Музыка из окна - Константин Ваншенкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женское
Как тогда, в иные дни,Я опять с тобой побуду.Ты приляг и отдохни,А я вымою посуду.
Вновь столетник на окне,По-научному — алоэ.Вечер. Чайник на огне.И — ненужное былое.
Так случилось — даже снедьИз того же магазина.Но успела потускнетьБедной памяти пластина.
Ласка
Пристрастие к слезамПослужит ли уроком?Обиделся — и самОбидел ненароком.
Но не желала злаВсему, что сердцу мило,Тихонько подошлаИ ласку применила.
«Какие женщины в пейзаже…»
Какие женщины в пейзаже,На фоне скверов и морей!Готов понять и тех, кто дажеМоложе дочери моей.
Но в самом беглом разговореЯ замечаю в тот же миг,Что я, пожалуй, не в фаворе,О чем не скажут напрямик.
Приветливые как вначале,Уходят, галькою шурша.И слабым отзвуком печалиМгновенье тешится душа.
Разлюбившая женщина
Не любит — это факт,Хоть есть еще и такт,В дожди и в стужуПривычка к мужу.
Но что мешает ейСмотреть вокруг смелей,Коль чувства нетуК сему предмету?
И все ж иная нитьМешает изменить:Порой стыдливость,Порой брезгливость.
«Он слабо говорит…»
Он слабо говорит,Лежат в подглазьях тени,Взъерошен и небрит,Всю жизнь на бюллетене.
Но блещет торжествоИз допотопной были,Где женщины егоС готовностью любили.
Был прочих не хужей,Гулял себе — а там ужДве бросили мужей,А три не вышли замуж…
В глазах довольный свет,Горящий непреложно.А было или нет —Проверить невозможно.
«На планете такой голубой…»
На планете такой голубойЧеловек пребывает фатальноВ чреве матери вниз головойИ под холмиком — горизонтально.
Но покуда навеки не стихИ едва лишь пожаловал в плаче,Быть считается нужным как штыкИ способствовать этой задаче.
«Никогда в чащобах этих…»
Никогда в чащобах этихЗверь не думает о детяхС той естественной поры,Как убрались из норы.
Цель — с природой расплатиться!О птенцах забыла птицаВ тот счастливый миг, когдаУпорхнули из гнезда.
Начинают все сначала,Лишь бы в сердце кровь стучала,Смутно радости суля.Начинают все с нуля!
Средь степей, в речных излукахЗверь не ведает о внукахИ о правнуках своихВ чащах мрачных и сырых.
«Возле Ялты когда-то…»
Возле Ялты когда-тоСтоял туман.Плыли тучи космато.Маяк дремал.
Огоньки в ресторане.Пустынный пирс.И кораблик в туманеЗабыт, как Фирс.
«Я проснулся от птичьего гвалта…»
Я проснулся от птичьего гвалта.Сразу сна ни в едином глазу.Осторожно ворочалась ЯлтаСквозь разрывы тумана, внизу.
Словно звуки, продленные в эхе,Многократно: — Э-гей! О-го-го!..—Возникали привычные вехиВ новом утре, в просторах его:
Православная церковь, а ниже —Санаторий, гостиница, мол,И еще заслоняли они жеПляжа здешнего крупный помол.
Но главнейшая утра примета —Проступал над молочностью водОжидаемым знаком приветаПоявившийся вновь теплоход.
Виды эти дыханье спирали,И, как слову, входящему в речь,Захотелось но горной спиралиК морю маленькой капелькой стечь.
«Погибшие стволы среди живых стволов…»
Погибшие стволы среди живых стволов,Пожухлая листва кой-где осталась даже.Негромкая печаль, понятная без слов.Суровая деталь в безоблачном пейзаже.
Быть может, их сгубил промышленности яд.Закупорка корней иль молнии сниженье…Так средь живой толпы ушедшие стоят,Возникшие на миг в луче воображенья.
«Поразительное дело…»
Поразительное дело —И об этом горестная речь:Человеческое телоОстывает быстро, словно печь.
Только что пылало жаром,Но прервался длительный полет,И оно, по всем законам старым,Стало холодно как лед.
Нет ни сходства, ни приметы.Будто бы цена тебе — пятак.В мирозданье целые планетыУмирают так.
«С утра гусей пролетных клич…»
С утра гусей пролетных кличНад голубой землей расцветшей.Рыжеет сквозь листву кирпичДавно отстроенных коттеджей.
Березовый вскипает сок,И хочется, душе на радость,Прожить еще какой-то срок,Покуда никому не в тягость.
«Поддай еще газку…»
«Поддай еще газку»,—Сказал себе и вдругПочувствовал тоску,Руль выпустил из рук.
Пошел волчком вперед,Подумал: «Поделом!..»Закрытый поворот.Открытый перелом.
И в отраженье глаз —Чужой резины след…Огромный встречный «МАЗ».Зеленый вечный свет.
Рост
Боже, как она растет,И в особенности летом!Сил негаданный расходОбязателен при этом.
Говорит о пустяке:Мол, короче стала юбка.Высоко на косякеБудет новая зарубка.
Сверху птичьи голоса.Все размеренно и просто…Даже русая косаОтстает при темпе роста.
«Юноша проявляет чувство…»
Юноша проявляет чувствоТоскующими глазами,Девушка проявляет чувствоПылающими щеками,Мужчина проявляет чувствоРешительными руками.Женщина — всем своим существом.
«Холодная высь…»
Холодная высьОбдавала дождями.Они разошлись,Но остались друзьями.
Они разошлись,Но остались друзьями.Несчастная рысьВ свежевырытой ямеМерцает глазами.
Любовь, это ты?До скончанья? До гроба?…Глядят с высоты,Потрясенные оба.
Короткая память
Грядущего залог —На память узелокСредь луга или залаОпять не завязала.
Пусть это далеко,Но, право, как легкоНедавние обидыС готовностью забыты.
Ах, память коротка,Стремится без платка —Как женщина по лужамЗа уходящим мужем.
«Средь полночной тишины…»
Средь полночной тишиныНынче свойственно мужчинамСпать отдельно от женыПо техническим причинам.
Объясненье каково!Раньше были все моложе,Да и редко у когоДополнительное ложе.
…Дело близится к зиме,Но, как прежде, без изъятьяШелестит в прозрачной тьмеРифма: «платья» и «объятья»…
«Я приобщился к сонму стариков…»
Я приобщился к сонму стариков,В их гавани ошвартовался тоже.Я старым стал. Твардовский, Смеляков,Светлов, Бернес — и те меня моложе.
Мои друзья безжалостно стары,Немало повидавшие мужчины.Рисунком, отпечатанным с коры,Темнеют их глубокие морщины.
Жизнь далеко нас нынче завлеклаИ все еще, посмеиваясь, длится.Неужто правы эти зеркала —Ровесников немыслимые лица?
«Так волна смывает след…»
