Поезд на Солнечный берег - Валерия Вербинина

«Прежде всего, я не такой уж смелый; потом, я не всегда добрый и к тому же ужасно застенчивый. Иногда надо сказать что–нибудь девушке, а я молчу или говорю совсем не то… Но Ада – она другая; мне с ней легко, и то, что я сказал ей тогда, я не повторил бы никому, никогда. Поскорее бы было девять (на этот час она назначила ему свидание), я не могу ждать, не могу…»

Филипп покружил по комнате, чтобы сделать вид, что он чем–то занимается, поиграл мыльным пузырем, бросая его об стену, как мяч, и поманил в форточку Лаэрта призывным «цып–цып». Вампир не подавал признаков жизни, и Филипп загрустил. На всякий случай он спросил у часов, сколько у них имеется времени; по подсчетам дотошного часового вечности выходило, что между Филиппом и Адой лежала пропасть в 314 полновесных минут. Через триста четырнадцать минут они встретятся, а пока молодому человеку предстояло эти минуты убивать. Он изощрялся как мог. Выбор подобающего случаю костюма – бирюзового с золотыми в серебряную крапинку манжетами – занял ровно шестнадцать с половиной минут, после чего Филипп включил видеостену и заказал «Вечерних посетителей», попросив, чтобы в главных ролях были Жерар Филип и Жинетта Лантельм. По желанию пользователей компьютерная программа ставила любых актеров на любые роли, а также изменяла сюжет, так что один и тот же фильм можно было смотреть в миллионах вариаций. Система выполнила заказ, после чего Филипп смог насладиться зрелищем, но в середине его она без предупреждения переключилась на военные сводки Дромадура.

– Как он мне надоел! – сказал Филипп, выключая экран, и покосился на зеркало. Обычно оно отвечало ему, но на этот раз почему–то молчало.

– Ничего не хочешь мне сказать? Ну и не надо.

Лаэрт, только что просочившийся сквозь форточку, подумал, что последние слова относятся к нему, и страшно обиделся.

– Не надо так не надо, – проворчал он. – Мне–то что, я могу и промолчать. Изменник! – повысив голос, крикнул он, но тут же сделал вид, что ничего не говорил.

– Где ты пропадал? – спросил его Филипп.

Лаэрт ответил не сразу. На всякий случай он покосился сначала на полное собрание сочинений Дюма и, убедившись, что оно лежит достаточно далеко от хозяина, прочистил горло.

– Ну так где? – спросил Филипп.

– У кота Амадея. Парень живет на широкую лапу: на стенах сплошь картины художника Мурзильо, и вообще. Я спросил, не возьмет ли он меня к себе.

– Это еще что такое? – спросил Филипп строго. – Опять ты за свое?

Лаэрт всхлипнул.

– Никто не любит бедного вампира, – запричитал он, – все его притесняют. Дзи–во–дзер! – пропел он пискляво и осекся. – Зачем вы так с Матильдой, хозяин? Эх…

– Лаэрт, – сухо проговорил Филипп, – по–моему, у вас рецидив.

Лаэрт почесал задней лапой нос, причем от этого движения шкура его облезла, и клочья попадали на пол. Вампир растерянно посмотрел себе под ноги.

– Так, – вздохнул Филипп. – Пробиркинское зелье?

– Горемычный я, – простонал Лаэрт. Он взлетел и шмякнулся об стену, на которой остался висеть его скальп. Лаэрт кляксой сполз со стены. – Значит, все кончено, да?

– Не надрывай мне душу, – сказал Филипп, отворачиваясь.

– Она меня марципаном кормила, – гордо сказал Лаэрт, подбоченясь. – А та будет меня кормить? Я существо нежное, люблю обращение ласковое. Может, ей вампиры не нравятся, хозяин? Я этого не перенесу. Мое сердце разорвется. Филипп вздохнул:

– Чего ты от меня хочешь, Лаэрт? Я сам только с ней познакомился, то есть…

– Ага, – сказал Лаэрт печально, – ага… Так, понимаю. Прощай, несравненная Матильда! Как жесток этот мир. – Расчувствовавшись, он проворно достал откуда–то (кажется, из желудка) вышитой носовой платок и промокнул им глаза, после чего спрятал его обратно. – Так как ее зовут? – спросил он как ни в чем не бывало.

– Ада, – сказал Филипп, испытывая неловкость оттого, что приходилось раскрывать имя любимой.

– Так, – многозначительно сказал Лаэрт. – И где вы с ней познакомились?

Филипп нехотя отвечал на все его вопросы. На Лаэрта было жалко смотреть; он таял на глазах, и куски шкуры по–прежнему отваливались от него.

– Так вот, – сварливо начал Лаэрт. – Я не понимаю! Я вампир, пусть, но ничто человеческое мне не чуждо. Хозяин, мое сердце обливается кровью!

– Лаэрт, – Филипп предостерегающе поднял руку, – молчи, не то мы поссоримся. Я знаю все, что ты хочешь мне сказать. Я сам себе это говорил тысячу раз, но это не помогло.

