Рациональное животное. Как эволюция повлияла на развитие мозга - Дуглас Кенрик

Но насколько в реальности велик интеллектуальный разрыв между людьми из общества, похожего на общество первобытных людей, и теми, кто живет в ультрасложном современном мире?

Когда Сугияма провел логические тесты в Амазонии, он открыл нечто поразительное. Шивиары решали трудные задачи. Они не только не уступали в этом подающим надежды талантливым парням, о которых рассказывается на страницах ежедневной университетской газеты «Гарвард Кримзон»[14], но на самом деле в чем-то даже превосходили их. Как же могло получиться так, что безграмотные жители джунглей превзошли в логическом мышлении студентов одного из самых престижных высших учебных заведений мира?

Чтобы разгадать эту загадку, мы сначала должны узнать больше о древней природе человеческого разума. В этой части нашего путешествия мы пройдемся по эволюционному прошлому человека, исследуя удивительные аспекты идеи о том, что наши современные черепа содержат мозг наших предков из каменной эры. На самом деле в настоящее время появляется все больше свидетельств тому, что все мы являемся современными пещерными людьми и решаем проблемы сегодняшнего мира с использованием мозга, который развивался, чтобы справляться с проблемами наших праотцов.

Стремясь лучше понять, как работает разум, переданный нам предками, такие исследователи, как Сугияма, установили, что многие из наших широко обсуждаемых недостатков в принятии решений являются в большей степени ошибками тестов и составляющих их людей, чем объектов тестирования. Применяя видение нашего эволюционного прошлого, Сугияма и его коллеги нашли, что

небольшие изменения в сложных вопросах могут мгновенно превратить людей, подвергающихся тестированию, из кажущихся недалекими глупцов в глубоко рациональных мудрецов.

Мозг, недостаточно мыслящий логически

Если только вы не решили пропустить первую половину этой книги, чтобы прочитать, как неграмотные жители джунглей превосходят студентов Гарварда, к данному моменту вы должны были понять главную мысль наших утверждений: многие из иррациональных (на первый взгляд) когнитивных искажений в суждениях и оценках при более близком рассмотрении оказываются вполне разумными.

Представляющиеся иррациональными ментальные искажения типа неприятия потерь, сверхуверенности или переоценки мужчинами сексуального интереса к ним со стороны женщин, при рассмотрении сквозь призму эволюции выглядят как более рациональные. В целом все эти когнитивные искажения продуцировали мудрый выбор, которые делали наши предки.

Но не все ошибки содержат в себе глубинный смысл. Иногда ошибка остается просто ошибкой — и многие человеческие промахи дают трагические результаты.

В Соединенных Штатах более 60 тыс. людей умирают ежегодно от врачебных ошибок. В списке причин смерти людей эта причина стоит на шестом месте. Они с большей вероятностью приводят к летальным исходам, чем болезнь Альцгеймера, рак груди, самоубийства или убийства. Это не те маленькие ошибки, которые помогают нам избежать больших просчетов. Такие ошибки сами по себе очень серьезные и уносят тысячи жизней каждый месяц.

Исследования показывают, что люди больше всего склонны к ошибкам, когда сталкиваются с задачами, для решения которых требуется немного логики и математических вычислений.

Посмотрите на классическую «проблему Линды», которая была разработана пионерами поведенческой экономики Даниэлем Канеманом и Амосом Тверски:

Линде 31 год, она не замужем, весьма открыта по характеру и очень умна.

Она специализировалась по курсу философии. Будучи студенткой, Линда принимала близко к сердцу проблемы дискриминации и социальной справедливости и участвовала в демонстрациях против атомного оружия.

Что более вероятно?

А. Линда является операционисткой в банке.

Б. Линда является операционисткой в банке и активно участвует в феминистском движении.

Правильный ответ — А. Лучший вывод — предположить, что Линда работает простой операционисткой. Однако Канеман и Тверски обнаружили, что почти 90% людей дают неправильный ответ Б. Большинство считает, что Линда, скорее всего, не только операционистка в банке, но еще и активная феминистка.

Этот ответ — неверный, потому что вероятность того, что два события будут иметь место одновременно, ниже вероятности того, что каждое из них произойдет само по себе.

