Микро - Ричард Престон

– Ни хрена себе! – Вскочив из-за стола, Вилли Фонг вытаращился на упавшего парня. Каблуки китайца колотились об пол, он бился в конвульсиях. – Твоя работа?

– Нет, – отозвался Маркос. – Вот про это я тебе и толкую!

– Херня какая-то, – пробурчал Фонг. – Чего это ты с собой притащил? Головой-то подумал? Да это за неделю не отмо…

И тут всю его левую щеку тоже забрызгала кровь, толчками выбрасывавшаяся из порезанной шейной артерии. Вилли попытался зажать рану рукой, но кровь фонтанчиками била между пальцами.

– О господи! – прохрипел он, сползая обратно в кресло. Уставился на Родригеса. – Как?!

– Да понятия не имею! – выкрикнул Маркос. Он прекрасно понимал, что сейчас будет. Оставалось только ждать. Когда что-то резануло его по затылку, он едва это почувствовал. Но почти сразу у него сильно закружилась голова, и ноги подкосились. Родригес свалился на бок в липкую лужу собственной крови, вперив неподвижный взгляд в стол Фонга. Из-под стола торчали ботинки адвоката. «Этот говнюк теперь мне никогда не заплатит», – мелькнуло у Маркоса в голове напоследок. И вокруг него окончательно сомкнулась тьма.

«ДИКОЕ ТРОЙНОЕ САМОУБИЙСТВО» – кричал заголовок во всю первую полосу «Гонолулу Стар-Эдветайзер». Сидя за столом, лейтенант полиции Дэн Ватанабэ отшвырнул газету подальше. Поднял взгляд на своего начальника, Марти Каламу.

– Мне уже весь телефон оборвали, – хмуро сказал Калама. Он носил очочки в тонкой металлической оправе, постоянно моргал и вообще больше походил на учителя, чем на полицейского. Но подобное впечатление было обманчивым. На Гавайях таких людей называют «акамаи» – голова у него соображала побыстрей любого компьютера.

– По-моему, у нас проблемы, – продолжал Марти.

– Из-за этого самоубийства? Это уж точно, – кивнул Ватанабэ. – По-моему, так полный бред.

– Тогда откуда газеты это взяли?

– Откуда обычно, – отозвался Дэн. – Из собственной башки.

– Давай-ка поподробней, – распорядился Калама.

Ватанабэ не пришлось сверяться с записями: даже через несколько дней увиденная сцена стояла у него перед глазами, как живая.

– У Вилли Фонга контора на втором этаже, в одном из тех маленьких домиков на Пууи-авеню: сворачиваешь вправо с автострады на Лиллихи-стрит – и ты почти на месте. Здание деревянное, довольно задрипанное, всего в нем четыре офиса. Вилли шестьдесят лет, наверняка вы про него слышали, адвокат, работает с местными – ну, кого за пьяную езду прихватят или еще за какую-нибудь мелочовку. Сам всегда был чист. Кто-то в здании пожаловался на запах из его конторы. Ну, мы приехали и обнаружили троих мертвых мужчин. Медэксперт говорит, два-три дня пролежали, точнее не сказать. Кондиционер был выключен, так что все там изрядно провоняло. У всех троих ножевые. У Вилли перерезана сонная артерия, истек кровью, так в кресле и остался. На другой стороне комнаты какой-то молодой китаец, документов нет, ищем. Непонятно, наш или приезжий. У этого рассечены обе яремные вены, быстрая кровопотеря. Третий – тот самый португалец с фотоаппаратом, Родригес.

– Тот, что охотится за парнями, которые трахают своих секретарш?

– Он самый. И постоянно получает за это по мордасам. Получал, вернее. В общем, он тоже был там, и порезы у него чуть ли не по всему телу – на лице, на лбу, на руках-ногах, на затылке. В жизни ничего подобного не видел.

– На пробные порезы не похоже? Самоубийцы, они…

Ватанабэ помотал головой.

– Нет. Медэксперт тоже сказал, что нет. Его кто-то резал, причем начал задолго до этого – где-то за час. Мы нашли его кровь на черной лестнице, отпечатки ног на ступеньках тоже кровавые. И машина возле подъезда вся кровью уделана. Короче, лило с него еще тогда, когда он подошел к дверям.

– Так что, по-твоему, там произошло?

– Не возьмусь сказать. Если это и самоубийство, то на троих у нас ни одной предсмертной записки – слыханное ли дело? Плюс ножа тоже нет, а мы там все вверх ногами перевернули, должен заметить. Плюс дверь была заперта изнутри, так что выйти оттуда никто не мог. Окна тоже закрыты и заперты. Окна мы по-любому проверили на отпечатки – мало ли кто через окно залез и вылез. Но на окнах и подоконниках ни одного свежего отпечатка, одна пыль.

