Катастрофа Московского царства - Сергей Юрьевич Шокарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смена династии в Московском государстве оказалась крайне болезненным процессом, и Борису Годунову не удалось убедить общество в законности своих прав на престол. Первое серьезное испытание – трехлетний голод – заставило современников думать, что новая династия неугодна Богу, а государь несчастлив. Вариант решения этой проблемы предложил самозванец, объявивший себя «истинным» царевичем. Ложных царей Годуновых предлагалось отвергнуть и вернуться к настоящей, богоизбранной династии. Вместе с тем сам механизм рождения самозванческой идеи в России начала XVII века по-прежнему остается непонятным.
В феврале 1602 года Григорий Отрепьев вместе с другими иноками, Мисаилом Повадиным и Варлаамом Яцким, бежал в Речь Посполитую, где после нескольких неудачных попыток открыть «тайну» своего «царственного» происхождения и «чудесного» спасения нашел признание и поддержку у литовского магната князя Адама Вишневецкого. Успех самозванца был вызван интересом к нему со стороны некоторых литовских и польских вельмож, извечных противников России, стремившихся к войне с ней в надежде на территориальные захваты и военную добычу. Сам Лжедмитрий, стараясь заручиться их поддержкой, не скупился на посулы. Он обещал передать Смоленскую и Северскую земли королю Сигизмунду III и польскому магнату Юрию (Ежи) Мнишеку, у которого просил руки его дочери. Заняв престол, Лжедмитрий I уже не вспоминал об этих обещаниях.
Тайно приняв католичество (24 апреля 1604 года[12]), самозванец сделал еще один шаг к достижению своей цели. Лжедмитрий I обещал за год распространить в Московии католическую веру, чем обеспечил себе деятельную поддержку папского нунция (представителя) в Польше Клавдия Рангони и иезуитов. Забегая вперед, отметим, что и это обязательство самозванец выполнять не стремился.
Переход Лжедмитрия I в католичество объясняется чаще всего как прагматический и конъюнктурный шаг, средство получить помощь короля и римского папы. Однако историк и священник отец Павел Пирлинг, работавший в ватиканских архивах, считал обращение самозванца искренним.
Что же происходило на самом деле в глубине этой души? – восклицает Пирлинг. – Внутренняя жизнь «царевича» была гораздо сложнее, чем это обыкновенно думают. При встрече с новым миром он попал в сферу сильных влияний, сразу и всецело его захвативших. Стоя на коленях перед нунцием, он преклонялся перед верой Марины, любовь которой была для него так дорога, перед верой своих друзей и защитников, поляков, перед верой папы, соединительного звена между ним и Европой. Было от чего потерять голову. Что же оставалось позади? Опровергнутое иезуитами вероучение, ненавистные православные монахи, ничего великого, ничего утешительного, ничего, что могло бы привлечь его…
Самое любопытное заключается в том, что на вопрос «Что же происходило на самом деле в глубине этой души?», который часто хочется адресовать главным действующим лицам Смуты, на самом деле ответа нет. Ведь, вопреки мнению Пирлинга, самозванец мог в душе насмехаться и над католичеством, и над папой, изображать любовь к Марине ради того, чтобы получить поддержку ее отца магната Ю. Мнишека, и т. д., и т. п.
Внутренний мир человека, которого московская пропаганда именовала еретиком, чернокнижником и богоотступником, остается загадкой. И все же есть основания полагать, что самозванец был мистиком, а не циником. Он питал особое почтение к Пресвятой Богородице. На Ее Успение (по православному календарю) был назначен первый смотр войска Лжедмитрия I в Самборе. Позднее, во время похода к Москве, воинство претендента сопровождала чудотворная Курская-Коренная икона Божией Матери «Знамение». Антонио Поссевино, со слов иезуитов, сопровождавших самозванца в походе, пишет, что «царевич» «ежедневно пред образом Ее молился долго и усердно, поручая себя Ее заступлению». Существует немало других свидетельств религиозности и экзальтированности Лжедмитрия I.
Король Сигизмунд III дал Лжедмитрию I тайную аудиенцию (4 марта 1604 года), несмотря на то что многие видные государственные деятели Речи Посполитой были против поддержки «московита». Канцлер Ян Замойский, сподвижник короля Стефана Батория во времена Ливонской войны, едко высмеивал самозванческую авантюру:
Господи помилуй, не рассказывает ли нам этот господарчик комедию Плавта или Тернеция?! Значит, вместо него зарезали другого ребенка, убили младенца не глядя, лишь для того чтобы убить? Так почему же не заменили этой жертвы каким-нибудь козлом или бараном?
Немногих сторонников самозванца в Речи Посполитой открыто называли «предателями отчизны», а его самого – уничижительным титулом carzyk. Скептицизм вельмож был вполне оправдан: перед их глазами были примеры Себастьяна и молдавских господарчиков.
Таким образом, в Речи Посполитой было немало влиятельных противников самозванца. Позднее, когда начался поход на Москву, некоторые сеймики (региональные собрания депутатов) требовали казни участников этой авантюры. Однако той поддержки, которую обрел Лжедмитрий I в Речи Посполитой, вполне хватило для первого шага – вторжения.
Успехи самозванца объясняются, помимо прочего, его талантами. Современники свидетельствуют, что претендент на престол был человеком, привлекательным в обхождении, держался с уверенностью царственной особы, активно интересовался достижениями европейской культуры. Он, несомненно, являлся хорошим дипломатом, умел привлечь людей на свою сторону, был убедителен в роли царевича.
Самозванец обрел популярность не только в Речи Посполитой, но и среди казаков. Какое-то время он провел в центре арианства Гоще (на Волыни), а затем – в Запорожской Сечи. В Гоще он мог существенно расширить кругозор и религиозный опыт, а в Сечи получить навыки воинского дела и завести полезные знакомства. Когда самозванец объявил о походе на Московское царство, отряд запорожцев присоединился к войску и в дальнейшем шел в авангарде. В 1603 году самозванец обратился с посланием к донским казакам, призывая их к участию в походе против Годунова. Донской атаман Иван Степанов отправил к нему атаманов Андрея Корелу и Михаила Межакова и в письме именовал Лжедмитрия воскресшим Лазарем.
Годунов, до которого дошли тревожные слухи, пытался противостоять самозванческой интриге. Московские власти провели расследование и установили истинное имя претендента на трон (или создали правдоподобную легенду). В Речь Посполитую отправили посланников (в том числе дядю Отрепьева – Никиту Елизарьевича Смирного Отрепьева), которые потребовали выдачи самозванца. Помимо наглого присвоения царского имени, Отрепьев был виновен в том, что снял с себя монашеское платье, нарушив обет, данный при пострижении. «Расстрига» подлежал церковному суду и наказанию. Но несмотря на все дипломатические усилия Бориса Годунова, поляки не захотели выдать Лжедмитрия русским властям. Царского посланника, стрелецкого голову Постника Григорьевича Огарева, поляки изолировали от сношений с внешним миром и откладывали его выступление перед сеймом до тех пор, пока оно не потеряло свой смысл. Были приняты меры и внутри страны: разосланы царские грамоты, рассказывающие историю Гришки Отрепьева, а «расстрига» предан анафеме.
Основную помощь