Взгляните на рис. 5.1. Даже если есть малая вероятность того, что женщина типа Линды может быть банковской операционисткой, мы уже знаем, что она является операционисткой в банке: и вариант А, и вариант Б утверждают, что она работает в банке.

Рис. 5.1. Графическое изображение «проблемы Линды»

Таким образом, вероятность того, что она располагается где-то в левом круге, выше (там все — операционистки), чем вероятность того, что она одновременно и операционистка, и феминистка, и находится в небольшой зоне, где два круга перекрывают друг друга.

Выражаясь математически, можно сказать, что, в принципе, женщин, которые являются одновременно и операционистками, и феминистками, меньше, чем женщин, являющихся просто операционистками. Поэтому вы будете неправы, если выберете вариант Б.

Поведенческие психологи и физиологи знают, что людей ставят в тупик различные вопросы, не являющиеся такими уж трудными (вам не нужно знать тригонометрию, интегральное исчисление, линейную алгебру и дифференциальные уравнения, чтобы решить «проблему Линды»).

Однако сотни исследований показывают, что человеческий разум имеет свои ограничения. Обычно это объясняется тем, что в общем люди проявляют неспособность к решениям там, где дело касается математики, логики и логического обоснования.

В этом смысле путь исправления недостатков лежит через более интенсивное обучение в указанных областях. Если бы люди получали больше знаний и практики — утверждают сторонники этого тезиса, — то они, конечно, приходили бы к лучшим результатам в тестах.

Но в объяснении слабых показателей людей при решении задач есть проблема. Оказывается, даже очень умные выпускники Гарварда, Йеля и Принстона часто делают те же ошибки.

Несмотря на долгие годы систематического обучения, которое включает курсы математики, логики и логических рассуждений, большинство людей испытывают трудности в решении задач типа «проблемы Линды». Что же тогда говорить о тех 60 тыс. смертей, которые случаются каждый год из-за медицинских ошибок? Эти ошибки совершаются экспертами, которые имеют университетские дипломы и многолетнюю подготовку в области принятия решений, связанных с жизнью и смертью людей.

Наши ошибки происходят не столько от недостатка умственных способностей, сколько из-за того, каким образом ставятся перед нами вопросы.

Разговор versus письмо

Некоторые вещи в жизни весьма просты. Посмотрите на то, как дети учатся говорить. Большинство из них способны разговаривать к двум годам. К трем средний ребенок знает сотни слов и часто может использовать новое слово, услышав его только один раз. К четырем годам дети и из Кембриджа, и из Камбоджи уже мастерски общаются, ясно выражаясь о том, какие игрушки они любят, какую еду ненавидят и с кем из родителей им больше нравится проводить время.

Кажется, что способность детей говорить не зависит от того, сколько внимания уделяют им родители. Некоторые взрослые постоянно разговаривают со своими малышами с самого их рождения. Другие считают произнесение длинных монологов перед пока не умеющими говорить детьми пустой тратой времени. Вообще, это неважно.

С того момента, как дети слышат речь, они начинают учиться говорить. Стоит вам только включить «Улицу Сезам» и дать малышам послушать Элмо, Большую птицу, Кермита, Мисс Пигги и Оскара Брюзгу или пустить их ползать по кухне, где они будут слышать разговоры родителей, дедушек и бабушек, и дети сами по себе в конце концов заговорят. Если бы только все в жизни было так легко, как научиться говорить.

Другие вещи в жизни представляют большую сложность, как, например, освоение письменной речи по сравнению с устной. Чтение и написание (с помощью ручки, клавиатуры компьютера или мобильного телефона) трудны.

Вы можете дать своей дочке сколько угодно мелков и книжек «Улица Сезам», но сама по себе она не сможет начать выражать свои мысли в понятной письменной форме. Без долгих лет обучения родителями или педагогом — без привития ребенку навыков трансформации звуков в буквы, сложения букв в слова и понимания пунктуации для выделения фраз и ударений — вероятность того, что ребенок сам напишет понятное предложение, практически равна нулю. Чтение и письмо сегодня настолько сложны, что современная педагогика тратит многие годы на привитие и развитие этих навыков. Мы упражняемся и запоминаем, снова упражняемся и снова запоминаем.