Мир в подарок. (Тетралогия) - Оксана Демченко

– Блозь?

– Все–то ты знаешь, – покачал головой совершенно сникший князь.

– Так вы с кобылой собирались штурмом брать замок? – серьезно поинтересовался кузнец. – С наскоку, потому и скорость набирали, ничего кругом не примечая. Братья тебя, дурня, спасают, подальше отсылают от беды, а ты лезешь на дозоры, глаза зажмурив.

– Хорошо, я был неправ, – почти всхлипнул Всемил. – Но ведь надо что–то делать! Не хоронить же второй раз Яромила. Он, если уж на то пошло, один из нас настоящий Орлан по уму и породе. И вторых похорон я не выдержу.

– Актаму до Блозя скакать дней пять, если очень спешно и не думая о скрытности, – прикинул Вэрри. – Болотной тропой. До больших дождей она, пожалуй, почти сухая. Твоя рыжуха за десять управится, если не падет.

– Ее имя Белка, – обиделся за лошадь князь. – И она выносливая. А что за тропа?

– Есть такая, – хмуро подтвердил кузнец. – По лету вполне хороша для знающего одиночки. Нас демоны там не потащили, потому что их кони тяжелы, а к тому еще – большой отряд по кромке трясины и в засуху не пройдет, утонет. Надо крепко знать ориентиры и обязательно успевать до осеннего Погонщика туч и туда, и обратно. Близ замка топи так водой пропитываются, что их не одолеть уже на второй день дождей. Вот только стены Блозя и одному штурмовать глупо, и вдвоем.

– И что делать?

– Будешь учиться сидеть в засаде, терпение тренировать, – ехидно предположил Вэрри. – А я займусь прочим. Может, и выйдет толк. Не зря ведь Мира настрого приказала мне быть тут до осени.

– Ты окончательно заговорил всем зубы своим Одуванчиком, – вздохнул Медведь. – С утра пойдете? Мы уж сами двинемся неспешно домой. Коли князь бестолковый по дороге пролетел и никому его стрелой остановить не захотелось, получается, пусто кругом и тихо.

– Утра ждать глупо. Время напрасно терять, – буркнул тихонько Всемил, не желая мириться со своим положением бессловесного младшего.

– Верно говоришь. Если б Белку свою берег, вышли бы теперь же, – без жалости уточнил Вэрри. – А так – по собственной вине жди утра. И изволь выспаться, я тебе травки нужной дам. Мне красноглазые зевающие на разрыв челюстей князья–герои в попутчики ничуть не требуются.

– Не буду настой пить, ты меня обманом в Брусничанку спровадишь, – жалобно заспорил Всемил. – Знаю я вас, чуть что, горазды вязать да под лавку пихать.

– Слово даю, утром со мной едешь, – нехотя выдавил айри. – Путного в тебе пока мало, но удерживать от задуманного силой я не люблю. Беру при одном условии: ты меня слушаешься во всем.

– Да.

– И если с полдороги я скажу вернуться, ты так и сделаешь. Потому что я старше и в деле взятия замков у меня, в отличие от тебя, имеется некоторый опыт.

– Ладно, – менее уверенно согласился Всемил. И совсем тихонько буркнул под нос: –Вот только откуда бы опыт? У нас давно замки не воюют.

Вэрри промолчал. До чего можно дойти, если каждому говорить, что ты дракон? И именно Блозь знаешь весьма неплохо, ведь его по всем правилам осаждал шесть десятков лет назад дед Всемила. Друг и ученик, синегорец Жарих, тогда был совсем мальчишкой, они только–только познакомились. А взятый замок перестал быть тюрьмой и стал просто пограничным постом у болот. Ну почему всё так нелепо и зло повторяется?

Айри мешал травы и запаривал их, готовя на ночь компресс для девочек, хмурился и вспоминал своего бесподобного друга Орлана, огромного и тяжелого. Сегодня ушедший к предкам уже давно почему–то виделся отчетливо, будто стоял рядом и вслушивался в невысказанные мысли. Пару раз Вэрри даже недоверчиво вздрагивал и принимался вглядываться в густеющую ночь. Тихую, щедро посыпавшую звездным песком черный мех неба в кудрявых редких ворсинках облаков. Лагерь спал. Три шатра демонов вместили всех больных и слабых. А прочие не бедствовали и под открытым небом, ночь удалась на редкость теплой и безветренной. Угли охотничьего костра, устроенного Милетом из целиковой сухой ели, переливались синим живым жаром. И взгляд следил за их движением, находя в нем все новые рисунки прошлого. Стены Блозя, взмах клинка Жариха, усмешку князя Милоока. Совсем как тогда, в день штурма.

