Рыбацкие страсти и Встречи - Николай Михайлович Матвеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вглядываясь в даль, Николай первым заметил небольшую точку на воде и чутьем отца сразу понял: это Сергей. Да, сомнений не было. Это действительно возвращался наш рыбак, унесенный ветром. Мы решили дождаться его благополучного приплытия и вместе отведать ушицы.
Так оно и вышло. Сергей, уставший, но улыбающийся, причалил к берегу. Мы заглянули в его лодку и подивились: на дне лежали семь матерых щук, едва прикрытых тканевым мешком. Все вместе мы порадовались тогда рыбацкому успеху Сергея в трудных условиях разбушевавшейся реки. Счастливчик рассказал нам, что добрался до непуганых щук, где, возможно, и вовсе не бывают рыбаки.
Выслушав его, я не удержался и сказал: «Быть тебе, Сергей, классным моряком и рыбаком». И, как вскоре оказалось, мои слова попали в самую точку: служил Сергей на Дальнем Востоке в частях Тихоокеанского флота. А, демобилизовавшись, еще не раз он плавал в качестве механика и технолога на рыболовецких судах. Мой племянник побывал на Камчатке, на Сахалине и на Курильских островах. Был путешественником в Корее и Китае. Он переполнен впечатлениями от морской и океанской стихии и всей восточной экзотики. К месту просятся строчки Н. Рубцова: «… для отважных вечно – море, а для уставших – свой причал». Сергей навсегда заражен морской и рыбацкой страстью, первые уроки которой он приобрел на Зае, Шешме, Ике и Каме. Пусть же в его жизни, как говорят моряки, всегда будет семь футов под килем! А завершить мне хочется строчками В. Инбер: «Заглянул в родную гавань и уплыл опять. Мальчик создан, чтобы плавать. Мама – чтобы ждать».
Новогодняя охота на зайцев
Осенью 1963 года моя сестра Валентина вышла замуж. Молодые, не имея своего жилья, временно разместились у родственников в Альметьевске. Я учился тогда на третьем курсе КГУ. В начале декабря получил от молодоженов письмо, в котором они приглашали меня на встречу Нового года в родную деревню Иванаевку, чтобы вместе отметить праздник у бабушкиного очага. Я успешно сдал все экзамены и прибыл в Альметьевск в конце декабря.
Зять сразу же посвятил меня в свой план. Он узнал, что в ближайшем к нашей деревне лесу сильно размножились зайцы и ждут не дождутся охотников. Николай загорелся желанием проредить их численность и побуждал меня за чашкой чая посодействовать ему в этом. Прежде на охоту никто из нас не ходил, да и ружей у нас не было. Зятю удалось выпросить ружье у знакомых, а я рассчитывал на доброту деревенского пасечника Гермогента.
30 декабря мы прибыли в деревню, с трудом преодолев на попутках 50-километровую трассу в глубоких снежных заносах. Едва отдышавшись с дороги, сразу же начали готовиться к охоте. Было решено пойти в лес утром 31 декабря. По радиоприемнику прослушали прогноз погоды. Ничего тревожного для себя мы не отметили: умеренный морозец да легкий ветерок. Я поспешил к Гермогенту за ружьем. Он встретил меня приветливо и ружье охотно доверил, прямо как родному сыну. Пчеловод выдал мне 5 патронов к нему, которые сам начинял порохом и дробью. Сам же утрамбовал эту смесь бумажным пыжом сверху.
Я спросил у деда, хорошо ли бьет ружье. Он ответил: «Бьет без единого промаха. На днях даже бабка моя его испытала: полезла наверх доставать что-то да сослепу задела за ружье. Оно сорвалось с гвоздя и прямо упало на две большие корчаги. Одна-то пустая была, а в другой готовая медовуха стояла. Черепки пришлось выбросить, а вот брагу жалко до смерти. Бьет хорошо, только приклад, Мишенька, плотно прижимай к плечу – может вывих от выстрела получиться: отдача у ружья большая».
Рано с вечера мы легли спать и наказали бабушке Акулине разбудить нас затемно: хотелось на рассветной зорьке быть уже в лесу. С постели нас подняли вовремя. Легко перекусив, мы стали снаряжать лыжи. Уже во дворе погода нам не понравилась: мороз за ночь резко усилился и
дул очень порывистый ветер. Николай успел пошутить: погоду предсказывают одни, а делают ее, видно, совсем другие. Я с ним согласился. Сердобольная бабушка стала отговаривать нас: «Дались вам эти зайцы. Я вам курник из доброй свининки приготовлю – пальчики оближите». После ее слов я как-то уже и в самом деле заколебался, но зять был непреклонен: «Будет нынче у нас зайчатина под новогодний тост!».
На лыжах и с ружьями за плечами мы пошагали в сторону леса, до которого было километра два пути по снежной целине. За деревней ветер бушевал еще сильнее и дул почти прямо в лицо. Шагать было практически невозможно, и Николай предложил спуститься в овраг, тянущийся к самому лесу. Мне удалось это сделать довольно удачно, а у зятя лыжа зацепила покрытый снежком камень, мой спутник повалился на бок и сильно ушиб коленку. Наш деревенский овраг и неровный камень памятны зятю до сих пор: коленка чувствительна и к холоду, и к жаре.
В овраге хоть и было потише, но нас закидывало снегом. Мы с большим трудом добрались до леса. Там мы решили прочесывать его, идя по параллельным дорожкам. По лесу двигаться было приятней. Ветра почти не было: он свистел и скрипел где-то в сучьях и ветвях деревьев. Увидеть зайца очень хотелось. Я старался идти очень тихо, время от времени вглядывался в сугробы и заросли. И вдруг вижу: сидит у края моей дорожки метрах в 30 от меня на задних лапках заяц, а передними придерживает то ли шишку, то ли морковку с ближайшего поля.
Не раздумывая, прицеливаюсь и стреляю. Раздался страшный грохот. Из ствола вырвались языки пламени, повалила сажа и пепел. Всякая видимость начисто исчезла. Я совсем позабыл про совет Гермогента и не прижал приклад к плечу. Ударом меня развернуло на 180 градусов, и мне показалось, что плечо от боли тоже горит огнем. Почти полвека прошло, а плечо все помнит тот выстрел.
Когда дым рассеялся и гарь осела на снег, я, поглядев в сторону мишени, обрадовался: заяц, изрешеченный дробью, даже не успел шевельнуться – стоял в той же позе. Сразил я его, как говорится,
