Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ад?! Ха! Сам Разрушитель ужаснулся бы столь изощренной пытке.
А потом настало ничто…
* * *
Лис присвистнул, удивленно разглядывая развороченный сруб. Теперь это убежище вряд ли можно восстановить, разве что разобрать и построить новое.
После его двухнедельной отлучки дом казался совершенно необитаемым. Припорошенная снегом крыша совсем осела, в некоторых местах зияли темные провалы.
“Выбила подпорку”, — догадался хозяин.
Дверь, точнее ее жалкие останки, болтались на одной петле, разукрашенные потеками давно спекшейся крови. Дорожка к порогу была нехожена, так что Лису пришлось пробираться по сугробам, проклиная небеса и Сотворившего их заодно.
Внутри даже не пахло — смердело нечистой кровью. Лис плотоядно усмехнулся. Ему нравился этот запах. Место, продуваемое всеми ветрами, сохранило его, несмотря на время. Запах второй смерти. Запах крови духа.
Хозяин вгляделся в полумрак холодного остова. Как он и предполагал, подпорка была выбита из гнезда. Стены, пол, потолок — все что от них осталось — в разводах бурой жижи, застывшей в корку. Ни единой целой вещи. Все разрушено до полной потери формы, все вернулось к своему первоначальному хаосу.
“Где она?”
Лис шагнул через порог, судорожно втягивая носом воздух. Обоняние не могло подвести, она была здесь, но живая ли.
“Она не должна была погибнуть!”
Под сапогом хрустнули черепки разбитой посуды. Лис напрягся, почувствовав легкое движение. Потом выпрямился, тряхнув гривой заснеженных волос, и уверенно шагнул к вороху грязного тряпья, сваленного в дальнем углу. Присев рядом, он отвернул тряпицу с лица Змеи.
Красные, как два пылающих горна, глаза, и когтистая лапа резким, почти незаметным движением с необыкновенной силой схватила его за горло.
Она была жива!
* * *
Олга любила этот звук — скрежет металла о точило.
В углу мастерской отца стоял огромный, старый как мир, кованый сундук с тяжелым узорчатым замком, который вряд ли можно было снять даже самым прочным ломом. В нем хранились особо ценные каменья, используемые для различных инкрустаций, бумаги, векселя, дорогие старинные книги (Олга подозревала, что колдовские), и множество всякой интересной, но, увы, недоступной для длинного девчоночьего носа всячины. Эта деревянная глыба из мореного дуба пережила не один пожар, приобрела стойкий грязный налет и, прикрытая лоскутным покрывалом, выглядела очень уютно. Олга всегда засыпала на сундуке, наблюдая за работой отца, убаюканная скрежетом шлифовального станка.
Стальное лезвие мерно охаживало точильный брусок. Потрескивал огонь в печи. Олга поежилась, плотнее укутываясь в теплую, вкусно пахнущую зверем шкуру… Шкуру?! Змея болезненно поморщилась, вспоминая события последних месяцев, и открыла глаза.
Первая странность заключалась в том, что открыла-то она оба, а видела почему-то только одним глазом. Вторая странность — изменившаяся обстановка. Это был совершенно другой дом — настоящий добротный сруб, а не полуразвалившаяся баня. И третье — сам Учитель с перебинтованной головой. Повязка и недовольное выражение лица делали его облик столь потешным, что, несмотря на весь свой страх, Змея фыркнула, не сумев сдержаться. Лис резко обернулся, и Олга встретилась с ним взглядом. Опять эти страшные мертвые глаза! И в то же время ее обдало такой волной презрения и злости, что она чуть не захлебнулась собственным дыханием.
Лис ощерился и возвратился к прерванному занятию.
Ничего не изменилось в поведении Рыжего… или все-таки? Олга потрогала левый глаз: “вроде бы в порядке”, и еще раз осмотрела новое убежище.
“Что ж, по крайней мере, здесь есть печка… Интересно, в честь чего такие перемены? Зачем он меня сюда приволок?”
Натянув шкуру до самого носа, она приподнялась на подушке, оглядываясь.
Небольшая, но достаточно просторная комната, на четверть занятая печью, вмещала в себя массивный, топорной работы стол, пару таких же табуретов и две широкие лавки, одну из которых занимала Олга. Застиранная занавеска разделяла кладовую и жилое помещение. Судя по характерному капающему звуку, долетавшему из-за неплотно закрытой двери, умывальник находился в сенях.
Сталь мерно охаживала точило.
Олга выскользнула из-под шкуры и, не найдя, чем прикрыться, как была, нагишом тихонько вышла в уборную. За дверью, вопреки ожиданиям, оказалась еще одна маленькая комнатушка с выходом в сени, из которых по полу тянуло холодом. Слева до самого потолка размещались широченные полки, до отказа забитые пыльным, провонявшим плесенью, ржавчиной и звериной мочой хламом. Справа в углу стояла приземистая бочка с водой, прикрытая квадратной крышкой, увенчанной, в свою очередь, помятым железным черпаком. На стене красовался медный умывальник с зелеными подтеками на тусклых боках, раковина на деревянном коробе и, самое примечательное, настоящее заморское, правда, треснувшее зеркало с каравай размером, такое же круглое и обрамленное дорогой рамой с облупившейся позолотой. Далее стояла скамья, укрытая в беспорядке сваленной одеждой, под ней — огромный чан продолговатой формы, доверху нагруженный кулями и свертками. У двери валялось несколько пар сапог и чудовищных размеров топор. Олга поморщилась. Она не любила беспорядка.
Вода в умывальнике была холодной, с приятным металлическим привкусом. Олга ополоснула лицо и шею, фыркая и отдуваясь… что-то было не так… Она отерла лицо полотенцем и почувствовала, как с кожи сходит тонкая пленка.
—
Что это такое?!
Змея поглядела в зеркало…
Наверное, она кричала, возможно, громко — все вылетело из памяти. Остался только ужас пережитого заново кошмара. Там, в предательски правдивом стекле была не Олга, не человек, а какое-то чудовищное подобие ее, созданное в воспаленном воображении одержимого тьмою.
Олга давно не видела своего четкого отражения. Она помнила, что после болезни все волосы на ее теле вылезли, не осталось даже ресниц, а кожа в области спины, плеч, шеи и затылка покрылась розоватыми пятнами, сошедшими после трех недель тренировок, но не до конца. Волосы же росли медленно. В остальном ничего не изменилось.
А теперь ее некогда милое круглое лицо превратилось в жуткую маску. Скулы и подбородок заострились, нос вдавило внутрь черепа. Рельефными на худом лице остались лишь верхушка тонкокрылого носа да полные губы. Отросшая неровными прядями щетка волос на голове приобрела странный зеленоватый оттенок, что было заметно даже при мутном свете зимнего солнца, проникавшего сквозь оплывшие слюдяные стекла маленького окошка. Пятна на коже ороговели, побурели и лоснились, как рыбья чешуя. Радужка глаза пожелтела, увеличившись в размере, зрачок уподобился змеиному, уши приобрели почти правильную округлую форму, череп сузился и вытянулся. Поверх бурого рубца на левом глазу, склеив веки, наросла тонкая пленка, которая теперь и сходила с кожи. Олга стала похожа на гадюку со скальпом стриженой кикиморы на
