Готова на все (СИ) - Кирилл Кащеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда ваш жеванный следователь заявляет, что я… Как он там выразился? «Подговорила своих хахалей» убрать Грушина, чтоб он не мешал мне самой стать начальницей лаборатории — это называется версия. А когда я — вот с теми же основаниями! — говорю, что это вы сами убираете университетских работников для экономии бюджетных средств — это почему-то сразу бред. Интересно, почему? Потому, что я не могу вашего следователя задержать «до выяснения», а он меня может? — распалившаяся Элина шаг за шагом наступала на «кожаного».
Тот, обалдевший от ее идеи насчет правительственного заказа на истребление ученых, отступал, пока сам не оказался на краю скользких ступеней. Зашатался, но удержал равновесие — ухватившись за Элино плечо.
— Нет у меня никаких хахалей, ясно! — выкрикнула ему в лицо Эля.
— Ну и прекрасно! — все еще пребывая в обалдении пробормотал «кожаный». Потом резко встряхнул головой и торопливо добавил, — Я в смысле — сейчас нет, так потом будут… — осекся, поняв, что несет что-то не то, — Я к тому, что никто не собирается вас задерживать, Элина Александровна!
— Вот вы и не задерживайте, — выразительно глядя на лежащую у нее на плече руку, сказала Эля. — Меня, вон, даже ваш жеванный следователь отпустил, хотя ему и не хотелось.
Ее выразительный взгляд как-то не особенно его смутил. То есть, руку-то он убрал, но без спешки.
— Вы должны следователя понять, — сообщил он, демонстративно пряча руки за спину, словно во избежание соблазна, — Явно ведь все вокруг вас крутится, Элина Александровна. А у вас что ни спросишь: «не знаю, не в курсе, впервые слышу, понятия не имею». — передразнил он.
— Но я действительно не знаю! — почти в отчаянии вскричала Элина, — Я не знаю, почему был убит Савчук, зачем похитили Грушина, куда делся этот чертов американец… Не знаю!
— Всего этого вы, может, и не знаете! — покладисто согласился «кожаный», — Но вы точно знаете больше, чем говорите… — он на минуту примолк, будто в голову ему пришла неожиданная мысль, — А может даже больше, чем сами думаете, — закончил он.
— Слушайте, отвязались бы вы от меня со всякой ерундой? — тоскливо попросила Эля, — Сил уже нет, честно! Я сутки с похоронами возилась, за мной по коридорам гонялись, у меня дома проблемы, у меня на работе неприятности… а еще у меня есть вы, — безнадежным тоном закончила она.
— Вот тут вы правы, Элина Александровна — мы у вас есть! — с энтузиазмом согласился он, — И еще какое-то время будем. Вы не волнуйтесь, мы вас не оставим!
— Кошмар! — выдохнула она и повернувшись к нему спиной, бросилась прочь, вниз по ступенькам. Ноги в старых сапогах с «раскатанными» подошвами моментально разъехались, и она с размаху села бы на ступеньку, если бы ее снова не подхватили под локти.
— Я ж говорил — не оставим! — усмешливо прозвучал над ухом голос «кожаного». Мгновение он держал ее на весу, потом приподнял и аккуратно снес вниз по ступенькам. Словно статую, установил на асфальт, на вытянутой руке повертел туда-сюда, придирчиво оглядывая, удовлетворенно кивнул, сказал:
— До скорой встречи, Элина Александровна, — и не спеша направился обратно в управление. Дернул на себя тяжелую дверь и скрылся в здании.
— Своими скорыми встречами как раз до скорой помощи доведете, — пробормотала Эля. — Не травматической, так психиатрической, — ноги ощутимо дрожали. Старательно держа равновесие на обледенелом асфальте, она двинулась к переходу. Над ухом оглушительно рявкнул автомобильный клаксон.
Эля коротко пискнула, шарахнулась в сторону, ноги разъехались опять, и она ощутимо шмякнулась задом о прячущийся под снегом каменный бордюр.
— Да-а, с ментом-то оно надежнее выходило, — прокомментировала Светлана Петровна, перегибаясь через пассажирское сидение и высовывая седую всклокоченную голову в окошко своей старой «Волги», — Чему быть, того не миновать: суждено тебе сегодня на попу сесть, так никакие менты не помогут. Кстати, симпатичный мужик! Люблю таких… опасно-сексуальных представителей силовых ведомств, — и старая профессорша, сложив морщины в пучок, скроила такую вожделеющую физиономию, что увидь это дело опасно-сексуальный в кожанке — забаррикадировался бы в своем силовом ведомстве на всю оставшуюся жизнь.
— Не заметила я особой сексуальности, — отрезала Эля, с кряхтением поднимаясь с коварного бордюра. Болезненно морщась, потерла отбитый зад. — Не присматривалась.
— Напрасно, — цепляясь за край окошка и продолжая балансировать над пассажирским сидением, продолжала увлекательную беседу профессорша, — Я пока тебя дожидалась, понаблюдала за вами. Скажу тебе авторитетно, как женщина с опытом: он к тебе очень даже внимательно присматривался, прислушивался, принюхивался и, кажется, даже слегка «прищупаться» успел, затейник.
— Сперва своим клаксоном всю задницу отбили, а теперь всякие гадости говорите! — возмутилась Эля, отряхивая шубу.
— Я тебя клаксоном не била, я в него только погудела, — с достоинством заявила профессорша, — Кто ж знал, что ты такая… неустойчивая. Может, ты, наконец, в машину сядешь, а то весь салон мне уже выстудила, — словно это и не она висела на окошке, ведя светскую беседу, возмущенно потребовала профессорша. Вытащила голову из окна и с усилием подобрав живот, втянула себя обратно за руль.
Безнадежно вздохнув, Эля забралась в «Волгу», и принялась старательно закручивать окно — в салоне действительно было холодно.
Тяжелая, будто подводная лодка, «Волга» отвалила от кромки тротуара.
— Ты женщина свободная, муженьку верность хранить уже поздно, да и раньше тоже не стоило, обошелся бы, сволочь такая, — Светлана Петровна легко вписала «Волгу» в сплошной поток машин. — Сколько можно монашкой жить, пользуйся моментом, в смысле — ментом, раз сам в руки идет.
— Вот пусть себе и идет — куда подальше. У него небось дома жена-подполковник и младенцы по лавкам — мал мала меньше и все в милицейских фуражечках, — а он тут к подозреваемым цепляется…
— Почему обязательно подполковник? — перестраиваясь в другой ряд, рассеяно хмыкнула профессорша. Потом вдруг до нее дошло, — Каких еще подозреваемых? В чем это они тебя подозревать могут?
Эля передернула плечами:
— По-моему, они просто не понимают, что у нас такое происходит.
— Ну, что они не понимают — это понятно, если даже я ничего не понимаю! Профессоров кончают, докторантов воруют… Главное, кого? Грушина! Он в самом университете никому на фиг не нужен, а тут, надо же, взяли, и украли! Или мы просто кадры не ценим? Слушай, — вдруг решительно проговорила профессорша, — Ты домой очень рвешься?
Эля вопросительно поглядела на нее. Домой она не рвалась совсем. Дома ее могло ждать всякое. Разное. И надо будет что-то делать, как-то реагировать. А сил после многочасового допроса у нее не оставалось вовсе.
