Как ненасилие защищает государство - Питер Гелдерлоос

В Гаррисонбурге, штат Вирджиния, мы организовали анархистский общественный центр, позволяли бездомным людям ночевать там зимой, а за пределами этого центра предоставляли им бесплатную еду и одежду. За шесть месяцев копы нас прикрыли, используя креативное сочетание законодательства по вопросам функционального зонирования и градостроительных кодексов.176 В 1960-е гг. полиция проявила активный интерес к саботированию программы «Чёрных пантер» по предоставлению детям бесплатных завтраков.

Чарльз Бёрси, активист «Чёрных Пантер», раздаёт еду детям.

Как предполагается создание нами альтернативных институтов, если мы бессильны защитить их от репрессий? Как нам найти землю для строительства альтернативных структур, если у всего в этом обществе есть хозяева? И как мы можем забывать о том, что капитализм не вечен, что некогда все было «альтернативами» и сегодняшняя парадигма сумела развиться и распространиться именно за счёт своей способности завоевать и истребить эти альтернативы?

Эрлих прав в том, что нам пора начинать строить альтернативные институты уже сейчас, но неправ, обходя вниманием важную работу по уничтожению существующих институтов и одновременной защите нас и наших автономных пространств. Даже в сочетании с наиболее агрессивными ненасильственными методами, стратегия, основанная на построении альтернатив, ограничивающая себя пацифизмом, никогда не будет достаточно сильной для сопротивления тщательному насилию, применяемому капиталистическими обществами при завоевании и поглощении обществ автономных.

Наконец, у нас остаётся последний вид ненасильственного подхода — всеобщее неповиновение. Эта, пожалуй, наиболее свободная из всех ненасильственных стратегий, часто оправдывающая уничтожение собственности и символическое физическое сопротивление, хотя дисциплинированные пацифистские кампании по ненасилию и неповиновению также попадают в эту категорию. Недавний фильм «Четвертая мировая война» 177 в рамках этой концепции революции находится на грани воинственности, поскольку описывает движения сопротивления от Палестины до Чьяпаса, при этом удобно скрывая значительные элементы этих движений, вовлечённые в вооружённую борьбу — возможно, для комфорта американской аудитории. Стратегии неповиновения пытаются устранить систему забастовками, блокадами, бойкотами и другими формами неповиновения и отказа. Хотя многие из этих практик весьма полезны при эволюции в сторону реальной революционной практики, как стратегия этот подход имеет в себе массу зияющих брешей.

Этот тип стратегии может только создавать давление и служить рычагом, но он никогда не сможет уничтожить власть или перевести контроль над обществом в руки народа. Когда население устраивает всеобщие акции неповиновения, власть имущие сталкиваются с кризисом. Иллюзия демократии не работает: это кризис. Трассы блокированы, бизнес поставлен на колени: это кризис. Но люди во власти по-прежнему контролируют значительные резервы — им не грозит голод в результате забастовки. Они контролируют столицу страны, часть которой может быть выведена из строя занявшим и блокировавшим её населением. Важнее всего то, что власть по-прежнему обладает контролем над армией и полицией (элиты после Российской революции многому научились в вопросах сохранения лояльности военных. За последние десятилетия редкие серьёзные переходы армии на сторону восставших случались лишь тогда, когда она сталкивалась с ожесточённым сопротивлением и правительство явно агонизировало; полицейские, в свою очередь, всегда оставались верными лакеями). За закрытыми дверями главы бизнеса, правительства и армии устраивают совещание. Возможно, они даже не позвали на него некоторых одиозных представителей элиты; возможно, многие властные группировки лавируют, пытаясь выйти из кризиса на коне. Они могут использовать военных, чтобы прорваться через любую баррикаду, устроенную безоружными, отнять любую занятую фабрику и захватить продукты труда восставших, если те пытаются построить автономную экономику. Наконец, власть имущие могут арестовать, пытать и убить организаторов, загнать движение в подполье и восстановить порядок на улицах. Восставшее население, проводящее сидячие забастовки или кидающее камни, не может выстоять против армии, получившей карт-бланш на использование всего оружия из её арсенала. Но за закрытыми дверями лидеры страны соглашаются, что такие методы нежелательны — они являются последним средством. Их использование на долгие годы уничтожит иллюзию демократии, отпугнёт инвесторов и навредит экономике. Поэтому они побеждают, позволяя восставшим заявить о своей победе: под давлением бизнеса и военного командования президент и несколько других избранных политиков уходят в отставку (или, ещё лучше, бегут на вертолёте); корпоративные СМИ называют это революцией и начинают петь популистские гимны новому президенту (выбранному корпорациями и генералами); и активисты народного движения, если они ограничили себя ненасилием вместо того, чтобы готовиться к неизбежной эскалации тактик, проигрывают именно тогда, когда уже стояли на пороге революции.

