Взрыв - Ростислав Самбук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Галина Ивановна?
— Да, слушаю вас.
Майор назвал себя и спросил:
— Вы приезжали позавчера в Аркадию к сестре Михаила Никитича Манжулы?
— Я?.. — искрение удивилась она.
— А вот Марьяна Никитична утверждает, что именно вы. Интересовались, где можно найти ее брата.
— Извините, это какое-то недоразумение.
— И ваш директор не разыскивал Манжулу?
— Зачем? Товарищ Манжула уже полгода назад уволился с завода.
Это была ошеломляющая новость, и Хаблак не нашел ничего лучшего, как спросить:
— Это точно?
— Вас интересует точная дата и номер приказа?
— Нет, пока что это не так уж и важно.
— Дать вам номер телефона отдела кадров?
— Пожалуйста.
Хаблак записал номер телефона, уже твердо зная, что дело начинает принимать совсем неожиданный и не-, обычный поворот.
— И еще один вопрос, Галина Ивановна, — попросил, — может, он покажется вам странным, но скажите, какого цвета у вас волосы? Вы блондинка?
— Скорее наоборот.
— То есть?
— Брюнетка. Какое это имеет значение?
— Для нас. — имеет»
Положив трубку, Хаблак заметил вопросительный взгляд Волошина, однако не стал ничего объяснять и поспешил на кухню. Видно, Марьяна Никитична пришла в себя, она вытирала влажной тряпкой пыль, успевшую покрыть стол за время отсутствия хозяина.
— Припомните, пожалуйста, — обратился к ней Хаблак, — заводская секретарша, Галина Ивановна, когда расспрашивала вас о брате, была одна? Или, может, кто-то ее сопровождал? Возможно, она поспешила к кому-то?
Женщина положила тряпку.
— Галина Ивановна подошла одна. Она еще купила у меня журнал «Украина», дала рубль и забыла сдачу. Я хотела ее догнать, но не успела. Она перешла улицу, там у нас скверик, пересекла его и села в машину. Это я точно видела, ее ждала машина, «Волга» вишневого цвета. Я звала, но Галина Ивановна не услышала, машина сразу же отъехала.
— Номер? — спросил Хаблак. — Номер не заметили?
Нет, машина стояла ко мне боком, еще и за деревьями, я же говорила, там скверик.
— Кроме водителя кто-нибудь был в машине?
— Не знаю. Галина Ивановна села на переднее сиденье, а сзади… Может, кто-то и был…
— Постарайтесь припомнить.
Марьяна Никитична старалась, даже зажмурила глаза, но ответила неопределенно:
— Кажется, был, но утверждать не могу.
Хаблак вышел на балкон, подозвал Волошина. Коротко рассказал об услышанном, и старший лейтенант сумел сразу оценить всю важность полученной только что информации.
— Считаешь, они отправились потом в совхозный поселок? — спросил он.
— Для чего же иначе мистификация с Галиной Ивановной?
— Вишневая «Волга»! — воскликнул Волошин. — Если они поехали той же «Волгой», в поселке их могли запомнить. Видная машина, не так ли?
— Надо ехать туда.
— Даже очень надо.
— А тут?
— Что тут… Ребята, собственно, уже заканчивают. Славно жил Манжула, роскошно. Но пока нет ничего существенного, вот только, — показал маленький блокнот в кожаном переплете, — адреса, номера телефонов, Пригодится.
Точно пригодится, — согласился Хаблак. — Значит, едем?
— Квартиру хлопцы опечатают, если нужно, возвратимся.
Волошин позвонил Басову и договорился о дальнейших действиях. Оставив оперативников в квартире Манжулы, они снова помчались в злосчастный поселок на черноморском берегу.
Биленко сидел в сельсовете, составлял акт о каком-то нарушении, напротив него возвышалась на стуле необъятных размеров молодица с большой хозяйственной сумкой, из которой виднелся зеленый лук. Женщина что-то доказывала сержанту, и доказывала весьма азартно — раскраснелась и вспотела. Она недовольно оглянулась на тех, кто помешал их разговору, даже махнула рукой, чтоб вышли и подождали, но Биленко уже вскочил — сообразил: вряд ли случайно возвратились в поселок Хаблак с Волошиным. Он сказал молодице:
— Мы с тобой, Валерия, разберемся потом. Сейчас у меня неотложные дела.
