Огоньки (сборник) - Александр Махнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уж потом я узнал, что отец выбросил из дома свою и мамину иконы. А до конца двадцатых годов в нашем доме, как и подобает всем верующим православным людям, висели иконы. У отца была своя, у матери своя, и они дружно уживались в одном красном углу. В начале тридцатых отец вынес иконы в сараюшку, были причины для того, расскажу позднее, и мать их там припрятала. И вот они попали мне, несмышлёнышу, на глаза. Ну а дальше – дальше опухшее ухо и отметина на заднице.
Вот такое у меня было первое знакомство с Боженькой, прямо скажу, не очень приятное, но зато запомнившееся на всю жизнь.
Но я бы не хотел, чтобы вы подумали, дескать, тьма была у вас и безнадёга абсолютная. По нынешним временам, может быть, и да. Но человек – это такое живучее существо, что всегда найдёт причину для радости. Во всём может быть, а я убедился – и должен быть, позитив.
Тридцатые годы. Посёлок на станции Бердск небольшой, дворов около сотни. Ещё не было радио и электричества. Раз в месяц приезжал киношник и от динамо-машины, которую по очереди крутили мальчишки, показывал немые фильмы. Это не телек, который сейчас уж всем надоел, нет. После просмотра кино рассказов и эмоций хватало, особенно нам, малышам, до следующего приезда «автокино».
По праздникам жители собирались по своим компаниям, выпивали, пели песни, иногда даже доходило до пьяных потасовок. Молодёжь летними вечерами собиралась на вечёрки, кто-нибудь играл на гармошке или балалайке, ребята и девчата танцевали и плясали, пели песни и частушки, а потом расходились по закоулкам, любились.
В летнее время чуть ли не ритуальным развлечением был выход к вечернему скорому поезду, следующему по маршруту Новосибирск – Ташкент. На вокзале собирались молодые и старые и, конечно, ребятишки. Приходили к поезду за полчаса до его прихода, встречались, степенно раскланивались, обменивались новостями. Многие женщины, в том числе и моя мать, приносили на продажу молоко, ягоды, овощи. Для нас это было определённым подспорьем в жизни.
Часов в семь вечера приходил поезд. Из вагонов вываливалась шумная и разноголосая толпа. Одни спешили в станционный буфет, другие запасались разной снедью на базарчике, большинство же чинно прогуливались парами, группками по перрону, оживлённо беседуя. В окно вагона-ресторана выставлялся патефон с большим репродуктором, и звучали музыка и песни. Для нас это было необычно. Этот десяток минут стоянки поезда давал возможность побывать в другом мире, в мире наших мечтаний.
Значительно позже, повзрослев и повидав мир, я понял, что встречи со скорым поездом с его красивыми вагонами и музыкой были отдушиной в нашей тяжёлой жизни, возможностью хоть чуть-чуть, хоть одним глазком заглянуть в иной, далёкий от нас и такой красивый мир. Так же как и в послевоенные годы, когда мы смотрели заграничные фильмы вроде «Большого вальса», погружаясь на полтора-два часа в мир иллюзий, красивой и сказочной жизни и забывая о нашей трудной повседневности. Не знаю, удачно ли сравнение, но похоже на несбывшуюся мечту известного героя Остапа Бендера о Рио-де-Жанейро.
Наш род, фамилия, наша семья
Откуда[3] пошла фамилия Махнёв, доподлинно неизвестно. Может быть, от какого-нибудь Михея-Михни, получившего прозвище Махня за то, что тянуло его махнуть куда-нибудь подальше, на край земли. Или писарь по ошибке записал Михневых детей Махнёвыми…
Разные есть варианты, обо всех и не расскажешь.
А вот упоминание фамилии Махнёв есть, и ещё с середины семнадцатого века. Объезжая в 1615 году с дозором вятскую землю, воевода князь Фёдор Звенигородский углядел вновь возникшие починки и записал их в дозорную книгу. «В Чепецком стане Хлыновского уезда: починок на Поджерновном смежно с Кокорою Мусихиным. Во дворе Гурка Махнёв. Пашни доброй земли четверть с пол-осминою в поле, а в дву по тому ж (то есть ещё по столько же в двух других полях). Лесу пашенного полтрети десятины (примерно одна шестая часть гектара). А в нём (в живущем) полчети выти». От Гурьяна Махнёва и идёт род Махнёвых на вятской земле.
Может, и так, а может, и нет. К сожалению, за что и казню себя, не узнал вовремя наши родовые корни от отца. Всё, как я и говорил выше, недосуг, потом, потом, а надо ли. А вот теперь хоть локти кусай, поздно.
Так что с фамилией понятно, отсчёт будем вести от сентября 1884 года, когда 15 числа на свет появился мой отец Алексей Махнёв. О его родных ничего не знаю. Разве что имя моего деда – Гаврила.
