О Жизни Преизбыточествующей - Николай Арсеньев

Поэтому, так усиленно подчеркивают это учение христианские апологеты, даже те, что находятся под сильнейшим воздействием популярной философии своего времени, и что пытаются христианский религиозный опыт влить в чуждые и тесные ему рамки этой философии, отчасти при этом обесцвечивая религиозное богатство христианства. Но от этого воскресения плоти они не могут отказаться, как оно ни идет в разрез с философской модой, с философским «хорошим тоном», с предрассудками однобокого платоновского спиритуализма: ибо это воскресение полного человека было основным, центральным нервом религиозных упований христианства, и упования эти были неразрывнейшим образом связаны с восстанием во плоти Учителя и Господа  [132]. Бог Вседержитель — Творец всего мира, творец и плоти. Нет предела Его власти и силе. Христианское чувство не могло поэтому мириться с данным состоянием мира, который «во зле лежит», как с окончательным и неизменным, оно верило в грядущую полноту победы жизни, в грядущую отмену смерти, отмену натуралистического царства греха и тления, отмену, уничтожение безжалостных, бездушных законов мира, преображение всего существующего, всего космоса, всей твари в Царство Вечной Жизни. Будет «новое небо и новая земля». «Мы знаем, что вся тварь вместе с нами стенает и томится доныне». Ибо «тварь покорилась суете не добровольно, но… в надежде, что и сама тварь освободится от рабства тления в свободу славы детей Божиих» … «Будет Бог все и во всем»  [133]. Эти упования Павла остались основоположными и определяющими для религиозной жизни и веры христианства и в дальнейшем, эта радость о воскресении и эти упования, существеннейшие для христианства, легли в основу миросозерцания Православной Церкви, более того, — составляют его основное содержание, его интимнейшую, всеопределяющую сущность.

Позволим себе привести лишь отдельные примеры дальнейшей фиксации и идейной формулировки в жизни Церкви этого религиозного реализма, этой радостной веры и повышенных чаяний.

Вот, недавно открытый замечательный памятник церковного миросозерцания, восходящий к середине или второй половине (160–170 г.г., согласно издателю его С. Schmidt’y) 2–го века, — так называемая «Epistola apostolorum» (сохранившийся на эфиопском и частью на коптском языке). Главное внимание автора устремлено на учение о воскресении. Христос действительно воскрес во плоти, это подчеркивается с особой силой. «Мы слышали Его и прикасались к Нему, по воскресении Его из мертвых», говорят ученики  [134]. И еще: «Итак мы прикоснулись к Нему и убедились, что Он действительно воскрес во плоти» [135]. И т. д. Из акта воплощения Сына Божия и восстания Его из мертвых во плоти вытекают обетования и нашего воскресения и прославления: «Ибо для того Я и пришел во плоти», говорит Иисус, «чтобы вы воскресли во плоти вашей во втором рождении, в одеянии, которое не истлеет»  [136]. «Что погибло, то воскреснет, и что занемогло, исцелится, чтобы прославился в сем Отец Мой. Как Он сделал Мне, так и Я сделаю вам и всем верующим в Меня. Истинно говорю вам: плоть восстанет живою вместе с душой»  [137].

Ириней в конце 2–го века с одушевлением защищает против гностиков воскресение тела, реабилитацию материи. Ибо как могут погибнуть тела, которые восприняли в себя в таинстве Евхаристии тело и кровь Христовы. «Тела наши, вкушающие Евхаристию, уже не тленны, но имеют надежду воскресения … они восстанут в свое время». Хлеб и вино, становящиеся Его телом и кровью, суть начатки преображения и обожения твари (Подробнее на Таинстве Евхаристии придется остановиться ниже).

