Только никому не говори - Инна Булгакова

Мария — его младшая дочь, 21 сентября должно было исполниться восемнадцать лет.

Борис Николаевич Токарев — муж Анны, математик-программист, тридцать лет.

Пётр Ветров (юный Вертер — прозвище, данное художником) — бывший одноклассник Марии, её ровесник.

Дмитрий Алексеевич Щербатов — друг семьи, художник, сорок три года.

- Маруся с Вертером собирались поступать в МГУ на филфак. Анюта должна была готовить сестру к экзаменам и вообще опекать, пока родители находились в Крыму…

Кстати, как Люба не хотела ехать в санаторий, будто что-то предчувствовала. Вечером того же воскресенья я отвёз их во Внуково… у меня машина… заодно подбросив в Москву Бориса с Петей. Сестры остались одни.

Место действия (из моего блокнота). Небольшая дача в саду. Вход с веранды. Коридор, куда выходят три двери. Налево комната Анюты, окно на улицу. Прямо — спальня родителей окнами на юг. Направо дверь в кухню, полутёмную, поскольку единственное окно выходит на веранду. На кухне печка и люк, открывающий вход в погреб. Туда ведёт лесенка, высота погреба около двух метров, электричество не проведено. За кухней комната Маруси — светёлка, как её называли, позднейшая пристройка. Окно в задней стене дома. Таким образом, Анюта ночью была отделена от сестры тремя дверями: своей, кухонной и дверью в светёлку.

Соседи. Слева и справа (юг и север) находятся соответственно дачи Нины Аркадьевны и Звягинцевых. Нина Аркадьевна, пенсионерка, живёт на даче все лето, встаёт в шесть утра, ложится около девяти. С её участка просматривается только небольшое пространство между калиткой и фасадом дачи Черкасских. Справа, с участка Звягинцевых (муж, жена и ребёнок), можно сквозь зелень сада увидеть вход в дом, то есть крыльцо и веранду. В будни эти соседи бывают в Отраде редко. Однако в среду вечером, накануне исчезновения Маруси, Звягинцев после работы, в восьмом часу, приезжал полить огород. Он видел свет на кухне у Черкасских: свет падал из окна, выходящего на веранду. И Нина Аркадьевна, и Звягинцев со среды на четверг ночевали в Отраде, они благополучно спали и ничего подозрительного не видели и не слышали. Никакими данными о причастности соседей к исчезновению Марии следствие не располагает.

Дом Черкасских расположен прямо напротив калитки, метрах в семи от неё и в тридцати — от заднего забора. В левом углу у того же забора уборная и сарай. Участок двенадцать соток. Под окнами родительской спальни — огород. Все остальное пространство густо заросло деревьями и кустарником: вперемежку липы, яблони, вишни, черёмуха, шиповник, сирень, жасмин. Участок просматривается плохо, особенно густы заросли за домом, под окнами Маруси. Тут, на маленькой полянке меж липами, стоит стол, за которым обедали в хорошую погоду. Забор высокий, но просветы между досками довольно большие; на задах — сплошной, две доски отодвигаются и можно сразу выйти в берёзовую рощу, а оттуда через луг на Свирку, точнее, на тот её рукав, где сестры облюбовали себе уединённое место. На пляж, обычно многолюдный, идти ближе посёлком.

Продолжаю мои блокнотные записи, сделанные тем же вечером, после ухода художника. Почти наверняка можно сказать, что преступник, если таковой существовал, воспользовался окном в светёлке и проходом в заднем заборе. Иначе ему пришлось бы пройти мимо двери в комнату Анны. Кроме того, и калитка и крыльцо видны с соседних участков. Предположим, что преступник выбрался из Марусиного окна и, никем не замеченный в зарослях, пролез в дыру в заборе. Дальше он мог пойти либо на Свирку, либо на шоссе, а оттуда на станцию Отрада через посёлок или на магистраль, ведущую в Москву. Но куда он дел труп и где наконец совершено убийство?

- Скажите, Дмитрий Алексеевич, по нашему шоссе вы обычно и приезжали из Москвы?

- Да. Доезжал до совхоза, сворачивал с магистрали и мимо больницы ехал в посёлок на Лесную. И Павел, и Борис так же ездили.

- У них есть тоже машины?

- Нет, я уговорил Павла сдать на права, а Борис потом подключился, мечтал о машине. Но пока что они иногда пользовались моей.

- Через берёзовую рощу можно подъехать к заднему забору дома?

- Нет, исключено: там одни тропки.

- И в то воскресенье, третьего июля, вы ходили на речку через рощу?

- Нет, на пляж, по посёлку. Время было ограничено. Кстати, если это вас заинтересует: Маруся с Вертером там поссорились.

- Из-за чего?

- Точно неизвестно. Они переплыли Свирку и удалились в лес на той стороне — плести, видите ли, венки. Петенька вернулся надутый, все время молчал и, когда уезжал, даже не попрощался с ней.

- А Маруся?

- Марусю надо было знать! Настоящий бесёнок — все нипочём. Около неё таких Вертеров вертелось… Но вот она предпочла всем именно его.

- Это что, было серьёзно?

- По-видимому, да. Она мне сама сказала — и вполне серьёзно, — что его любит.

- Вы были так близки?

