Выпуск 3. Новая петербургская драматургия - Сергей Носов

СЕКРЕТАРЬ. Только что… я видел его, мы говорили… Но почему? Кто его убил?

КАПИТАН. Ну, что ж… (Пауза.) Пойдемте.

Встает.

СЕКРЕТАРЬ. Куда?

КАПИТАН. На место происшествия. И вы своими глазами… (Трогает секретаря за плечо. Тот вжимается в кресло.) своими глазами увидите, что все так и было. Ну?

СЕКРЕТАРЬ. Нет… нет!

КАПИТАН. Вы испугались? Вы дрожите? Я не узнаю вас. Хотя (генералу) нам, может быть, и не нужны свидетельства об этом убийстве? И так все ясно — кто его совершил и с какими целями. И люди, которые своими противоречивыми показаниями будут сбивать людей с толку, нам тоже не нужны. Мы постараемся очистить страну от подобных смутьянов, а также от их детей. Особенно — от детей! Потому что отцов еще можно заставить подчиняться, но дети!.. Они приспосабливаются к сложившимся условиям и разъедают монолит государства, как коррозия. Да, надо начать с детей.

СЕКРЕТАРЬ (падает на колени). Нет! Я все, все… только не это!

КАПИТАН. Шуток не понимает. (Секретарю.) Да как вы могли подумать, что я способен убить ребенка? Как вы посмели оскорбить меня подобным предположением? Вы!.. (Генералу.) Я долгие годы играл с ним в шашки здесь, в лакейской, и не предполагал, что он так низко думает обо мне. Поистине не знаешь, какие пучины ненависти и вражды зреют рядом! И я еще постоянно должен был выслушивать его кудахтанья о каком-то ублюдке, о его сынке, которого он тоже готовил на роль прихтеля! Но я докажу! Я докажу, что это ничтожество значительно хуже, чем думает само о себе! Чем смеет думать обо мне! Обо мне, котором… который долгие годы выслушивал его оскорбления! (Генералу.) Вы знаете, что он говорил? Он говорил, что я обладаю бедным воображением! Что я слабо играю в шашки! Подумать только! (Секретарю.) Встать! (Вынимает пистолет.) Сейчас ты поймешь сам о себе то, что и представить не мог. Да. Иди.

Толкает Секретаря в спину дулом пистолета по направлению комнаты для приемов. Уходят туда.

Генерал во время всей этой сцены сидел как бы со ртом, набитым кашей. И только теперь он приходит в себя — так потрясли его предыдущие события.

Поэтому выстрел, прозвучавший в соседней комнате, явился для него полной неожиданностью. Он буквально рухнул в кресло, не отрывая взгляда от двери.

Входит Капитан, пряча пистолет в кобуру. Следом входит Секретарь, держась за стену.

КАПИТАН (генералу). Вы представляете, эта… тля всадила еще одну пулю в своего любимого друга, великого нашего президента! Настолько, оказывается, он его ненавидел глубоко скрытой ненавистью. (Секретарю.) Иди, садись за стол и пиши обращение к стране. И распорядись вынести оттуда этого… вождя народов. (Генералу.) Оказывается, генерал, его сынок, этот ученый доктор из Европы, возглавлял заговор против своего папы! А? Это надо же, какие люди правили нами! Он готов был, оказывается, укокошить своего папаньку — паф-паф! и завладеть нашими недрами, пароходами, небесами! нашими красотками! (Секретарю.) Ну, чего стоишь? (Генералу.) Никак не может прийти в себя от удивления. (Секретарю.) Да если бы ты вместо того, чтобы пресмыкаться перед тираном, в одиночестве занимался самообразованием, штудировал стоиков, Фихте и Ницше, не говоря уже о Гегеле и Шопенгауэре, то ты бы сейчас не стоял тут перед нами, как бревно, а участвовал в невиданных событиях. Иди!

Секретарь выходит.

КАПИТАН. Так… (Пауза.) Командуйте, генерал! Теперь вы здесь хозяин. А я пока продиктую текст обращения.

Выходит в приемную.

Генерал постепенно оживает. Чувствуется, что об этой минуте он долго и безнадежно мечтал. Он садится в кресло, тихо, торжественно. Он проводит руками по столу, едва касаясь его. Улыбается, как ребенок, получивший желанную игрушку.

Затем он начинает пробовать себя президентом.

Но эти пробы жутко напоминают нам убитого, лежащего в соседней комнате человека.

Входит Капитан.

ГЕНЕРАЛ. А все-таки, капитан, за что вы его так ненавидели?