– Может, кто-то из них спустил лезвие в унитаз? – предположил Калама.

– Исключено, – ответил Ватанабэ. – В туалете ни пятнышка. Значит, после того как началась вся эта резня, никто туда не заходил. У нас просто три зарезанных мужика в запертой комнате. И ни мотива, ни орудия убийства – ни черта.

– И что ты думаешь делать?

– Этот детектив-португалец откуда-то приехал. Причем уже порезанный. Попробую выяснить, где это произошло. Где началось.

Он пожал плечами.

– У него был чек с бензоколонки в Калепе. В десять вечера он залил полный бак. Мы знаем, сколько бензина он потом израсходовал, так что можно прикинуть примерный радиус, куда он мог доехать после заправки перед тем, как вернуться к Вилли.

– Великоватый получится радиус. Чуть ли не во весь остров.

– Попробуем методом исключения. Кроме того, у него в шинах застрял свежий щебень. Дробленый известняк. Большая вероятность того, что он заезжал на какую-нибудь стройку или еще куда. В общем, будем проверять. Не сразу, конечно, но это место мы по-любому отыщем.

Ватанабэ двинул газету по столу.

– А тем временем… Я бы сказал, что в газетах все расписано правильно. Тройное самоубийство по предварительному сговору, и точка. По крайней мере, пока.

Глава 1

Дивинити-авеню, Кембридж.

18 октября, 13:00

На втором этаже, в биологической лаборатории, Питер Дженсен, двадцати трех лет, медленно опускал в небольшой стеклянный террариум металлические щипцы. Потом, прицелившись чуть позади капюшона кобры, он быстрым движением прижал ее голову к днищу. Змея злобно шипела, но Дженсен дотянулся до нее, крепко ухватил за шею и поднес к стаканчику для сбора яда. Протер мембрану спиртом, погрузил в нее змеиные зубы и стал смотреть, как желтоватая жидкость сползает по стеклянной стенке.

Пока удалось нацедить лишь несколько жалких миллилитров. Чтобы собрать достаточное для исследований количество яда, Дженсену требовалось, как минимум, с полдюжины кобр, но в лаборатории попросту не нашлось бы для них места. Большая змеиная ферма имелась в Оллстоне, но ее обитатели часто болели. Питеру хотелось иметь змей под боком, чтобы можно было регулярно следить за их состоянием.

Змеиный яд очень легко загрязняется бактериями – отсюда и протирка спиртом, и поддон со льдом, на котором всегда стоял лабораторный стаканчик. Исследование Дженсена касалось биологической активности определенных полипептидов, которые содержит яд кобры. Эта работа была лишь частью куда более обширного исследования змей, лягушек и пауков, способных производить нейроактивные токсины. Благодаря большому опыту работы со змеями Питер стал и большим специалистом по змеиным укусам, и время от времени его даже вызывали в больницы в качестве консультанта, особенно, если укус был из категории экзотических. У прочих студентов, работающих в лаборатории по собственным программам магистратуры, это вызывало определенную зависть. Как и в любой группе, каждый стремился хоть в чем-нибудь обойти остальных, так что если кто-то вдруг начинал получать знаки внимания из внешнего мира, это сразу вызывало соответствующую реакцию. На сей раз общее мнение было таково, что кобра слишком опасна, чтобы держать ее в лаборатории, и что ей тут вообще не место. Самым мягким определением занятий Дженсена со стороны коллег было «возня с ядовитыми гадами».

Но Питера это нисколько не огорчало. Человек он был приветливый, незлобивый и беспристрастный. Вырос он в ученой семье и укусы коллег не принимал близко к сердцу. Его родителей уже не было в живых – разбились в катастрофе легкого самолета где-то в горах Северной Калифорнии. Отец был профессором геологии Калифорнийского университета в Дейвисе, мать преподавала на медицинском факультете в Сан-Франциско, а старший брат был физиком.

Едва Питер успел вернуть кобру обратно в террариум, как рядом возник Рик Хаттер. Этноботаник, двадцати четырех лет. В последнее время он занимался анальгетиками, обнаруженными в коре некоторых тропических деревьев. Как обычно, на Рике были линялые джинсы, джинсовая же рубашка и тяжелые ботинки. А еще его отличали ухоженная бородка и вечно недовольный взгляд.

– Я смотрю, ты без перчаток, – заметил он.

– Без, – подтвердил Дженсен. – Я уже столько раз возился с этими…

– На моей полевой работе ты бы без перчаток не обошелся, – перебил его Хаттер, который никогда не упускал возможности напомнить прочим коллегам, что ему действительно приходилось работать «в поле». Подавалось это так, будто он годами не вылезал откуда-то с истоков Амазонки. На самом же деле эти полевые исследования, всего лишь четырехмесячные, имели место в одном из национальных парков Коста-Рики.