Шерлок Холмс в Америке - Ларри Миллетт

Рафферти вытащил сигару, обрезал кончик и поднес к ней спичку со словами:

– Кроме того, по моему скромному мнению, мы сыграли с мистером Фегельбладом чудесную шутку. Вы были на высоте, мистер Холмс, вам удалось убедительно изобразить злодея со стальным взглядом. Думаю, вы напугали беднягу до полусмерти.

– Именно таким был мой план, – поклонился Холмс. – Но вы тоже были весьма правдоподобны, мистер Рафферти. Кстати, где вы раздобыли значок, которым размахивали у него перед носом?

Рафферти хихикнул:

– Я думал, вы поняли. Я же специальный агент, уполномоченный самим мистером Фрэнком Вулвортом[21]. Эта вещица стоила каждого из пяти центов, которые я за нее заплатил.

Мы приехали в Александрию около трех часов и из окна вагона проследили, как Фегельблад вылезает из поезда и попадает прямиком под опеку шерифа Бема. Они тут же покинули станцию, после чего мы тоже вышли на платформу.

– Вы думаете, они сразу поедут на ферму Фегельблада? – спросил я у Холмса.

– Сомневаюсь, Уотсон. Думаю, мистер Бем захочет побеседовать с нашим шведским другом, прежде чем отправиться за камнем. Вы согласны, мистер Рафферти?

Рафферти кивнул со словами:

– Очень даже вероятно. Скорее всего, они будут разговаривать в офисе шерифа в суде. Но если что, я прослежу за ними. Кроме того, нам понадобится экипаж, если они поедут-таки на ферму. Об этом я позабочусь.

– Отличная идея, – похвалил Холмс. – Мы с доктором Уотсоном скоро подойдем. Для начала я хочу проверить, нет ли сообщений от мистера Вулдриджа из Чикаго.

К радости моего спутника, сообщение было. Понимая, что нас сложно будет застать по телефону в течение дня, Холмс попросил чикагского детектива прислать всю дополнительную информацию, особенно касательно мистера Комстока, телеграфом. Сообщение Вулдриджа составляло десять страниц. Холмс читал их с обычной стремительностью, то и дело останавливаясь, чтобы издать громкое «Ха!» – верный знак, что в тексте нашлась ценная информация. Покончив с чтением, Холмс передал бумаги мне, и я понял, почему сообщение вызвало такую бурную реакцию у моего друга.

Телеграмма Вулдриджа почти целиком посвящалась покойному Фрэнку Комстоку. Мы узнали, что Комсток, как и предположил Джеймс Хилл ранее, был отпетым спекулянтом на товарной бирже, без остановки покупая и продавая в больших количествах пшеницу, кукурузу и другие зерновые. На какое-то время он разбогател, однако за несколько месяцев до смерти Комсток потерял очень много денег, так что после него остались многотысячные долги, если верить Вулдриджу. Детектив также сообщил, что Фрэнк имел привычку хотя бы раз в месяц приезжать в Чикаго и баловать себя удовольствиями, которые предлагали самые дорогие ночные бабочки. На одной из них, продолжал Вулдридж, он впоследствии женился. Детектив даже раскопал свидетельство о заключении брака, где значилось, что пара поженилась в июле 1898 года и церемонию совершал мировой судья Чикаго.

– Что ж, – сказал Холмс, засовывая телеграмму в карман пальто, – сдается мне, что мы ответили как минимум на один из волновавших нас вопросов: если Фрэнк Комсток и правда успел поиздержаться перед смертью, то становится ясно, почему его жена хочет заполучить рунический камень. Она отчаянно нуждается в деньгах. Должно быть, долги настолько велики, что, даже распродав все земельные угодья, она не сможет их покрыть.

– Учитывая прошлое дамочки, не понимаю, почему бы ей снова не исчезнуть после смерти мужа, – сказал я. – Можно начать новую жизнь где-то еще.

Холмс кивнул:

– Отличное наблюдение, мой дорогой Уотсон. Мне надо подумать над этим, а пока что давайте отыщем мистера Рафферти.

Окружной суд Дугласа находился посреди площади в обрамлении невысоких тощих деревьев и представлял собой мрачную глыбу гранита, над которой возвышалась кривоватая башня, венчающая две глубокие арки. Вся эта конструкция производила впечатление весомой, словно бы строители верили, что торжество закона можно провести в жизнь в здешней глуши лишь в форме архитектурного завоевания. Но когда мы с Холмсом подошли к этому довольно устрашающему зданию, то с удивлением увидели целую толпу народу, человек сто; кто-то бродил по площади, а другие сидели в экипажах, припаркованных на прилегающих улицах.

