Светован. Штудии под шатром небес. - Мирослав Иванович Дочинец

Там же, в болотце, выискивали мы мелкую жабью травку Ее еще называют сушеницей болотной. Помогает при грудной жабе, расширяет сосуды, снижает кровяное давление. Сам я ее и не заметил бы — столь мелкая и неказистая. И вообще, жабник попадается очень редко, в том и заключается его ценность. Бывало, мой травовед после долгих дневных хождений заваривал себе сушеницу в ведре и нежил ноги, подсыпая горсть соли. При этом его лицо блаженно разглаживалось: "Каждый из нас носит в себе целителя, надо ему только помочь".

Подорожник (он называл его припутник) мы тоже не обходили. С детства знакомые нашим пяткам листья, но какие целительные при всех болезнях легких, даже чахотке. А соком его, говорил Светован, человека можно целиком "преобразить снаружи". Если длительное время тщательно втирать его в кожу, то спрячутся вены и глубокие морщины, исчезнут пятна, высыпания и бородавки, а мышцы подтянутся. Тело обновится, помолодеет. Испокон веков его пользовали при заживлении ран на полях битвы и в походах. Но когда я глубоко разрезал себе на камне ногу, старик не за подорожником потянулся, а разжевал розмарин, посолил и приложил к порезу. За ночь рана присохла. Душистый розмарин мы тоже собирали, эту "очень полезную мураву".

Срезали и вьющийся плющ, что тянулся вокруг дубов. Лиана это довольно ядовитая, но в умелых руках изводит мозоли, жировики, чирьи, бородавки и коросту. Чистит воздух, плющ хорошо сажать во дворе тем, у кого слабые легкие. А истолченный в порошок и настоянный на холодной воде, он лечит ревму и "панскую болезнь" — подагру. Это когда судороги выкручивают щиколотки, немеют пальцы, и такая боль, словно от острых зубьев капкана. При этом очень еще целительна трава кошачья лапка, которая и впрямь напоминает подушечку кошачьей лапки, и огонь-трава. Так ее называют, возможно, потому, что для мази сухую траву сжигают и золу смешивают с маслом. Для тех, у кого ломит поясница, додают еще калган и дикий ирис, петушки по-народному. Я видел, как он делал такую мазь для головы колхоза. Тот привез не только топленого масла, сала и подсолнечное масло для лекарства, но и корзину овощей, плетеный бутыль с вином и даже жестяную коробку халвы. Сахара у нас не было, и с тех пор чаи мы пили с халвой. "Погоди немного, — успокаивал меня старик. — Скоро у нас будет яблочный мед".

Временами мы находили синильник. Его прямые мохнатые стебли доходили нам под грудь и цвели мелкими желтыми цветками. "Зрячая флора", — важно отмечал дед, ссылаясь на своего румынского "направника" профессора Джеордже. Тот свежим соком синильника лечил сетчатку глаз, за два-три года зрение возвращалось. Позже, в свою таежную бытность, Светован замечал, что таежные охотники до пожилого возраста сохраняют зоркость. А все от этой травы, прозванной там усьмой. Нету в тайге коренных жителей в очках. Синильник и волосы обновляет, надо только запастись терпением. Правда, новые волосы будут темнее. Барышни рисуют его соком брови — тогда они растут гуще.

Другую знатную травку — шоломник — открыл ему лесной ведун Кукумир. И когда мы как-то вышли на нее в еловом буреломе, старик почтительно снял крысаню. И долго собирал на коленях целительные корешки. Вечером мы их вымыли и мелко порезали. Они были желтыми и необычно пахли.

— В чем их сила? — поинтересовался я.

— Это первая помощь для головы и сердца. Ум долго остается ясным, а сердцу не страшен удар, "гута", как здесь говорят. Еще они понижают кровяное давление. Плавно, каплю за каплей. А нервы успокоят лучше, чем валериана или собачья крапива… Кукумир носил этот корень на груди.

Столь же целительна и таволга. Ее мы встречали часто — высокую, с густыми душистыми оборками соцветий. Ее заливают кипятком на ночь и пьют для укрепления сосудов, успокоения нервов, для крепкого сна.

Он многих учил делать такие простые, но удивительно целебные настои.

За хмелем далеко ходить не надо было — чешуйчатыми кистями свисал он с Илькового сарая. Хмель мы брали и на хлебную закваску, и на лекарство от варикоза. Как для питья, так и на примочки. Я слышал, как благодарили моего лекаря, когда через неделю пришло неожиданное облегчение. "Не говорил ли я: надейтесь и запаситесь терпением? — говорил он. — Лечение — словно учение. Тот же труд".

С "луговых походов" вместе с мешками травы несли мы что-то и к столу. С озера — рыбу, холодную и твердую, как лед. Не было предела моему удивлению, как он ее ловил. Неслышной, сторожкой нутрией сунулся по воде, причмокивал губами — и рыба с подбережья, как заколдованная, сама шла к нему в руки. В лесных бродах "добывали гриб". Он никогда не говорил во множественном числе, уважительно называл — "гриб". Возможно, потому, что каждый гриб — не только питательная еда, "лесное мясо", но и лекарство.

— Почему белый гриб для нас такой вкусный? Потому что приносит облегчение для сердца и укрепляет тело, очищает кровь. Маслята помогают при головной боли, настоем из них растирают больные суставы. Дождевик гасит жар. Шампиньон чистит кровяные протоки, понижает давление. Груздь снимает гнойное воспаление глаза. Высушенная веселка лечит язвы, пролежни и укусы.

Толстая свинушка уничтожает опухоли. Губка лиственницы помогает при чахотке и желтухе. Моховик обостряет зрение. Козляк беспощаден ко всякой заразе. Желчный гриб обновляет печень. Опенок разжижает кровь и более того — помогает возвратить память. А полевой дождевик может осилить даже тиф…

О целительной пользе грибов он мог рассказывать бесконечно. А про лисички его рассказ вообще звучал, как песня. Всю потаенную силу подземного царства вложил лес в лисички. А камень (они любят каменистую почву) — свою твердую чистоту Никакая земная поросль не сравнится с лисичкой по чистоте. Никакой червь не точит ее, хотя грибы для него — наибольшее лакомство. Лисички сами изводят червей в человеке и всякую другую нечисть. Большая польза от них при малокровии, кишечных проблемах, истощении, детской худобе и ожирении взрослых. ''Хитрая”лисичка сама знает, кому в чем помогать.

— Кто часто ест эти грибы, у того молодая и чистая кровь. Они омолаживают человека точно так же, как трава розмарин.

Мой направник таки знал в этом толк. И эти знания были у него, как говорят, на лице. Он радо делился всем, что знал: "Мои предписания не для того, чтобы продлить старость, а для того, чтобы подольше оставаться молодым". Сам он таким и остался в моей памяти. Быстрый, легконогий, уравновешенный, жадный к новым знаниям, скорый на