Семейные ценности. Рассказы - Марина Воронина

Ксанка смело, не раздумывая, толкнула плечом тяжелую дверь и скрылась внутри. Уж собака визгу подняла, уж она каталась по полу от счастья, что явился главный человек, и освободит их с хозяином от стылых оков смерти. Оксана прицепила пса в дальней кладовке, пообнимала, пошепталась и, наконец, впустила народ.

Гроб, как заведено у серьезных людей, давно дожидался на чердаке, оббитый черным сатином и устланный стружками. Похоронили Няттиева в тот же день, на закате. Лайка исчезла неведомо куда. Оксана заперла хату и вернулась в больницу.

Дарья с дочерью не спешили ехать в деревню принимать наследство. Не лежала душа входить в пропахший махрой и спиртом дом, откуда они были изгнаны много лет назад. А когда явились, дома уже не было.

– Батюшки святы! – крестилась вдова на груду бревен.

Рослая, с топорно скроенным, закоричневевшим от времени, но все равно чем-то неуловимо прекрасным, будто деревянная икона, лицом, она стояла перед тем, что когда-то называлось семейным гнездом. Ветер трепал по ногам старого льна юбку, срывал с головы по-старообрядчески повязанный плат.

Сосновый, длинный, с высоко рубленными окошками, чтобы зимой не заваливало снегом; с острой, опять же от снежной тяги, двускатной крышей, дом строился специально для молодых. 25-летний Алексей, счастливо избегнувший русско-японской бойни, вложил в него все заработанные на таможне деньги. Строиться на берегу, как все, не пожелал.

– Не рыбак я, – нехотя объяснял он, почему ставит дом наособь, ближе к тракту, метров за триста от деревни.

И хоть, правда, не рыбачил Няттиев, другим прикормом жил, не поверили, видать, мужики.

– Золотишко, баю, прячет, – нашептывал в уши Федька Евтифеев. – Внутрях плотничать не дозволил, прогнал. Сам-от! А мы че, видим разе, че он на отшибе сам-от делает?

– Небось, приворовывает со шнек да карбасов, че говорить. Сколь с Груманта товара запрещенного тащат.

– И приворовывать не надо, купчишки сами отдадут. Аль забыли, как забрали бот у Шамалуева? На мысе Бережнуха пост таможенный, так он хотел мимо шмыгануть, с норвежским ромом в трюме. Ну и, задержали, известно. Ему бы сунуть солдатне бочонок, а он ярится: я-де, купец первой гильдии, делиться с захребетниками не желаю, и такое прочее. Всю контрабанду забрали, и улов, и бот, да штрафу еще сколько написали. Тронулся-от Шамалуев от такого горя и несправедливости…

Сказка про няттиевское золото ходила по деревне, а вернее – тишком ползала, дабы Архипыча не озлить, до самой его смерти. И то, что старик презрел вступать в колхоз (без меня сопливьтесь в «Батраке» своем, сказал), но чем-то жил, из каких-то средств покупал ту же водку, только укрепляло подозрение земляков – точно, имеется золотишко!

Подождав Дарью с неделю, мужики не выдержали. Влезли внутрь и вначале скрытно, по ночам, рылись в дедовом подполье, простукивали стены. То ли не нашли ничего и потому рассердились, то ли нашли да следы скрывали – никто же потом не признался, не повинился, – но пришли ватагой днем, с ломами и гвоздодерами. Разнесли дом, только груда еще крепких бревен и самодельная мебелишка, сваленная кучей в стороне, достались Дарье от мужа. Та шум поднимать не стала, по дворам не пошла. Вывезла всё подводой в город – дочери на дрова.

А место до сих пор нетронуто осталось, сгнившими до сухой зелени колышками отмеченное. Растет в зарослях жесткой поморской травы береза, пошевеливает вислыми ветками, будто неустанно отпевает кого-то, горюет, уговаривает.

Дыма без огня не бывает. Няттиевское золото существовало. Только сам старик об этом слыхом не слыхивал…

– Да, как раз для деда рамка, – решила Елена. – Не пообедать ли, сестренка?

– Дак нет буфета. Кого кормить? Пассажирские мимо нас пулей проскакивают. – зевнула дежурная по вокзалу.

– А мы как же приехали? Не поездом разве? – резонно усомнились вокзальные постояльцы.

– То-то и оно. Кто – сюда, еще остановят, высадят, а ради тех, кто отсюда – не тормозят. Звонишь раз по десять, надоедаешь, что билеты проданы.

– Но почему? Это же узловая станция! Здесь порт. Лесопильный завод, в конце концов. Как могут поезда не останавливаться на таком объекте?

– Вспомнили! Нет давно завода. И порта нет. Пяти морей… Эх, рыбу знатную там коптили – объеденье. Особенно беломорочка хороша была. А песцов каких на зверофермах разводили? Доски за границу продавали?.. Всё было. Только вот, кончилось однажды. Раз – и пусто. А вы здешние, что ль? Не похожи.

