Книга судьи - Анастасия Юрьевна Попандопуло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишка с удивлением взглянула на торговца и снова бросилась сквозь рыночную толчею. Капюшон меж тем уже достиг конца площади и поворачивал на улицу, ведущую прочь из города. Около последней палатки, он, не прекращая играть повернулся. Снова, как тогда на реке Лишка увидела серовато-белое абсолютно гладкое лицо-маску, и отпрянула в невольном отвращении. Когда же она пришла в себя и протолкалась таки к выходу, улица была уже пуста. Только несколько малышей стояли, замерев, у ворот добротного дома, да кричала ворона под стрехой, выходящего на улицу амбара. Лишка ринулась вперед. Неожиданно какая-то сильная рука схватила ее за запястье. Девочка покачнулась и чуть не упала.
— Куда ты? — раздался голос.
Лишка повернулась. Позади стояла ее соседка, старуха-нищенка. Впрочем, сейчас она не выглядела дряхлой. Грязноватая, в плохой одежде, худая, даже изможденная, но не старая женщина. Лишка высвободила свою руку.
— Зачем вы меня остановили? Ведь вы тоже видели того в капюшоне. Он детей сманивает! Его надо догнать.
— Зачем?
— Как, зачем? — растерялась девочка.
— Я спрашиваю, зачем его догонять. Что ты дальше собираешься делать?
— Ну, задержу как-нибудь. Людям на него укажу. Вместе справимся…
— Люди его не видят, я думаю, ты это уже поняла. Пошли со мной. Поговорим. Его уже все равно не найти.
Она снова потянула девочку за руку, и теперь та послушно пошла за ней, вдоль неожиданно открывшегося в стене переулка. Сделав несколько поворотов, проход уперся в обитую медью дверь в глухой бревенчатой стене. Лишкина спутница что-то тихо пробормотала, затем толкнула створку, и кивнула головой, приглашая девочку войти. Из-за двери потянуло теплом и медом. Лишка немного поколебалась, но все же переступила порог. Она попала в странное помещение: без окон, с уходящими куда-то в неимоверную высь стенами, расписанными цветами и листьями, с неверно мигающим рассеянным светом, который шел, казалось, со всех сторон. Посреди чуднОй комнаты стоял каменный стол, накрытый чистой холстиной, около него две лавки.
— Садись, — снова мотнула головой женщина, — снимай свой плащ и вешай на перекладину у стены. Здесь не бывает холодно.
Девочка стала стаскивать накидку.
— Что у тебя с рукой? — бросила хозяйка, возясь у стола.
— Усохла после мора. Мор у нас был в деревне, — буркнула Лишка, — И, кстати, после того, как этот… это у нас побывало.
— Понятно, и теперь ты решилась на что?
— Как что? Наказать, предупредить. Ведь тогда он детей увел. Я сама видела. Ночью играл на своей дудке и все наши малыши за ним в лес ушли.
— Сама видела, сама слышала, но не пошла, и в мор уцелела. На вот, выпей, поешь.
Женщина отошла от стола, и Лишка увидела, что стоит на столе миска с кашей, а рядом дымится в ковше травяной отвар. Девочка с радостью набросилась на еду.
— А почему вы просить ходите, если у вас все есть? — полюбопытствовала она, уписывая угощение.
— Хожу, значит надо. Ты, я вижу, большая до чужих дел охотница, — отрезала хозяйка, усаживаясь напротив. — Здесь и сейчас только я спрашивать буду. Давай, выкладывай. Кто ты, откуда. Как в город попала. А подробнее всего про мор и увод детей.
…
…Камень лег в раствор, закрывая навек последнее-пристанище одержимого. Одержимый… пророк… сумасшедший… оракул… Настоящее имя давно стерлось. Я и сам не могу его вспомнить. Кажется, когда-то я жил в оживленном городе. Смутно видится большой дом, веранда, выходящая в сад. Какие-то дети у фонтана. Чей-то голос: «Прохор! Прохор!». Впрочем, может это и не меня звали тогда в солнечном жарком полдне. Конечно не меня, даже если физически я и был тем «Прохором», духовно я изменился полностью в тот момент, когда услышал зов.
Была гроза, страшная. Она наползла, из-за гор и обрушилась на город яростно и отчаянно. Молнии резали воздух, гром разрывал мозг. Я зачем-то вышел из дома. Внезапно, раздался особенно сильный удар, земля содрогнулась, острая боль пронзила голову, тело выгнулось, как в припадке, глаза навсегда ослепли. И вот тогда я услышал крик. Крик Аримана, преданного братом. Аримана, сброшенного в пропасть без дна. Аримана, обреченного на забвенье. Аримана — архитектора мира… С тех пор голос бога звучит у меня в голове. О, эти видения, эти невыразимые человеческим языком смыслы, это отчаянье бога и горькая немощь его орудия! Они иссушили меня, отняли силы, украли прошлое, разметали личность, сделали чужим в мире. Может быть теперь, замурованный в пещере, на краю земли я смогу, наконец, исполнить свое предназначение и сказать все, что должен. Сказать тому, кто когда-нибудь будет искать истину.
Скоро тьма, которую слепота набросила на мои глаза уйдет, и я снова увижу остров, под серым небом, почувствую соленый ветер у себя на губах, увижу битву, сотрясающую вселенную и опять в бессильной муке стану тянуть руки к сияющей двери, в скале над бушующим морем. «И увидел я древнего зверя восходящего из бездны. Ярость была его короной, горечь — мантией. Месть текла кровью по жилам, боль горела пламенем в глазах. Но ярче пламени сияла дева, сидящая на его спине. И в одной руке был у девы меч, а в другой ключ. И мир содрогнулся пред ликом её…»
Триста лет назад
Сухой воздух дрожал над камнями. Ни ветерка, ни облачка. Море застыло в ослепительном сиянии. На краю высокого, изъеденного ветрами и водой скалистого берега стоял молодой мужчина в свободном светлом балахоне и платке, перехваченном на лбу узорной тесьмой. Он задумчиво глядел вдаль, будто выискивая на небе знаки. Позади него на небольшом возвышении, в котором только очень внимательный взгляд смог бы признать произведение человеческих рук, суетились люди. Одни лопатками и большими метлами расчищали поверхность, двое устанавливали в углу платформы массивный плоский камень, до этого валявшийся чуть в стороне, остальные переносили сумки со стоящих в стороне осликов.
— Хозяин, — подошел к краю скалы пожилой худой бородач, — все готово.
— Что с плитами?
— Сильно вытерты. Не могу разобрать, — смуглый коротко поклонился и отступил обратно.
Молодой постоял еще некоторое время, вглядываясь в горизонт, потом повернулся и бегом спустился к месту раскопок. Там он опустился на корточки и стал под разными углами разглядывать камни, покрывающие платформу — возвышение.
— Джафа, — позвал он, и снова его недавний собеседник бросился к нему, — смотри, Джафа, на эти линии. Пусть я лишусь бессмертия, если это не изображение циркуля.
— Хотелось бы, чтобы это было так, Искатель, — промолвил, присаживаясь рядом, Джафар.
— Неужели ты устал бродить со мной по свету? — усмехнулся молодой, — Запомни поиск и знание — вот то,