С родиной нашей семьи чуть проще. Это место в разные периоды называли Вятка, Хлынов, Киров. Ссыльные места девятнадцатого века, один из центров великого эксперимента Столыпина[4] с массовым исходом крестьян с насиженных земель.
История свидетельствует, что только за 1906–1914 годы в Сибирь переселилось из Вятской губернии сто двадцать семь тысяч человек. И если бы были списки убывших из вятских краёв крестьян, там точно встретилась бы наша фамилия.
Отцу досталась тяжёлая доля. В поисках лучшей жизни он в молодые годы, это был год 1910, объехал весь Дальний Восток, Забайкалье, Западную Сибирь. Работал грузчиком, рабочим на строительстве железной дороги. Женился, появились дети, а хорошей жизни не было. С началом Первой мировой войны был призван на фронт, в одном из боёв попал в плен к немцам. Тяжёлая изнурительная работа на немецких шахтах, избиения и издевательства – через всё это прошел отец до освобождения из плена и встречи с семьёй в двадцатых годах. Потом опять скитания, уже без семьи, в то время в Забайкалье шла гражданская война. Лишь в 1921 году он встретился в читинских краях с семьёй. Осел в Бердске под Новосибирском в 1933 году.
Матушка моя, Марина Тимофеевна, тоже вятская, на шесть лет моложе отца. Образования не получила и всю свою жизнь посвятила детишкам. Всего их, вместе с умершими при родах близняшками, было восемь. Разница между нами, детьми, огромная. Когда Клавдии, это старшая дочь, был двадцать один год, родился самый наш младший и любимый братишка Сергей.
Мы, Махнёвы, долгожители, все в нашем роду, кроме погибшего Серёжки, жили и живём более восьмидесяти лет, а Клавдия Алексеевна прожила более девяноста пяти лет.
Кроме брата Петра и меня, вся родня с 1933 года жила и проживает сейчас в Бердске. Семья сейчас значительно пополнилась выходцами из следующего после нас поколения, многочисленными внуками и правнуками. Практически все так и живут на Сибирской земле.
Когда живы были мои родители, то я практически каждый отпуск приезжал к ним. Иногда один, иногда с Еленой Ивановной.
Я обратил внимание на такой интересный факт. Как только приезжаешь в родное гнездо, то сразу как бы попадаешь под крылышки родителей и совершенно забываешь о своих делах, заботах, проблемах. Всё это остаётся там, за порогом родного дома. Отдаёшь себя в распоряжение родителей и, как в детстве, полностью полагаешься на них. Тебя охватывает успокоение, благость.
Так было всегда, когда я приезжал в родной дом. Семья мгновенно собиралась вместе. И разговоры, бесконечные разговоры, что да как, как да где. А уж вечерком, святое дело, большое домашнее застолье и песни. Любили их в нашем доме и знали, особенно сибирские и забайкальские. Пели песни всегда, и во время нечастых застолий по случаю праздников или приезда каких-нибудь гостей, пели песни во время коллективных работ или на вечёрках, когда собирались люди своего круга, родные и близкие или просто хорошие знакомые.
Наряду с народными песнями пользовались любовью песни революции и Гражданской войны, комсомольские, красноармейские и другие.
Вспоминаю мать. Она знала и подпевала в общем хоре многие песни. Голос её не был громким, она как бы стеснялась своего пения.
Однажды она что-то шила вручную и, увлекшись шитьём, тихонечко запела. Пела она про цыганку, которая гадала плачущей деве. Песня была очень печальной. Она затронула мою детскую душу и осталась в памяти на всю жизнь. Причём вот именно в таком сочетании: мама и эта песня. Если я сегодня вдруг услышу песню «Цыганка гадала…», то сразу вспоминаю мать.
Отец знал многие русские песни и активно пел во время застолий. Но мне он запомнился по русской песне «Не осенний мелкий дождик брызжет сквозь туман». Для меня это как бы отцовская музыкальная визитка.
Сестра Клавдия Алексеевна, комсомолка двадцатых годов, любила песни своей молодости. Когда по радио исполняется песня «Там, вдали, за рекой…», я всегда вспоминаю свою сестрицу. Она очень любила эту песню, любила её и пела.
Покойный братишка любил многие песни, но ему особенно по душе была могучая по звучанию и содержанию русская народная песня «Среди долины ровныя».
Есть и в моей семье своя, так сказать, фирменная песня. Мне она очень нравится, я её часто пою в компаниях. Эту песню хорошо знают мои дети, и при встречах мы её поем семейным хором. Это песня о ямщике «Степь да степь кругом…»
Помню, как мы с сыном летом 1963 года ездили в Бердск. Мы ещё тогда в Германии жили. Рыбалка. Пока мы костёрчик с братьями налаживали, ушицу готовились сварганить, сын на лодке, это на одной из заводей на реке Бердь было, пытался щучку поймать.