За всю свою долгую историю этот тип стратегии не смог добиться того, чтобы класс собственников, руководителей и принудителей отступился от власти и присоединился к протесту, поскольку их интересы прямо противоположны интересам участников гражданского неповиновения. Чего действительно удавалось добиться стратегиями неповиновения, так это раз за разом изгонять определённые правящие режимы, хотя их всегда сменяли другие, составленные из элиты (иногда это умеренные реформисты, иногда — руководство самого оппозиционного движения). Это случилось в Индии в эпоху деколонизации и в Аргентине в 2001 г.; с Маркосом на Филиппинах и с Милошевичем в Сербии (последний пример, как и аналогичные «революции» в Грузии, Украине и Ливане, показывает неэффективность всеобщего неповиновения в деле настоящей передачи народу социальной власти; все эти популярные перевороты были на самом деле срежиссированы и профинансированы США для приведения к власти более рыночно-ориентированных и проамериканских политиков).178 Не совсем уместно даже говорить об «изгнании» старых режимов. Перед лицом роста неповиновения и угрозы реальной революции они решают передать власть новым режимам, гарантирующим уважение к базовым принципам капитализма и государства. Когда они не имеют возможности передачи власти, они снимают перчатки и пытаются зверски подавить и подчинить движение, неспособное защититься и выжить без эскалации тактик. Именно это случилось с антиавторитарным трудовым движением в США в 1920-х гг.

Стратегии всеобщего неповиновения пытаются остановить работу системы, но даже в этом деле они менее эффективны, чем воинственные стратегии. В том же контексте, который требуется для всеобщего неповиновения — широко и хорошо организованное движение восставших — если не ограничивать движение ненасилием, а поддержать возможность использования различных тактик, оно будет в разы эффективнее. В вопросе действительной остановки работы системы не может быть никакого сравнения между мирным блокированием моста или железнодорожной линии и их взрывом. Последнее создаёт длительное препятствие, устранение которого стоит дороже и требует более драматической реакции властей, больше вредит их моральному духу и общественному имиджу, а также позволяет исполнителям бежать и снова сражаться. Взрыв железнодорожной линии (или использование менее грозной формы саботажа, если общественная ситуация делает это более эффективным) напугает и разозлит людей, враждебных освободительному движению, больше, чем мирная блокада. Но в то же время это заставит их воспринимать движение серьёзнее, а не отмахиваться от него как от назойливой мухи. (Разумеется, практикующие использование различных тактик имеют возможность проведения мирной блокады или акта саботажа в зависимости от своей оценки последующей общественной реакции.)

Хотя порой и полезная для рабочих, стратегия всеобщего неповиновения не имеет смысла для уже маргинализованных, малых популяций, таких как многие коренные народы, обречённые на вытеснение или уничтожение, поскольку их существование не является жизненно важным для государства-агрессора. Народ Аче в Амазонии не платит налогов, которые можно было бы перестать выплачивать, и не ходит на работы, где они могли бы забастовать. Кампания геноцида против них не зависит от их сотрудничества или несотрудничества. Люди, которых власти с удовольствием увидели бы в гробу, лишены такого рычага давления, как неповиновение.

Как мы видели, все основные типы ненасильственных стратегий в долгосрочной перспективе неизбежно ведут в тупик. Стратегии морализаторства не понимают механизмы удержания государством контроля: они не видят барьеры, установленные СМИ и культурными институтами, и у них нет защиты от контроля над безоружными массами со стороны вооружённых меньшинств. Лоббистский подход тратит ресурсы, пытаясь давить на правительство, чтобы оно действовало в противоречии с собственными интересами. Стратегии, сосредоточенные на построении альтернатив, игнорируют возможность государства репрессировать радикальные проекты и способность капитализма к поглощению и разложению автономных обществ. Стратегии всеобщего неповиновения открывают дверь революции, но лишают народные движения тактик, необходимых для экспроприации прямого контроля над экономикой, перераспределения богатств и уничтожения репрессивного аппарата государства.