Я не заметил ни ораторов, ни музыкантов, ни каких-то других увеселений на площади, поэтому цель этого неожиданного сборища осталась для меня загадкой. Холмс тоже казался озадаченным, но его лицо просветлело, когда он увидел Рафферти, только что выпрыгнувшего из повозки, которой управлял наш верный помощник Джордж Кенсингтон.

– Добро пожаловать, джентльмены, на великий праздник рунического камня, – объявил ирландец, когда мы подошли. – Главное событие сезона, судя по всему.

– Боюсь, вам придется рассказать подробнее, мистер Рафферти, – заметил Холмс, поприветствовав Кенсингтона кивком. – По какому случаю праздник, о котором вы говорите?

– Возвращение рунического камня, мистер Холмс. То, чего все ждали. В таких маленьких городках слухи разносятся быстро. Все хотят присутствовать, когда достославный артефакт извлекут наконец из земли.

– Чудесно, – бросил Холмс, и его голос сочился отвращением, как свеча – горячим воском. – Право слово, мистер Рафферти, неужели всем этим людям нечем заняться? Совершили бы что-нибудь полезное – пошли бы посадили кукурузу или что там положено делать в это время года?

– Да ладно вам, мистер Холмс, вы же должны понимать, что многие из них преодолели полмира, чтобы зарабатывать здесь на жизнь тяжелым трудом. Всё их существование – труд и боль, и удовольствия у них самые примитивные. А тут такое событие, полное загадки и волнения, – это мощный стимул для их истомившихся душ.

– Я не совсем вас понимаю, – признался я.

– Я имею в виду, что лучше всего о своих проблемах человека заставляют забыть чужие. Вот почему люди обожают читать об убийствах и прочих злодеяниях, которые описываете вы, доктор, и ваши коллеги по цеху. Не только нездоровое любопытство заставляет ваших читателей листать страницы, нет, они делают это ради облегчения – облегчения, что все эти ужасы приключились с кем-то еще.

Холмс отреагировал на эту любопытную речь лишь улыбкой:

– Я рад, что вы не стали врачом, мистер Рафферти, а иначе, боюсь, всему миру пришлось бы страдать, чтобы ваши пациенты хорошо себя чувствовали.

Я решил, что это достойный ответ; Рафферти, видимо, тоже, поскольку он в шутку отдал честь Холмсу. К нашей беседе подключился Кенсингтон, который указал на красивое ландо[22], запряженное вороными конями, которое только что подъехало и стало частью собрания различных средств передвижения, припаркованных у здания суда.

– Это вроде экипаж Комстока, – сказал Кенсингтон. – Но кучера не узнаю.

– Наверное, это мистер Билли Свифт, – решил Холмс, разглядывая экипаж на противоположной стороне площади. – Можно описать его как слугу, которого леди использует для разных целей. Я не вижу саму миссис Комсток, но она должна быть внутри. Уверен, она ни при каких обстоятельствах не пропустит подобное событие.

Заинтригованный появлением нашей старой знакомой, Холмс начал внимательно осматривать толпу и вскоре приметил и Магнуса Ларссона, который сидел в потрепанном фаэтоне рядом с каким-то господином.

– Что за джентльмен с мистером Ларссоном? – поинтересовался Холмс у Кенсингтона.

– О, это Эйнар Блеген. Вы с ним не знакомы?

– Нет, – покачал головой мой друг, с интересом разглядывая пухлого седого господина рядом с Ларссоном, – но намерен вскоре исправить эту оплошность. Впрочем, можно сделать это и сию минуту.

Холмс направился было к фаэтону, и тут из арки, скорее напоминающей туннель, внезапно появились шериф Густав Бем и Нильс Фегельблад и поспешили к ожидавшему их экипажу. Толпа отреагировала на их появление громким гулом, но никто не попытался подойти, пока парочка пересекала площадь и садилась в повозку. Не обращая внимания на собравшихся, шериф взял поводья, и лошади по его команде пришли в движение.

Это стало сигналом для остальных кучеров. Через какую-то пару минут за экипажем Бема и Фегельблада сформировалась своеобразная импровизированная процессия. Разумеется, у Холмса не оставалось другого выбора, кроме как последовать за толпой, так что мы уселись вместе с Рафферти в четырехместный экипаж Кенсингтона и оказались где-то ближе к центру нестройной колонны из пятнадцати колясок.

– Уму непостижимо, чтобы шериф позволил подобный спектакль, – буркнул Холмс, который, видимо, считал, что только мы будем участвовать в мероприятии (помимо шерифа и Фегельблада, разумеется).

Как он сам планировал замаскировать свое участие в подобном кулуарном собрании, я не понимал, но это вряд ли теперь имело значение.