РАКЕТЫ И ЛЮДИ - Борис Черток

Мы и не заметили, что за нашим столиком появился еще один советский офицер. Явно не «цивильный», потому что грудь была в орденах и медалях. Он обнял меня за плечи и тихо сказал: «Я из „смерша“ дивизии. Утром с подполковником зайдите в штаб».

Утром пришлось пораньше разбудить Исаева. Мы успели провести блиц-оперативку и выработать план действий: «Ни в коем случае не оправдываться, а требовать и нападать!» С таким настроением прибыли в штаб. Но там и не думали с нами расправляться за вчерашнее «аморальное» поведение.

Заместитель командира дивизии по политчасти, начальник штаба и вчерашний офицер из «смерша» очень любезно объяснили:

– В Веймаре находится штаб 8-й Гвардейской армии генерал-полковника В.И. Чуйкова, которому пока поручено возглавить советскую военную администрацию Тюрингии. Свои дальнейшие действия по использованию немецких специалистов, а тем более контакты с американцами вы обязаны согласовывать с представителями СВАГ. «Смерш» по своей линии доложил куда надо, и мы должны вас предупредить, что американские спецслужбы осуществляют широкую акцию по захвату немецких специалистов. По достоверным данным, среди ваших вчерашних собутыльников были не боевые офицеры, а те, кому поручено «подчищать» захват немецких специалистов, искать еще оставшуюся аппаратуру ракет и следить за действиями русских, которые разыскивают немецкие секреты.

Мы изложили наши планы:

– Группа во главе с майором Палло сегодня отбывает в город Заафельд. По рассказам немцев из «Миттельверка», там, близ поселка Леестен, находится станция огневых испытаний двигателей Фау-2. Двигатели на сборку поступали оттуда после огневых испытаний.

Попросили помочь транспортом и дать указания коменданту Заафельда обеспечить нас жильем в городке Бляйхероде, где мы будем собирать группу немецких специалистов, предоставить рабочие помещения для специалистов, для складирования ценного оборудования, охраны и решить вопрос с питанием и связью. Потом мы собирались вызвать подмогу из Москвы. А на «Миттельверк» пока желательно никого не пускать, чтобы не растащили то, что не успели увезти американцы.

– И еще, – добавил я, – нам помогает некто Шмаргун, бывший пленный.

– Это наша забота, – перебил меня офицер «смерша», – можете ему доверять. По нашим данным, американцы не успели изъять аппаратуру, спрятанную эсэсовцами в калийных шахтах, это где-то здесь, в окрестностях. Один из немцев приходил и говорил, что в 15 километрах отсюда, почти у границы, много секретной аппаратуры спрятано в домике лесника. Лесник – ярый нацист – сбежал, но тамошние лесные дозорные якобы охраняют этот домик. В одиночку туда не советуем отправляться. Если надумаете, мы поможем. Но будьте осторожны: с другой стороны тоже идет охота.

Так, после «накачки» в штабе мы с Исаевым усадили в наш «мерседес» еще и Розенплентера и скомандовали Альфреду: «Вперед, на Бляйхероде!»

Это было утром 18 июля 1945 года.

РОЖДЕНИЕ ИНСТИТУТА «РАБЕ»

Узкая дорога на Бляйхероде шла то лесами, то по улочкам с крутыми и опасными поворотами деревень Пустлебен, Миттельдорф, Обердорф. Очень живописная дорога поднялась в лесистые горы, и мы из леса, пересекая железную дорогу, въехали в чистенький городок-сад. Бляйхероде стал для меня рабочим местом более чем на полтора года.

Сразу на центральной площади по красному флагу обнаружили комендатуру. Комендант города вышел нам навстречу. Представился: «Капитан Солодянкин». Типичный фронтовик, в орденах и медалях, лет сорока пяти, с очень усталым лицом, но чуть заметной доброй улыбкой.

Здесь он хозяин города уже два дня. Дел пропасть:

– Языка не знаю, а немцев ко мне очередь. Бургомистра я снял: сказали, он был нацистом. Явились какие-то, представились коммунистами и социал-демократами. А там, кто их знает. Одного из них назначил новым бургомистром. Он подбирает себе полицию и всякие службы. Все указания о помощи вам я уже получил. Но людей у меня немного. Советую зайти в штаб дивизии. Здесь недалеко расквартирована 75-я Гвардейская генерала Горышного.

Советом мы воспользовались. Генерал, оказывается, тоже получил предупреждение о нашем прибытии и принял нас очень любезно:

– Жилье вам комендант организует, а питание по всем офицерским нормам в дивизии вам будет обеспечено. Что касается бензина, ваших немцев и охраны, тоже завтра решим.

