Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

Неприятная догадка холодным комком сжалась меж ключиц. Она сглотнула и снова почувствовала сухие рези в горле.

Тем временем человек всыпал очередную порцию порошка в котелок и, размешав металлической палочкой бурлящее варево, встал и косо поглядел на нее. Как будто бритвой резанул!

— Воды дай, — как можно тверже произнесла она, глядя выпученными от страха глазами на его уши, обросшие по верхнему краю черной шерстью.

Это не человек.

Он скривил губы — видимо, усмехнулся, — но все же исполнил ее просьбу. Снял с крюка черпак, наполнил из бочки и поднес к ее губам.

— Пей, — приказал он.

Она почувствовала издевку в этом коротком, с усмешкой произнесенном слове. Приказать ей пить было равносильно тому, что приказать ему принести питье. Злость поборола страх, и она посмотрела ему прямо в лицо. Ее крик погас в бульканье судорожно сглатываемой воды. Белое пятно с черными точками глаз … ее поила Смерть.

Глава вторая

Дух зверя

— Мое имя — Олга! — раздраженно произнесла она, когда он в очередной раз обратился к ней, называя девкой.

— Мне плевать, какое имя было у тебя до смерти, — холодно произнес он, пальцами прощупывая мышцы ее ног. За время болезни они истощились так, что можно было пересчитать все косточки коленного сустава. Если честно, Олга не понимала, что он пытается найти под слоем кожи. Она с ужасом рассматривала свои конечности, думая о том, что ей самое место в анатомическом классе в качестве наглядного пособия для изучения скелета. И тут же вспомнила, что нет больше класса, и школы при храме не существует. Наверняка ее сожгли жители окрестных деревень, чтобы мор не распространился по селениям. А если не сожгли, то скелетов там и без нее более, чем достаточно.

— Попробуй-ка встать, — произнес он, подавая ей руку. Она оттолкнула протянутую ладонь отчасти из упрямства, отчасти из-за того, что ее пугали прикосновения к его коже. На ощупь она была холодной, как у утопленника, холодной и гладкой. Опираясь о стену одной рукой, а второй придерживая сползающую простыню, она медленно поднялась, борясь с тошнотворным головокружением и пытаясь удержаться на дрожащих ногах.

— Брось покрывало, — приказал он.

— Что?!

Она была абсолютно нагой, если не считать бинтов, бандажом перетягивающих ее торс. Без лишних слов он шагнул к ней и резким быстрым движением выдернул простыню из крепко сжатых пальцев. Олга потеряла равновесие и неудачно села обратно на лежанку. Согнувшись пополам от нестерпимых резей в животе, она зашипела, чуть не прикусив себе язык.

— Глупая девка, — процедил он сквозь зубы, с силой распрямляя ее, свернувшуюся в комок, и укладывая на кровать.

— Не называй меня так! — зарычала она, захлебываясь негодованием и болью. И тут он залепил ей звонкую пощечину такой силы, что на глаза выступили слезы. На короткий миг перехватило дыхание, и все телесные и душевные переживания отступили. Остался лишь бесчувственный и холодный голос, властно чеканивший тяжелые слова.

— Я буду называть тебя так, как посчитаю нужным. Запомни, теперь ты — никто, зародыш в утробе самки. Я дал тебе вторую жизнь, и ты благодарно будешь выполнять все мои приказы, иначе я забью тебя, как бешеную собаку.

Олга застыла, пораженная своей новой ролью рабы при жестоком царьке. Сколько яда источали эти губы! Ей хотелось съязвить, но он наверняка не поскупился бы на еще один удар. Она начинала тихо ненавидеть своего спасителя.

Тем временем он нежно успокаивал ее боль. Олга сквозь перевязь почувствовала холод его рук, водящих по животу сверху вниз, сверху вниз. Как будто зверя оглаживает. Как будто что-то, поселившееся внутри ее утробы, негодует по поводу грубо нарушенного покоя.

Размышляя о последней неделе, проведенной в сознании, но без движения, Олга подметила в себе несколько новых ощущений. Слух, зрение, нюх, вкус, осязание — все ее тело работало на неком новом, более высоком уровне. Эта перемена не пугала, но настораживала. Кто знает, что происходит после смерти… Олга была абсолютно уверена в том, что там, на ступеньках главной лестницы школы, она не просто впала в беспамятство. Ее убили ударом кинжала в живот. И холодную сталь вонзил в ее тело именно этот нелюдь, как она мысленно называла своего новоявленного хозяина. Сколько раз Олга задавалась вопросом, как это все может быть, сколько раз пыталась завязать подобие беседы с этим странным существом, выяснить, кто он такой, или что он такое. Но тот отвечал односложно или вообще молчал, а когда она начинала раздражаться, просто вставал и уходил, пользуясь ее немощью, чтобы избавиться от докучливых расспросов.

Тем не менее он очень внимательно наблюдал за ней. Олга чувствовала живой интерес, хорошо спрятанный под маской безразличия и холодной отчужденности. Когда в его отсутствие она попыталась самостоятельно сесть на лежанке, взгляд нелюдя ощущался сквозь бревенчатые стены. Казалось, он видел Олгу насквозь своими черными, как бездонные колодцы, глазами. Она же не смогла узнать даже его имени, а на предложение называть его “хозяином” лишь презрительно хмыкнул, едко подметив, что он ее еще не купил, чтобы иметь над ней власть. Этот довод был настолько смехотворен, что даже она в своем упрямстве понимала это, и негодовала от неясности происходящего и от мысли, что нелюдь вправе поступать с ней, как ему угодно, как хозяин спасенной им жизни. Она не понимала его мотивов, не видела цели, и страх, как волны прибоя, с завидной регулярностью накатывал, погружая ее с головой в свое липкое нутро. Она боялась, и пыталась скрыть это нападками и наглостью.

В такие моменты он не трогал Олгу, видимо, боялся повредить, и вот только что, вложив в одну звонкую пощечину все накопившееся раздражение, выплеснул его в самой что ни на есть циничной форме, разбавляя удар не менее звонкими словами. Может ли это значить, что болезнь и смерть отступили?

Олга с ненавистью посмотрела на красивый профиль нелюдя. Его сосредоточенный взгляд был прикован к бинтам, и казалось, проникает глубже, под них, в самое нутро. Щеку до сих пор саднило.

— Ну и что ты там пытаешься высмотреть? — раздраженно спросила она. Он поднял глаза, несколько секунд смотрел на стену, а потом задумчиво произнес:

— Ты, наверное, права, — Олга от удивления вздрогнула, — девкой тебя называть бессмысленно. Мне пришлось вычистить твое сгнившее чрево. Так что детей ты точно иметь не будешь. А какая из тебя девка, коли родить не сможешь?

И он улыбнулся ей впервые за все время, обнажая ряд безупречно белых зубов. Олга застыла. Да как он смеет?

— Ублюдок! — она