Слуги Государевы. Курьер из Стамбула - Алексей Шкваров

— Господин поручик, — в палатку просунулась голова унтер-офицера Потапова с его, Веселовского, роты, — командир полка кличут.

— Хорошо, Потапов, иду, — обреченно кивнул головой Алеша. — Да, кстати, скажи Терехову со второго взвода, вы вдвоем сегодня со мной поедете.

— Далеко, вашь бродь? В том смысле, сколь харчей брать, оружие какое?

— Оружие обычное. Палаши да пистолеты седельные. Фузеи оставьте. Не понадобятся. Коней осмотрите как следует — путь будет у нас дальний. Харчей…? Не знаю… Ну, возьмите недели на две. Там разберемся, — рассеянно отвечал поручик.

— А куда поедем?

— Не положено пока, братец, вам знать. Куда скажут — туда и поедем.

— Тогда понятно, — вздохнул старый унтер, — наше дело солдатское — приказ исполнять.

— Вот-вот, наше дело солдатское, — уже почти про себя повторил Веселовский, одевая шляпу и выходя из палатки.

— Да-а-а, — задумчиво проговорил, глядя ему вослед, Потапов, — чой-то наш поручик совсем не радостный. На смерть, что ли, нас посылают… Пойду Терехова порадую.

— Слышал приказ Миниха? — вопросом встретил] Веселовского командир полка.

— Слышал, — тихо ответил Веселовский.

— Судя по тому, как отвечаешь, приказ тебя не радует. Не спрашиваю суть его, ибо предупрежден, но скажи одно, Алеша, — не на верную смерть ли тебя посылает Миних?

— Нет, Иван Семенович, скорее, наоборот, — Веселовский смотрел в пол, словно ему стыдно было поднять глаза на командира.

— Ладно, не нравится мне все это, но что делать. Приказ есть приказ. Какие-то у меня предчувствия дурные на эту кампанию. Чем-то она закончится… Да, вот и тебя еще забирают.

— Иван Семенович! — с мольбой посмотрел на него поручик. — Машеньке только ничего не сообщайте. Вернусь, сам напишу.

— Конечно, сынок. Давай-ка я обниму тебя на прощанье. Дай-то Бог свидимся, будем и живы, и здоровы.

Комендант Хотина Али Колчак-паша лично вышел проводить в дорогу важного гостя, обласканного султаном. Шведский барон Мальколм Синклер вез с собой важные бумаги, подписанные самим сыном Пророка.

— Хвала Аллаху, русские гяуры в этом году еще только начинают свое движение навстречу смерти. Я думаю, майор, ваша дорога будет удачной. Пока мы воюем с прахоподобными здесь, вы нанесете им удар в спину. Еще ваш великий Король Карл был союзником нашего султана, и лишь чудо спасло русского царя Петра. Иначе его голова бы украшала один из кольев стен Семибашенного замка. Но, говорят, русское золото так смутило нашего великого визиря, что вместо царя Петра его голова оказалась одетой на кол. Сейчас другие времена, и наш великий султан, тень Аллаха на земле, Махмуд II, жестоко отомстит неверным. Каждый год они отмечают свой путь в наших владениях тысячами павших. Так будет всегда.

Синклер выслушал внимательно витиеватую речь Колчак-паши и вежливо ему поклонился.

— Я дам вам охрану — пятьдесят отборных серденгести[17] — продолжал комендант Хотина. — Они проводят вас до польских владений коронного гетмана Потоцкого. У нас мир с поляками, и они также ненавидят русских. Потоцкий проводит вас дальше. Кысмет. На все воля Всевышнего!

Синклер еще раз поклонился, и Колчак-паша вернулся в свои покои. Майор оглядел свой конвой, легко поднялся в седло, проверил крепко ли привязаны дорожные сумки и махнул рукой: «Поехали!» Поднимая облака пыли, отряд тронулся в путь. Достигнув польской границы, янычары покинули майора, но его уже поджидали шляхтичи из личной охраны коронного гетмана.

— Скорее, скорее, — подстегивал сам себя Синклер, и его шпоры раз за разом вонзались в мокрые от пота бока кобылы.

— Ну что, господа? — тяжелый взгляд Миниха, грузно восседавшего за столом, скользил по фигурам трех офицеров, стоявших навытяжку перед фельдмаршалом. Манштейн расположился где-то сбоку. — Инструкции, дорожные пасы, деньги получили? — прозвучал грозный вопрос.

— Да, ваше сиятельство, — за всех ответил Кутлер.

— Оружие в исправности? Пороха, пуль достаточно взяли с собой? — не меняя тона, поинтересовался Миних.

— Не извольте сомневаться, ваше сиятельство, всего предостаточно, — по-прежнему за всех отвечал Кутлер.

— Что-то мне твое лицо знакомо, — Миних пристально посмотрел на одного из офицеров, стоявших рядом с Кутлером.

— Поручик Веселовский Вятского драгунского полка, ваше сиятельство, — негромко, но твердо представился Алеша.

— Точно, Веселовский, — заулыбался фельдмаршал, — помню, помню. Батюшку твоего, блины, потом корпус шляхетский. Да ты уже поручик?

— Ваше сиятельство, — вмешался Манштейн, — мы с Веселовским башню брали на Перекопе, в коей янычары сдаваться не хотели, когда первый раз в Крым шли. Меня ранило, а он атаку продолжил и положил всех басурман.

— Герой, — восхищенно разглядывал поручика Миних. — Я же говорил, Миних никогда в людях не ошибается.

— Конечно, ваше сиятельство, — склонился Манштейн.

— Ладно, и последнее! — вдруг что-то вспомнил Миних, еще любуясь Веселовским. — Манштейн!

— Да, ваше сиятельство.

— Бумагу, перо, чернила.

— Слушаюсь.

В мгновение ока адъютант поставил на стол все требуемое. Миних засопел, повертел в толстых пальцах перо, словно разглядывая, тонко ли оно зачищено, затем склонился над бумагой, подумал и начал писать. Перо зацарапало по бумаге, разбрызгивая чернила. Было видно, что письмо давалось с трудом старому служаке. Рукоять сабли была привычнее. Закончив трудиться, Миних с треском размашисто расписался и с удовлетворением прочитал начертанное. Последнюю фразу он произнес вслух:

— …И ежели найдете, то стараться его умертвить или в воду утопить. Бумаги при оном майоре содержащиеся доставить ко мне. Миних.

— Ну вот и все, господа! — протянул он бумагу Кутлеру. Манштейн перехватил, посыпал песком, потряс в воздухе, чтоб чернила просохли, подул, стряхнул и передал по назначению.

— Это чтобы вы не думали ни о чем, кроме, как об успехе сыска, вам порученного. Всю ответственность на себя берет Миних! Чтобы мысли не одолевали вредные, — дескать, чужой подданный, на территории чужого королевства. Да мне плевать! Я — Миних. Этим все сказано.

Фельдмаршал грохнул кулаком по столу, усиливая эффект произнесенного. Перо улетело, чернильница опрокинулась и залила остававшуюся чистую бумагу.

— Манштейн, — поморщился Миних, — убери. Вишь, силу не рассчитал.

— Все, господа! С Богом, — царственным жестом фельдмаршал указал офицерам на выход. С поклонами, пятясь назад, они покинули палатку главнокомандующего.

— Ну что, Манштейн, — обратился Миних к адъютанту, убиравшему со стола следы кулака фельдмаршала, — каков я?