Сколько было этому чудищу на полторы сотни килограммов, с таким внешне неподходящим кротким именем Милоок? Кажется, под сорок. Вэрри улыбнулся, глянув на спящего у огня правнука того князя. И правда, в мать пошел. Милоок был чуть не на две головы выше и мечу предпочитал боевую секиру. А уж как он этой секирой с заговором разобрался – вспомнить приятно. Окованные добротные ворота Блозя гудели и стонали, а со ставших в одночасье ненадежными стен обреченно смотрели на беспрерывную работу секиры князя осажденные. Милоок ворочался и рычал под тяжелым шатровым щитом, который над ним с натугой удерживали трое крепких воинов. Щепами то, что летело от ворот, назвать трудно. Скорее, крупные дрова, требующие повторной колки. И звонкие обрубки металла. Вэрри снова улыбнулся: вот кто не нуждался в живых клинках для разрубания стали!

Меч справедливости тогда еще не родился, его создали позднее. Для хилых потомков.

– Эк ты лицом посветлел, о нездешнем думаешь, – присел рядом Медведь. – Что так радует, не секрет?

– Начни говорить, многое объяснять придется, – вздохнул Вэрри, нехотя отпуская воспоминания, отводя взгляд от огня. – Впрочем, я ведь в ученики к тебе собирался, так что отвечать обязан. Милоока Орлана как живого увидел. И его секиру припомнил. Меч твой отец ковал, а секира постарше, моей работы. Не живая, но добротная, – я с ней полгода возился. Сплав подбирал, форму пробовал, стиль ковки. Пожалуй, лучшее оружие, что я делал. Записи остались где–то по той работе… Под одну руку секира годна, такие гиганты ведь нечасто рождаются.

– Значит, Жарих мне именно о тебе говорил, – довольно кивнул кузнец. – Я так и подумал. Он тебя описывал, советовал к глазам быть внимательнее. Вот я полный день иду и думаю – прав ли в своих диких догадках. Все ж демонов, даже и поддельных, так воевать не многие могут. Знаю я эту секиру, и действительно она хороша. Металл необычный, звонкий, упругий, гибкий на тонкой кромке, но прочный. Наилучший булат, диво прямо, как ловко ты его проковал. И не вполне уж неживой, зря ты. Я позже немало сил потратил, изучая происхождение сырья и обработку. Ты очень кстати Риху записи оставил «для толкового мастера». Я и есть тот мастер. И записи изучаю который год, булат свой улучшая. Теперь оттуда же вожу материал, что для секиры ты выискал, с западных топей. Чего же ты от меня хочешь, странный ученик? Разве тебе наука какая еще потребна? Я бы и сам про тот булат с большим интересом подробности повыспрашивал, кой–чего я понять никак не могу. И еще займусь этим, так и знай!

– Мои клинки неживые.

– Вот дурень, ну прям ходячее Богов попущение! – всплеснул руками кузнец, прикрыл рот ладонью и сбавил голос до шепота, вспомнив, что семья спит. – Так этому и не учат!

Вэрри недоверчиво нахмурился. Он опасался чего–то подобного. В общении с людьми так случается: они не умеют перелить в слова то, что постигли наитием. Вот и кузнец: «само постепенно приходит, как вырастаешь».

Медведь усмехнулся, как он сам отметил, уксусному виду ученика, вздохнул и продолжил. Неспешно, отвлекаясь и замолкая, чтобы проследить падение очередной звездочки. Как сказал бы не менее обстоятельный айри Юнтар, в этой местности имеется отличная возможность для наблюдения максимального сближения орбит Релата и кромки полевого и метеоритного роя, которое приходится на данный сезон. Менее сухие и прагматичные борои полагали, что души близких навещают их, окончивших летние труды. Теперь самая пора для свадеб, вот они и срываются с неба, отыскав себе новое достойное рождение. С некоторых пор Вэрри полагал веру бороев более правильной. У него накопилось много имен в памяти, которые хотелось произносить снова, окликая живых. И потому айри согласно замолкал и ждал, пока прочертит короткую дугу еще одна звездочка. Может, это и есть Милоок? Или Рих. Знал, что едва ли застанет, но услышал от старосты – и сердце упало. Спасибо Актаму, он умеет удивительным образом спасать седока, уносить даже от погони неотвязных тяжелых мыслей…

Еще одна звездочка оставила след на темном своде. Медведь беззвучно шевельнул губами, предлагая кому–то дорогому вернуться поскорее. Вздохнул и продолжил объяснения. Он не пытался скрыть ничего важного, просто был убежден: кто не дорос, тот не отличит без подсказки живые клинки от мертвой стали. А вот новый ученик сразу заметил их суть, да и Меч справедливости признал его охотно, хоть по характеру капризный и разборчивый. Раз так, надо искать слова, и он искал, облекая свой опыт в короткие и емкие фразы. Замолкал, хмурился и снова заговаривал.

Главное, полагал кузнец, сперва нужно без сомнений признать, что в хорошем булате душа живет. Затем привыкнуть осознавать и различать разные мечи, понимать их характер. Прислушиваться бережно, приглядываться внимательно, руками чуять. А потом мысли и ощущения сами в соответствие придут и рукам подскажут, как ковать. Тогда настанет время искать достойного человека без скверны для создания его стального подобия. И, очистив душу и тело, осторожно пробовать наделять сталь этой душой.