Шут. 3 книга - Е. Кочешкова

А теперь… теперь и радость, и счастье походили на те осколки, которыми был усеян весь пол.

За спиной послышалось осторожное покашливание.

Шут стремительно обернулся, махнув ладонью по мокрым глазам. На пороге стоял какой-то лакей.

— Чего тебе?! — голос оказался хриплым и звенящим одновременно. Шут бросил на слугу такой взгляд, что тот лишь чудом не обуглился кучкой пепла. — Чего надо?! — обычно он был вежлив с прислугой, но этот малый зашел слишком невовремя.

Лакей отвесил поклон и без тени эмоций доложил, что король желает видеть господина Патрика немедленно. При этом он смотрел исключительно господину в подбородок, как и положено хорошему слуге, а не пялился по сторонам. Да только Шут все равно был убежден, что уже сегодня весь Чертог будет обсуждать странную истерику Руальдова любимчика.

Ох, как его утомили эти придворные игры, эта бесконечная необходимость скрывать свои истинные чувства за маской веселья и благополучия.

Он знал, слишком хорошо знал, как радостно будет приспешникам короля, узнай весь этот паучатник про чужую беду. Меньше всего Шуту хотелось таких развлечений за свой счет.

Мысленно он представил себя непроницаемым как камень и спокойно кивнул:

— Хорошо… Передай королю, что я скоро буду.

Когда лакей вышел, Шут устало ополоснул лицо в умывальной чаше, тяжело оперевшись о деревянный комод, посмотрел на себя в зеркало.

Мрак. Такой мрак в глазах, что самому боязно.

'Нет, — сказао он себе, — никуда это не годится. Не хватало еще, чтобы Руальд начал меня расспрашивать, что случилось, да в чем дело! — разумеется, Шут не собирался скрывать от короля произошедшее, но и слабость свою, свою боль он показывать не хотел. Небось, не девица, чтобы все чувства на лице… Он упрямо стиснул губы, а потом попытался растянуть их в улыбку. Вышло криво. Но Шут очень старался, и вскоре небрежная ухмылка выглядела уже вполне натурально. Главное, ни на кого особо не смотреть, а то вот мадам Сирень, к примеру, сразу же поймет — что это лишь притворство.

Опасался он, как выяснилось, напрасно: в этот ранний час дворцовые коридоры были пусты, словно утроба нищего. Да и Руальд находился не в том настроении, чтобы разглядывать печальные глаза своего друга.

Едва только Шут ступил в королевский кабинет, как Его Величество захлопнул какую-то толстую папу с бумагами и сердито воскликнул:

— Пат! Ну где ты пропадал?! Я же сказал — прийти немедленно! — он подхватил со стола свернутый трубочкой свиток и, не вставая, бросил его Шуту: — Прочти это.

Шут легко поймал бумагу.

— Да ладно тебе сердиться, — ответил он и, усевшись в кресло у камина, развернул документ. По краю свиток был украшен затейливой вязью, но содержание текста трудно было соотнести с красотой бумаги.

— Откуда это, Руальд? — Шут с отвращением вернул свиток королю.

— Откуда… Оттуда.

Шут покусал губы и, нахмурившись, спросил:

— А… почему ты это мне показываешь? — он и в самом деле был удивлен. У Руальда для решения государственных проблем имелись главный советник и палата лордов.

Король вздохнул. Потер левое ухо, над которым смешно оттопырились белые пряди волос, поглядел на шута задумчиво и промолвил:

— Патрик… ты иногда задаешь глупые вопросы. Впрочем, может это и в самом деле кажется тебе странным… — он покрутил свиток и, нахмурясь, бросил его на стол. — Пойми ты, чудак, одно дело решать проблемы с советниками, и совсем иное — поговорить с другом, у которого ума не меньше, если только он дурачком не прикидывается. — Шут смутился. Даже глаза отвел. А Руальд помолчал немного и вдруг решительно встал из-за стола: — Пойдем-ка, брат, проветримся малость.