– Знаете? – недоверчиво переспросил Лаэрт. – Хозяин, сколько вы знакомы с этой девушкой? Кто она? Откуда она? Я…

– Я люблю ее, – сказал Филипп, – и она любит меня. Ясно? Я ничего не могу с собой поделать. Я знаю ее всю жизнь. – У Лаэрта вырвался жест отчаяния. – Ты хочешь сказать, что я мог бы не встретить ее, не пойди я на ту вечеринку. Но рано или поздно я все равно бы узнал ее. Это… – он запнулся. – Я не знаю, как тебе объяснить. Я даже не знаю, как себе объяснить. Может быть, я вообще ничего не знаю. Но ее улыбка озаряет мою жизнь, и, когда я думаю о ней, у меня словно сжимается вот здесь. – Филипп ткнул пальцем себе в грудь. – И я могу летать, я могу мечтать, я могу все. Только жить без нее я не могу.

Лаэрт притих. Он не нашелся, что ответить, и только подумал: «Все влюбленные – сумасшедшие. Пойду–ка я в мой морозильник».

«Замок, – думал Филипп. – Я построю для нас замок у моря, среди дюн. Но вряд ли она захочет жить там, – спохватился он, – у моря уже давно никто не живет, с тех пор, как его воды стали зелеными, как растения. Зелеными, как ее глаза».

Он спросил у часов, сколько времени. Часы, которые отвечали на этот вопрос уже 16 раз в течение последних пяти минут, изготовились облаять своего владельца последними, а также предпоследними словами, но им помешал весьма кстати раздавшийся звонок видеофона.

– Да! – нетерпеливо крикнул Филипп.

Оказалось, впрочем, что это была не Ада, а Мистраль. Слегка замявшись, писатель сказал, что у него есть два билета на сенсационный футбольный матч, который должен начаться через полчаса, и спросил, не составит ли Филипп ему компанию.

– У тебя и правда есть билеты? – изумился Филипп. – На встречу «львов» с «пушкарями»? Их же давным–давно разобрали!

На что Мистраль уклончиво ответил, что он в курсе, но у него свои каналы доставки билетов. Впрочем, если Филипп не хочет…

Но Филипп уже посмотрел на часы, сообразил, что матч как раз поможет ему убить время до встречи с Адой, и дал свое согласие.

Сон двадцать второй

Человек в красно–синей форме бежал по полю. Он метался зигзагами, уворачиваясь от игроков в бело–желтой форме, которые, судя по их лицам, не желали ему в это мгновение ничего хорошего. Под мышкой у человека был зажат дынеобразный мяч, а на лице застыло выражение восторженного ужаса.

Все с тем же выражением восторженного ужаса на лице он добежал до края поля, где его перехватил–таки бело–желтый игрок. Однако красно–синий выдрался, по пути оторвав неуступчивому сопернику пару пальцев и ухо, и всем телом рухнул в зачетную зону, приземлив рядом с собой неуклюжий, громоздкий мяч.

Трибуны оживились и дружно взвыли. На предпоследней минуте матча игрок более слабой команды совершил–таки чудо и переломил ход игры в свою пользу. Теперь оставалось только пробить по воротам.

Первое отделение – регбийный матч – уже заканчивалось, когда Мистраль и Филипп заняли самые лучшие места на стадионе имени Сен–Жюста Фонтэна, знаменитого деятеля французской революции, изобретшего футбол. После регби должен был начаться тот самый футбольный матч между «пушкарями» и «львами», и публика все прибывала. Что же касается матча по регби, то он собрал всего лишь какие–то жалкие 87 тысяч зрителей.

– Это потрясающе! – восхищенно сказал Филипп. Стадион лежал перед ними как на ладони. – Как тебе удалось отхватить такие отличные места?

– Секрет! – отозвался писатель, и по его виду Филипп понял, что он не хочет об этом говорить.

Получив волшебные билеты от сфинкса, Мистраль твердо решил счесть все происшедшее розыгрышем и выкинуть его из головы, однако последнее ему как раз и не удавалось. Более того, чем больше он прилагал усилий к тому, чтобы забыть странную беседу, тем отчетливее вырисовывались отдельные ее подробности. Не утерпев, писатель на следующее утро отправился туда, где находилась диковинная лавка, но на прежнем месте ее уже не было. Мистраль очень хотел поверить, что все, что с ним случилось, оказалось сном или фантазией, но билеты напоминали о том, что кое–что все–таки имело место в действительности. Без особой охоты писатель решил проверить их и позвал с собой Филиппа. Он был почти уверен, что их даже не пустят на стадион, но автоматизированный билетер–служитель на входе стал выказывать такое почтение и такую готовность услужить, с такими церемониями провел друзей на лучшие места, что у Мистраля исчезли последние сомнения. Получалось, что все было реальностью, и реальностью был этот самый матч, на который они пришли. Мистраль устроился поудобнее и стал смотреть окончание первого отделения. Регбийный мяч был установлен против ворот, и публика поневоле затаила дыхание. Разница между командами теперь была только в одно очко.