Музыка из окна - Константин Ваншенкин

Прилет птиц

Тянет маем.Есть кворум.ОткрываемНаш форум.

Свищут перья.А вотумЕсть доверья?Да вот он.

Это простоЖизнь в силеСтроит гнездаСредь сини.

«Весна текла со всех сторон…»

Весна текла со всех сторон,Сиренью веяла,Когда в родильном доме онСошел с конвейера.

Когда сошел со стапелейНочным корабликом,А тьма за шумом тополейШумела «рафиком»,

Трамваем где-то невдали,—То с высших лон ужеБесстрастно линзы навелиНа несмышленыша.

Детский хор

Пасмурные небесаВроде укора.Ангельские голосаДетского хора.

Трепетно-нежный полет,Длящийся влажно.Что этот мальчик поет —Даже неважно.

Да и гораздо важнейЦарственной свитыТо, что они уже с нейЗапросто слиты.

«Тише воды…»

Тише воды,Ниже травы.

Горше беды,Злее молвы.

Громче мольбы,Выше вины.

Строже судьбы,Хуже войны.

«Я лежал на земле, повторяя…»

Я лежал на земле, повторяяБедным телом любой бугорокИ ложбинку,— ночная, сыраяСтепь тянулась вдали от дорог.

Не по званью и не по ранжируПосредине холодных степейМы притерлись к огромному мируКаждой клеточкой жизни своей.

«Весной в лесу стоит шумок…»

Весной в лесу стоит шумок.Вверху постреливают почки,И первой зелени дымокПоказывает коготочки.

А осенью шуршит листва,Шумящая, но неживая,И с веток валится, едваДругие ветки задевая.

И гуси медленным крыломПересекают небо кстати.…Скажи, откуда ж буреломПри этой вечной благодати?

Вот и кончилась эта путаница

Вот и кончилась эта путаница,И у бедного мужикаОтлетела душа, как пуговицаОтлетает от пиджака.

Искусственный свет

Сквозь голубой кристаллФабричного окнаСвет неживой хлесталСильнее, чем луна.

И кто его дневнымПридумал называть?Он явно был иным,Нездешнему под стать.

Он действовал на всехВ страде ночей и дней.Те, что входили в цех,Вдруг делались бледней.

И что бы мы в свой срокНи думали о нем,Он никому не могКазаться белым днем.

Высокий штиль

Отчетливое совпаденье —В который разНе просто сон, а сновиденьеВ рассветный час.

Не просто дом у поворота —Скорей, очаг.И не в глазах стоит забота —Скорей, в очах.

Не говорим высоким штилем,Который чужд.Но коль случится, то осилимСредь прочих нужд.

Слово

В те и в эти года,В стуже, в туманеНе держал никогдаФиги в кармане.

Про любовь, про войнуВ трудные срокиЯ писал, как одну,Разные строки.

А таких, что в печать,Посмотрев строго,Не хотели пускать,—Их не так много.

Это о писаряхИ — о салюте,И что боль, да и страх,Превзошли люди.

И о тридцать седьмом,О Борисе и Павле.Но в стихе-то самомКрамолы ни капли.

Нынче можно писать,Раз пошли сдвиги.Но в кармане опятьНикакой фиги.

О любви, о себе,О войне сноваИ о вашей судьбеУ меня слово.

«Председатель над залом возрос…»

Председатель над залом возрос:— Ты, братишка, откеда?..—И на этот суровый вопросОтвечает анкета,

Где превыше любого стиха,Что придумал марака:— Я, товарищи, сын пастуха…—Или: — Я — из барака…

Мы повсюду стоим на своем,И по правилам высшимМы вне конкурса нынче живем,Поступаем и пишем.

Но какая висит тишина,Если вдруг у партийцаОказалась дворянкой жена!..Позже это простится.

И какой-нибудь новый зампред,Чей был дед из барака,Снимет старый негласный запретВ отношении брака.

И гордиться надумает вновь,Как оливковой веткой,Пролетарская красная кровьГолубою подсветкой.

Что за мир под окошком шумит —Не привал и не табор.И немножечко сердце щемитОт внезапных метафор.

Сколько попусту ни городиТех комиссий-коллегий,Упаси нас, Господь, впередиОт былых привилегий.

«Жизнь младенчески любя…»

Жизнь младенчески любя,Все мечтал чечетку сбацать.Не печатали тебяЛет пятнадцать или двадцать.

Серым волком по лесамСлыл — достаточно похоже.А сказать точнее: самНе впечатывался тоже.

Но теперь ты на коне,Слава богу, все в порядке.Проступают, как в окне,Твои прежние повадки.

И когда в твоей судьбеОдобренья слышен говор,Проявляется в тебеДавний юношеский гонор.

Даже в зрелые лета,Проплывающие мимо,Глупость нежная — и та,Видимо, неистребима.

Мемуары

Случайно коснулся колена,Нарочно высокой груди.Бегите из плена и тлена,Пока еще свет впереди.

Не верьте рассказам и сплетням.Но ведь подтверждается тутИзвестье, что женщины в среднемДействительно дольше живут.

Отбросьте неясные слухи,Завалы словесной трухи.Но ведь этой глупой старухеТогда посвящали стихи.

Крановщик

Со своим громоздким краномПо столице кочевал,Памятники корчевал,Что поставлены тиранам,Бил по стенам, как тараном:Помешала — наповал.

И над каждым котлованомРос, на смену деревянным,Новых стен девятый вал.

«Больной безмерно утомил…»

Больной безмерно утомил,Что вдруг случается с больными,Когда не остается силИх видеть и возиться с ними.

Но в воскресенье поутруЕй показалось это дико.Шумели ветви на ветру,А на душе все было тихо.

И раздражение больнымИсчезло. Возвратилась жалость.Теплом повеяло былым,Но безотчетно сердце сжалось.

«Сказали: — Пора прощаться!..»

Сказали: — Пора прощаться! —И в хлынувшей тишинеПечально друзья стояли,С ним словно наедине.

А женщины, провожаяПоэта в последний путь,Отталкивая друг друга,Валились ему на грудь.

Виктор Попков

Вот ведь как! Судьба не сахар.Но заплакать нету сил.По ошибке инкассаторЖивописца застрелил.

Тот подумал у «Арагви»,Что пред ним стоит такси,Начал дергать дверь — а развеМало дури на Руси?

Жизнь потеряна задаром,А ведь как была нужна!Над московским тротуаромТраурная тишина.

И над северной деревней,Где усопший был рожден,Плачет высь порою летнейТихим меленьким дождем.

Бабки, этот дождик видяНад холодной рябью рек,Говорят о том, что ВитяБыл хороший человек.

Баллада о двух составах