Вернулись в комендатуру. Там приехавший с нами Розенплентер, увидев, с каким почетом нас принимают, уже довольно резко разговаривал с новым бургомистром.

Нам он объяснил:

– На Линденштрассе есть лучшая в городе вилла. Вилла Франка. Там некоторое время жил после Пенемюнде Вернер фон Браун. Теперь часть виллы занимает немецкий летчик, он больной, поэтому его не взяли ни американцы, ни ваши. Я сказал бургомистру, чтобы его переселили, но он не знает, куда.

– Поехали, посмотрим.

Через пять минут езды по брусчатой дороге в горку мы вышли из машины на маленькой площади у парадного подъезда трехэтажной виллы.

Массивные двери – витринное стекло в чугунной узорчатой решетке – не поддаются.

Бургомистр куда-то убегает, приводит пожилую немку – фрау Шторх: «Она была здесь прислугой, все знает, готова вам помогать».

У фрау ключи. Входим. А где же немецкий летчик? Тут на нас выкатывает мальчишка лет пяти на детском велосипеде, выяснилось, его сын. Оказывается, у виллы есть еще другая половина с другим входом. Исаев возмутился. Розенплентер что-то быстро залопотал. Но я заявил, что дом меня устраивает и пусть Альфред разгружает нехитрый багаж.

Вилла оказалась великолепной. На первом этаже большая гостиная, она же библиотека с книжными шкафами черного дерева. Перед узорчатым камином глубокие кресла. Отдельная курительная комната с разнокалиберными пепельницами. Из гостиной-библиотеки через тяжелые двери мы попадаем в благоухающий сад. Магнолия, розы, бассейн с неработающим пока фонтаном.

«Алексей, – говорю я, – фонтан – это по твоей части. Отдохнем и ты наладишь струи». Исаев пообещал.

Из вестибюля мраморная лестница ведет на второй этаж. Здесь четыре комнаты – спальни, две ванных комнаты и два оснащенных различной сантехникой туалета. А всего обнаружили четыре туалета!

Полы устланы паласами, на стенах ковры и картины с пейзажами местной природы. Тяжелые портьеры из красного бархата на широких окнах.

Заходим в самую большую спальню. Кровать красного дерева, по размерам, как мы определили, «на четверых». Белоснежные пуховые перины вместо одеял. А потолок! Потолок – зеркало. Можешь, блаженствуя в кровати, любоваться собой.

Исаев не выдержал. Откинул перину и, как был в пыльных сапогах и полном обмундировании, плюхнулся на кровать, утопая в белом перинно-подушечом кипении. Не спеша достал мятую пачку любимого и здесь дефицитного «Беломора» и закурил:

– А ты знаешь, Борис, совсем уж не так плохо в этом «проклятом логове фашистского зверя».

В это время появился обеспокоенный нашим долгим отсутствием Розенплентер в сопровождении фрау Шторх и бургомистра.

Обнаружив Исаева в кровати, они совершенно растерялись:

– Господину офицеру очень плохо? Привезти врача?

Мы их успокоили и заявили, что виллу мы берем, только просим освободить вторую половину.

– У нас будет много гостей!

– Яволь! – был ответ, к которому мы уже привыкли.

Третий этаж оказался типа мансарды, и там, как пояснила фрау Шторх, иногда ночевала прислуга или гости.

– Почему нет горячей воды?

О, для этого надо спуститься в подвал и разогреть котел.

Исаев не утерпел:

– Пошли, сейчас растопим.

В подвале большой бункер с углем. Котел разогрели, и каждый из нас блаженствовал в отдельной ванной комнате. Потом мы, закутанные в лохматые халаты (откуда что берется!), спустились в библиотеку и на импровизированном обеде отметили новоселье.

Вилла Франка в Бляйхероде почти на год превратилась в офицерский клуб и штаб, где мы подводили итоги, разрабатывали планы деятельности, вместе столовались, отмечали праздники.

Трудно вспомнить, кто был автором идеи назвать институтом нашу самостийную группу, состоявшую пока всего из двенадцати немцев, которыми командовали подполковник Исаев и майор Черток. От этой идеи немцы пришли в восторг и заявили, что специалистов и весь штат наберут быстро. Но как назвать это новое изобретение?

После недолгого «советско-германского» обсуждения и родилось наименование институт «Рабе». «Рабе» в точном переводе – ворон. В нашей расшифровке – «ракетенбау» – «строительство ракет».

Таким образом появилась «крыша» – пристанище, куда могли стекаться разметанные войной немецкие специалисты.

Это была с нашей стороны явная партизанщина, которая могла привести к дипломатическим осложнениям с союзниками. Тем более, что граница была в шести километрах, а сразу за границей – город, в котором, по нашим разведданным, американское командование собрало несколько сот немецких специалистов.