В личном королевском палисаде вовсю пели птицы, пахло набухающими почками и талой землей. Но, не смотря на яркое весеннее солнце, Шут быстро озяб и искренне пожалел, что оставил теплый дублет в своих покоях. Ежась, он обхватил себя за плечи и нетерпеливо посмотрел на друга.

— Тревожно мне, Патрик, — без предисловий начал Руальд. — Я все время живу с оглядкой. Вот не поверишь — стал бояться ночных шорохов… Так и кажется, что кто-то крадется в темноте. Возле детской на ночь целый караул выставляю… Перестал доверять даже тем, кого знаю с малых лет, — Шут кивнул с пониманием. Уж ему-то не надо было объяснять, что такое страх и тени в темноте. — Вот ты мне сказал тогда про эту дверь для слуг в гостиной… А я теперь не выношу, если портьера ее закрывает. Все время думаю, что за ней может кто-то сидеть и смотреть на меня. Это невыносимо! Нельзя так жить! Нельзя… — он в гневе сжал кулаки, словно перед ним стоял невидимый враг. — Мне нужны новые люди. Надежные люди, которым я могу доверять. Торья слишком жаден до власти, он даже не скрывает этого. Я конечно сам хорош, распустился как баба, стыдно вспомнить — о чем только не думал, пока ты не появился с Фарром. Уверен, многим не по нраву встало твое возвращение. Сильно не по нраву. Тот же Торья, небось, давно ручки потирал в ожидании, когда я совсем забуду про корону на голове. Очень хочется мне его попросить с должности… Только повода хорошего нет. А без повода нельзя. Слишком много за этим человеком денег и связей, — Руальд взглянул на Шута — такой напряженный, натянутый как струна — но неожиданно потеплел взглядом. — Да ты замерз совсем, Патрик… Идем назад, возьмем лучше коней и прогуляемся за город.

Из дворца выехали как водится со свитой из десятка гвардейцев, но едва только Золотая Гавань осталась чуть позади, Руальд пришпорил коня и устремился к негустой роще, где они могли наконец спокойно поговорить. Шут тоже подстегнул своего черногривого жеребца и последовал за королем. В глубине души он был даже рад, что тягостный разговор с Элеей откладывается… Вот только почти бессонная ночь уже давала о себе знать. Чего он там поспал? Хорошо если на пару часов задремал, а потом опять проснулся в обнимку с вином и безысходными мыслями, которые, отгоняя сон, будоражили сознание.

Впрочем, теперь при свете дня, при радостном щебете весенних пичуг Шуту показалось, что все не так уж и страшно…

— Скажи мне честно, Пат, — Руальд остановил коня у звонкого ручья и задал вдруг совсем неожиданный вопрос: — ты ведь много общаешься со слугами… Что они говорят обо мне?

Шут погладил своего серого и задумался ненадолго. Говорили-то много чего, вот только что из тех разговоров стоит доносить до ушей короля?

— Знаешь, Руальд… — начал он осторожно, — я думаю главное, что у всех на языке — это твой сын. Вернее… те перемены, которые случились с тобой после его появления во дворце. Все сходятся во мнении, что если бы не Фарр… ты и в самом деле сложил бы корону, — лицо короля скривилось в гримасе отвращения. Надо полагать, к самому себе… — И сейчас все ждут от тебя чего-то… чего-то важного, решительного, — Шуту было очень трудно говорить. Как бы близко ни ставил его Руальд к себе, как бы ни доверял, а все равно подвергать самолюбие короля серьезным испытаниям не хотелось. Подобное лекарство монаршим особам можно давать только в очень ограниченных дозах. А то Руальд ведь, хоть и незлой, а все равно припомнит потом обидные речи. Не в отместку, а так… для уравновешивания справедливости. Возьмет и ткнет Шута в его собственные промахи и слабости. Что-то похожее уже не раз было, хотя столь откровенные вопросы о самом себе Его Величество раньше не имели обыкновения задавать.