— Это почему же неотложные? — возразила крикливо, но сержант решительно оборвал ее:
— Сказано, иди домой. Если хоть раз увижу… — Он недоговорил, но, видно, женщина поняла, что ей и в самом деле лучше уйти, подхватила сумку с луком и не оглядываясь направилась к выходу.
Но пожалуй, не была бы женщиной, если бы не оставила за собой последнее слово. Остановилась в дверях и бросила на прощание:
— Легче всего акты составлять, а ты попробуй и в поле повкалывать… — Озорно блеснула глазами и исчезла, оставив в комнате крепкий запах лука.
Выслушав офицеров, Биленко немного подумал и предложил:
— Вам по селу шастать негоже. Да и не станут откровенничать с вами, яснее ясного. У меня актив есть, хлопцев отправлю, они и дознаются обо всем. И я пойду. А вам лучше на море податься. Час или полтора у вас есть, чего тут в сельсовете торчать?
Хаблак покрутил головой: выходило как-то неудобно, пока они будут купаться, другие делом займутся… Однако Биленко, без сомнения, был прав, и майор вопросительно взглянул на Волошина, мол, на твое усмотрение, ты тут начальство, тебе и решать.
Волошин отнесся к предложению сержанта положительно.
— Точно, — подтвердил он, — мы тебе, Биленко, только помешаем. Задание ясно: вишневая «Волга»?
— Если была, люди обязательно видели, — резонно ответил Биленко. — А коль видели и запомнили, скажут.
Сержант пошел поднимать по тревоге своих дружинников, а милицейская машина направилась к морю, и Хаблак без особых угрызений совести залез в воду, заплыл далеко, так, что крутой берег, с которого сбросили Манжулу (теперь майор почти не сомневался, что именно сбросили), казался совсем не страшным, чуть ли не игрушечным.
Майор лег навзничь, смотрел в бездонную небесную синеву, и вдруг все будничные хлопоты — вишневая «Волга», квартира с хрустальными вазами, милицейский сержант на сельских улицах — показались мелкими и недостойными внимания.
Представил всадника-скифа, остановившегося на круче, и греческую галеру, идущую под высоким берегом, ведь и у тех людей были свои хлопоты, воевали, убивали, брали в плен, да забылось. Прошли степями скифы, сарматы, гунны, половцы, не осталось от них ничего, только курганы и каменные бабы в степи, а теперь на черноморском берегу стоят города и села, живут в них новые люди со своими хлопотами, счастьем и тревогами под вечным небом, на берегу вечного моря, и, может, лет через тысячу его, Хаблака, потомок подумает о нем так же, как он сейчас о скифе на крутом берегу…
И не являются ли его хлопоты со взрывом в аэропорту и вишневой «Волгой» совсем мизерными — пройдет время, и все забудется, а история складывается из более весомых и значительных событий, чем те, которыми он задирается, — песчинка на нескончаемом одесском пляже…
Хаблак погрузил лицо в воду, нырнул и поплыл в глубине с открытыми глазами. Совсем рядом — кажется, мог бы дотянуться рукой — играли рыбки, должно быть, ставрида. Хаблак попробовал поймать одну, конечно, безуспешно. Ему не хватило воздуха, вынырнул, набрал полные легкие и повернул к берегу, быстро и ритмично выбрасывая руки,
Берег приближался и вырастал — крутой, каменистый, суровый, — и Хаблак уже не думал о себе и своем деле уничижительно: время складывается из секунд, каждая из них исполнена смысла, и стоит ли хулить их?
В беседке у Биленко сидели трое мальчиков, двое приблизительно одного возраста, лет одиннадцати-двенадцати, а третий, вероятно, дошкольник, но, оказывается, уже закончил первый класс, о чем и сообщил не без гордости. И еще выяснилось, что эти трое вчера бежали к морю и сделали небольшой крюк, так как должны были нарезать в роще рогачей для рогаток, там наткнулись на вишневую «Волгу» и двух мужчин возле нее.
Сейчас мальчики сидели на старом, продавленном диванчике, доживающем свой век в беседке, и не без удивления смотрели на дядей, интересующихся почему-то такими мелочами, как «Волга» под акациями, — сколько «Волг», «Жигулей», «Москвичей» шныряет по приморскому шоссе и грунтовым дорогам, особенно теперь, в разгар курортного сезона!