еще крепче зажмурилась, предпочитая и дальше его игнорировать. Тогда он похлопал ее по плечу. С нарочитой неспешностью она сняла с головы наушники и медленно опустила палец на кнопку, останавливая пленку. Последовала короткая перепалка на польском языке, причем девушка смотрела на Павла как на законченного негодяя. Павел кивнул в мою сторону и перешел на немецкий:

— Хочу тебе представить свою соотечественницу. Малгоржата.

— На вашем языке это Маргарет, — произнесла женщина на очень хорошем английском.

— Но мы здесь говорим по-немецки, — сказал Павел auf Deutsch. — А как ты узнала, что герр Несбитт — англофон?

— Он выглядит очень по-американски. Типичный янки.

— Ты слышал, Томас? Через тридцать секунд после знакомства моя Zlota Baba[50] уже флиртует с тобой.

Малгоржата тотчас ответила ему по-польски, и ее голос заметно посуровел.

— Я что-то пропустил? — спросил я.

— Он назвал меня своей Zlota Baba, — сказала Малгоржата.

— А что такое Zlota Baba? — поинтересовался я.

— Золотая баба.

— Проявление нежности, — сказал Павел по-немецки.

— Нет, источник раздражения. Короче, заткнись, я больше не желаю тебя слушать. Лучше спрошу твоего милого американского друга…

— Вообще-то мы не друзья, — перебил я ее.

— Что ж, тогда ты мне нравишься еще больше. Я здесь главная по рок-н-роллу. Составляю программы дегенератской музыки, которую мы транслируем на ту сторону. А ты чем занимаешься?

— Я пишу.

— Уверена, что пишешь интересно. Надеюсь, еще увидимся.

Она вернула наушники на место и, отъехав на стуле, повернулась к Павлу спиной.

— Похоже, ты неотразимо действуешь на женщин, — сказал я, когда мы отошли от стола Малгоржаты.

— Так и есть, тем более что она была моим очередным трофеем.

— Позволь тебя спросить. Есть здесь кто-то, с кем ты не спал?

— С ней, — сказал он, кивая в сторону женщины, которая пересекала офис, направляясь в одну из студий.

Петра. Я сомневался, что она услышала Павла, но в тот самый момент, когда он произнес «С ней», она повернула голову. Увидев меня, она, казалось, слегка опешила. И опять еле заметная улыбка коснулась ее губ, но тут же померкла, и меня удостоили лишь кивком головы. Я вновь испытал странное чувство, будто меня пронзило током. Хотя наш визуальный контакт длился всего несколько секунд, я поймал себя на том, что не могу оторвать от нее взгляда. На этот раз я успел заметить и стройность ее ног, и грациозное покачивание бедер, и жест, которым она поправила волосы. Подойдя к двери студии, она быстро обернулась и снова посмотрела в мою сторону. Это был взгляд, который не значил ничего и значил все. Это был всего лишь взгляд. Но я просиял. Она опустила голову и решительно зашла в студию звукозаписи. Меня охватило беспокойство — не дал ли я маху, так широко улыбнувшись ей? — возможно, слишком поспешно сократил дистанцию или переступил какую-то невидимую и неведомую мне границу. Я не мог знать, почему она так струсила и нырнула в дверь, но меня это задело. Я уже чувствовал, что буду еще долго терзаться сомнениями. Выброси это из головы сейчас же, призывал мой разум. Это все твои выдумки, романтические фантазии. Вы не обменялись и десятком слов. А ты уже пытаешься сплести роман из какого-то мимолетного взгляда.

Тем временем Павел, казалось, ничего не заметил и продолжал говорить. Но то, что я услышал, меня заинтересовало.

— Она неприкасаемая, — сказал он, кивая на студию, где Петра уже обсуждала что-то с мужчиной, сидящим за микрофоном.

— Я вижу, — ответил я, уставившись на звуконепроницаемую перегородку.

Петра будто бы смеялась рядом с этим непривлекательным типом лет тридцати и даже коснулась его плеча, когда он, очевидно, сказал что-то забавное. Это ее бойфренд, прошипел мой внутренний дерьмометр. Можешь распрощаться со своей романтической мечтой.

Павел все говорил:

— И не только это. Про нее вообще толком ничего не известно, кроме того что она с Востока и ее выгнали из ГДР за неблагонадежность, что у нас только приветствуется. Ходили слухи, на той стороне у нее был мужчина, тоже «политический», и он до сих пор там заперт. Но никому, за исключением герра директора и наших вездесущих шпионов из ЮСИА, не ведомы тайны Петры Дуссманн.

— Она встречается с кем-нибудь? — спросил я как можно более непринужденно.