– Родились тут, да.

– А я сюда соплюшкой после техникума заступила. Думала – повезло, на серьезное место попала. Грузовые составы на запасных в очередь отправку ждут. Почтово-багажный по два часа оформлялся, столько корреспонденции всякой. С этакой станции да карьеру не сделать? А оно, вишь, как повернулось… Распродали город черт-те кто и кому. Ничего нет. Кроме магазинов. Вы сходите, купите чего поесть. У меня разогреете. А нет, так ресторан где-то там открыт, «Европа» называется.

– А как же мы назад?

– Посадим! Но, чтобы без нервов, лучше автобусом. Если недалече ехать. А так – посадим, куды ж мы денемся! Какая-никакая, а станция пока еще, – и дежурная рассмеялась, демонстрируя редко стоящие золотые коронки в широком напомаженном рту.

«Европой» оказалась бывшая столовая лесозавода. Притемненный интерьер скрывал огрехи дешевой отделки. На стекле, защищающим бордовую скатерть, просматривались следы фужеров и пролитых жидкостей.

– Не буду я это есть! – отшвырнула Елена меню. – С ума сойти, сколько стоят у них «вручную слепленные пельмени с нежнейшим мясом молодых бычков»!.. Хоть бы не так нагло врали. Купили оптом по акции в магазине, а продают за эксклюзив шеф-повара.

– Выберем что-нибудь нейтральное, примирительно сказала Татьяна. – У меня же таблетки, всухомятку нельзя.

Солянку, впрочем, подали вполне съедобную и щедро густую. Было два часа пополудни. Серый день за окном отличался от минувшей ночи только слегка поголубевшим небом, да шумом проезжающих автомобилей, заглушавшим шум реки на скальных порогах.

В ресторан ввалилась компания весело взведенных молодых ребят, веселящихся, видимо с утра, с первой похмельной стопки. Громко, точно оглохшие, переговариваясь, они проследовали в дальний угол. Все одноцветно серые, тощие, с ореолом голодной немытости. Усмотрев в руках одного полуторную бутыль минералки, официантка заверещала:

– Нельзя со своим! Уберите, не стану обслуживать.

– Ты че, коза! Это газировка.

– Знаю, какая-такая газировка! Градусов шестьдесят, не меньше?

– Нюхай, кувырла, – отвинтил крышку долговязый парень в резиновых сапогах. – Че, убедилась?.. Тащи-ка, лучше, жрать. Ну и, графинчик тоже.

– Два графинчика! – засмеялась компания, с шумом рассаживаясь.

– … Как думаешь, что это за номерок? – крутила Елена стеклянную бирочку с выжженной черной семеркой. Совершенно нетипичный предмет для бабушки Кати. Культурной жизнью не увлекалась, в гардеробах не раздевалась. Может, из поликлиники? Случайно же попасть он в диван не мог.

– Или это чья-то память.

– Чья?

– Мамина. Есть история, как они с отцом последний раз ходили на танцы.

– Не помню такую историю.

– Ты крохоткой была, когда она рассказывала. А я уже в третьем классе училась. Запомнила.

– Тебе повезло, – с привычной завистливостью протянула Елена. – Сколько она тебе всего понарассказала! Я только слушаю и дивлюсь, будто в чужой семье росла.

– Уж куда как повезло… Все дети давно в постелях лежат, а десятилетняя Таня полы в школе моет… Мне думается, этот номерок имеет отношение к тебе.

– Как это?!

– А вот как. Секунду… Девушка, можно вас? – подозвала она официантку. – Принесите, пожалуйста, стакан кефира или молока.

Девушку заказ явно обескуражил. Вечно эти приезжие что-то удумают, читалось в недовольном всем на свете взгляде.

– Кефира или молока? – тянул она, пытаясь угадать, кто эти тетки, не опасны ли, не проверка ли какая.

Полная, с коротким ежиком седых волос, явно смахивает начальницу. Вопрос – чью? Другую, худую, с уложенной рыжей прической, в серебряных перстнях и браслетах, тоже можно принять за кого угодно.

– Ну да, молока, – подтвердила седая.

– У нас такого нету. Это в магазине надо.

– Тогда молочный коктейль.

– Э… Коктейля тоже нету, – мучилась официантка.

– А мороженное есть?

– Мороженное есть! – моментально взбодрилась та, взяла карандаш наизготовку и гордо перечислила: пломбир, ванильное, фисташковое, с шоколадом, с фруктами, с коньяком!

– Пломбир, без ничего.

– Шоколадной крошкой посыпать?

– Без ничего.

– Собираешься мороженным заесть таблетку? – потешалась Елена, глядя, как мчится на кухню освободившаяся от непонятных просьб официантка.