- Да, и с ней, и с Анютой. Не говорю уже о Павле и его жене. В сущности, кроме них, у меня никого нет. А теперь и их нет.

- Анюта есть.

- Она отдалилась от меня. Вообще ото всех отдалилась после катастрофы.

Вот как?.. Ну а тогда, в воскресенье, молодые люди сплели венки?

— А как же! Наши прекрасные дамы, все три, были в цветах — ромашки и колокольчики.

Господи, неужели это и вправду было? Любовь так женственна, вот именно-Любовь. Анюта в другом стиле, но прелестней женщины я не знаю. Впрочем, вы её увидите. И Мария — сама юность, сама огонь, — Дмитрий Алексеевич помолчал, потом добавил с горьковатой иронией: — Одним словом, перед нами разворачивался весенний хоровод Боттичелли. А седьмого, в четверг, утром Анюта позвонила мне по телефону… до сих пор в ушах крик звенит: «Маруся пропала!»

- В четверг утром? То есть, как только обнаружила, что сестры нет на даче?

- Она сбегала на Свирку, покричала в роще и пошла на почту.

- Не слишком ли рано она подняла панику? Мало ли куда могла отлучиться Маруся…

- Женщина — тайна, Иван Арсеньевич, сами небось знаете. Однако на этот раз женские предчувствия оправдались — да ещё как! Анюта с почты продиктовала мне телефоны Марусиных бывших одноклассников и учительницы.

- А почему она позвонила вам, а не мужу?

- Она ему звонила на работу, в институт, но его не нашли. Он работал на ЭВМ, на машине, как он говорил, в другом здании. Ну, я всех обзвонил…

- И Пете звонили?

- О, Петя! Петя уже скрылся. Дело в том, что за день до этого, в среду, он ездил в Отраду, но сестёр на даче не застал. Они были на Свирке.

- И он не догадался там их поискать?

- Искал. Ему соседка сказала, что девочки на реку пошли. Но он не знал их место: в воскресенье мы туда не добрались. Он ещё покрутился возле дома и уехал. Куда б вы думали? В Питер. Так что в четверг я до Петеньки не дозвонился: он уже гулял по Невскому.

- А он вообще собирался в Ленинград?

- В воскресенье об этом речь не заходила, впоследствии он утверждал, что собирался и на поездку у него были с собой деньги.

- Он что, не заезжая домой, в Ленинград махнул?

- Вот именно.

- И билет взял заранее?

- Нет, с рук купил — на вечерний поезд. В международный вагон.

- Шикарно. А багаж? Он его с собой в Отраду возил?

- Вертер уехал как был. Без вещей.

- Вообще-то странно.

- Юношеские порывы. Нам этого уже не понять. Итак, я обзвонил всех — без толку. И в восьмом часу приехал в Отраду. Анюта успела уже сходить в милицию…

- Не дождавшись известий от вас?.. Дмитрий Алексеевич, Анюта нервная женщина?

- Вы хотели спросить, не истеричка ли она? Напротив, её можно назвать человеком гордым и сдержанным. Просто испугалась, ведь сестру оставили на её ответственность. Да, одновременно со звонком ко мне она заказала разговор с родителями… телефон санатория был ей известен, те ездили туда почти каждый год…

Как перед финалом трагедии, события продолжали нарастать нагромождаться одно на другое, покуда вся эта глыба не обрушилась и не придавила, разметала, разделила участников. Все случайности и неожиданности сошлись вдруг и вместе. В восьмом часу Дмитрий Алексеевич прибыл в Отраду, чуть раньше подъехал Борис, и сразу принесли телеграмму от родителей: они прилетают в Москву в шесть утра. Художник под утро отправился в аэропорт и привёз их к девяти. Борис вышел встречать на крыльцо, Анюты не было: она бегала на Свирку. Едва Павел Матвеевич успел осмотреть дом, как появился участковый.

- Его встретила Люба, мы с Павлом, к несчастью, находились в доме. Поделать ничего было нельзя, и она отправилась с нами: ночью в Воскресенском, в двадцати километрах от Отрады, был найден труп девушки, требовалось его опознать. Это оказалась не Маруся, но на мать, да и на Павла, было страшно смотреть.

- Убийцу той девушки нашли?

- Сам объявился. Там другая история, к нашей не имеет отношения. Вообще милиция досконально проработала множество версий. Я о них не упоминаю — все пустые. Так вот, когда мы вернулись, Анюта с Борисом ждали на крыльце. Она подбежала к нам, но Люба вдруг закричала и стала падать. Я подхватил её на руки, Павел разжал ей зубы и заставил принять таблетку, у него всегда были при себе для неё… Потом он дал ещё какое-то лекарство — наверное, самое сильное… наверное, он сделал все, что мог, но она не приходила в сознание и пульс прерывался. Мы вдвоём повезли её в Москву в его больницу, надеялись, что успеем, я гнал как сумасшедший, но по дороге Люба умерла. Пятница и суббота прошли в каком-то чаду. Хоть Павел и был против, ей делали вскрытие: инфаркт, сердце не выдержало. Хоронили в воскресенье. Все было невыносимо своей внезапностью и каким-то ужасом, тайной. Я вполне очнулся только на поминках, поздно вечером, когда уже все разошлись и нас осталось четверо: Павел, Анюта, Борис и я.