КАПИТАН. Когда все знаешь о невесте, она наскучит еще до свадьбы. Не надо спешить, генерал, у нас впереди долгая жизнь. Да и вообще — могу я иметь какие-то тайны, какие-то сокровенные уголки?.. А, ладно! Слушайте!.. Нет, не могу я в этом признаться. Просто — не смею. Это так целомудренно. Здесь сердечные дела. (Садится в кресло, впервые расслабляется, отдыхает.) Больше десяти лет все на ногах, на ногах… Теперь можно и отдохнуть… Вот вы говорите — убийство. Нет, не убийство. Не то слово. Это ведь как дела с женщиной. Стоит только начать. Пока ты ходишь поздним вечером к вдове соседа, а мечтаешь о длинноногих девках из телевизора, ты всего боишься, любого шороха. Но стоит тебе один раз показаться на людях с одной из этих девок, и тебе становится наплевать на весь мир — кто и что подумает. Нет крепче напитка, чем распутство. Отнять жизнь или зачать ее в женщине — это две стороны одной медали, генерал. И неизвестно еще, что сладостней… А с вами нам надо определиться. Сразу. Я вам немного расскажу, что такое власть. Власть, генерал, бывает явная и тайная. Так же, как существует черное и белое, сухое и мокрое, мужское и женское, существуют тайная и явная власть. Явная власть проявляет себя в средствах пропаганды, в ваших будущих встречах с послами, в поездках за границу, в народном мышлении. А тайная!.. Ваш друг, министр экономики, знает в ней толк… Но вам не кажется, что он к нам плохо относится? Вас он презирает, а меня ненавидит. Это очень хитрый человек! Очень опасный! Для чего вы ему нужны? На первое время, генерал! Не дольше! Вы ему нужны, как конфетная обертка! А потом он вас сомнет и выбросит, чтобы съесть конфетку. О себе я уже и не говорю. Он уже наметил, видимо, день и час, когда я взлечу на воздух в своем «мерседесе». Но мы ведь не позволим так просто уничтожить себя, а, генерал?

ГЕНЕРАЛ. Но мы же союзники, капитан! Союзники!

КАПИТАН. Бывшие. Как только война заканчивается победой, тут же начинается новая, между союзниками. Это — диалектика. А вы, я вижу, все еще барахтаетесь в вопросах нравственности. Я вам еще раз повторю: мы с вами составляем удивительно гармоничную пару. Явная и тайная власть. Понимаете? Крона и корни. На долгие десятилетия. На века. Да. И еще одно маленькое дело. И все. И я — ваш.

Уходит. Генерал продолжает жутко копировать бывшего президента.

Комната в доме Мрури. Бетси сидит на полу, в углу, опустив голову на колени. Нагим стоит рядом. Пауза.

Затем он подходит к телевизору, включает его — там пустой экран. Поднимает телефонную трубку, слушает — и там тишина.

НАГИМ. Как тихо… (Пауза.) Почему так тихо, миссис Мрури?.. Ведь здесь недалеко… И так тихо… Может быть, я пойду?.. Может быть, сейчас, пока все закончилось и можно куда-то уйти… куда-то уехать и… никто никогда не узнает, был ты или нет на самом деле… Если сейчас выйти на шоссе и пойти… как будто ты к родным идешь, в деревню, и как будто… Да что же это так тихо, миссис Мрури?!

БЕТСИ (поднимая голову). ВЫ убили его. Это вы… вы это сделали! Почему вы не подохли от голода, от инфекций, от лихорадки, когда были младенцем? Вы выжили, окончили школу, целый год ходили в наш дом только с одной единственной целью — убить его, а потом меня! И президента! И еще сотни людей! И все — вы!.. Вы… завистливое, подлое ничтожество! Неуч!.. В то время, как другие работают… работают… работают… — весь мир! — вы, здесь, подыхаете от голода, от болезней, в собственном дерьме!.. но и пальцем не пошевелите, чтобы себя накормить, вылечить, сделать людьми! Нет! Вы будете плодиться, расползаться по всей земле! А тех, кто пытается вытащить вас из дерьма, вы убиваете, убиваете, убиваете!..

Рыдает.

НАГИМ (растерянно). Это… это не так, миссис Мрури! Мы ведь… мы сотни лет… да! И поэзия, и танцы… А моя мать… вот… (снимает медальон) она была так добра! Во всем квартале говорят еще о ней, ее помнят! А уже десять лет ее нет на свете! И ее помнят… помнят чужие люди… что это?

Прислушивается.

Бетси затихает и также прислушивается.

НАГИМ. Это… какой-то гул… Что это за гул? Я посмотрю.

Идет к двери.

БЕТСИ. Не ходите! Стойте! Не ходите никуда!

НАГИМ. Может быть, действительно… да… это танки.

БЕТСИ. Закройте дверь! Там замок! (Нагим, помедлив, щелкает замком.) И идите сюда! Сюда!

Нагим подходит, садится рядом. Молча слушают. Гул медленно нарастает. Бетси начинает дрожать.