С особой энергией и подъемом борется за высокое достоинство тела и за веру в воскресение его Тертуллиан на границе 2–го и 3–го века. Fiducia Christianorum — resurrectio mortuorum, «чаяние христиан есть воскресение мертвых», так начинается его знаменитый трактат «О воскресении плоти» («De resurrectione carnis»). Тертуллиан развивает пространную аргументацию, полную горячего убеждения и темперамента. Тело вместе с душой работает и страдает, вместе и должно прославиться. Оно вместе с душой участвует в таинствах и освящается ими, оно есть «сестра» плоти Христовой [138].

Этими же мыслями, этими же тонами бодрой уверенности, этим же напряженно–радостным устремлением вперед в духе эсхатологии раннего христианства живут и дышут и писания великих отцов христианского Востока.

Афанасий Великий — борец за веру и единосущие Сына. Для него «Бог для того сделался человечом, чтобы мы обожились». «Да поистине это есть нечто высокорадостное», пишет он в одном из пасхальных посланий к своей александрийской пастве, «эта победа, торжествующая над смертью, наше нетление, завоеванное чрез тело Господне» [139]. Поэтому, «вся тварь, о братья мои, празднует и всякое дыхание, согласно Псалмопевцу, возносит хвалу Господу за уничтожение врагов. Ибо осуществилось наше спасение» [140]. Эта радость о победе Господа и о нашем избавлении, пасхальная радость, не прекращается и среди бед и испытаний и среди гонений за веру, которые переживают Афанасий и его паства, он вдали от нее, в изгнании, окруженный врагами  [141]. Ту же философию искупления, философию воскресения, но более систематически, развивает в своих произведениях и Григорий Нисский: «Бог», пишет он, «соединился с нашим естеством, чтобы наше естество, чрез соединение с Богом, стало божественным, как избавленное от смерти и освобожденное от рабства врагу: ибо Его восстание от мертвых есть для смертного рода начаток восстания к бессмертной жизни» [142].

Два отца ГУнго века — оба оставивших, особенно первый, живой и непреходящий след в жизни Церкви, — являются с особой силой и яркостью провозвестниками радости воскресения. Это Иоанн Златоуст и Ефрем Сирин.

Златоуст внимательно останавливается на обетованиях и чаяниях, звучащих из Посланий Павла. Так, в поучении своем «О воскресении мертвых» он исходит от слов Павла во 2–м Послании: к Коринфянам: «Мы желаем не совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью». Это суть слова, говорит Златоуст, чрез которые совершенно побитыми являются хулители природы тела, обвинители нашей плоти. Так как он (Павел) сказал: «Мы воздыхаем и не желаем совлечься», то он всемерно старается предохранить нас от мнения, будто он презирает тело, как нечто злое, как причину греха и как противника … Что он хочет сказать, есть следующее: Мы хотим не от плоти избавиться, но от тления, не от тела, но от смерти. Одно есть тело, а другое есть смерть… Тело тленно, но оно не есть тление; тело смертно, но оно не есть смерть… Напротив того, тело есть творение Божие, между тем как тление и смерть возникли лишь благодаря греху. Что мне чуждо, говорит таким образом Павел, то я хочу совлечь с себя, но не то, что мне свойственно. Чуждым для нас является не тело, а тление. Поэтому он говорит: «Ибо мы не хотим совлечься — т. е. совлечься тела, но облечься: нетлением поверх тела… Чтобы смертное поглощено было жизнью» [143].

Но в потенции эта слава, это преображение даны уже сейчас, хотя еще в скрытом виде. Об этом учит Павел, когда говорит не о славе, которая должна еще наступить, «но о славе, которая должна только открыться» … [144]

С неменьшей яркостью и подъемом вылились чаяния грядущего воскресения и грядущего преображения также и тела, в песнопениях Ефрема Сирина. «Воля Творца его», говорит Ефрем про тело, «соберет прах его, обновит и сделает храмом славы, введет в его чертог и успокоит в нем душу, подругу его, дабы огорченное во аде тело возрадовалось и лишенное надежды возликовало об уповании своем… Ноги его, которые были связаны, взыграют в раю… очи его, которые были сомкнуты, узрят Просветителя всех. Уста его, которые молчали, раскроются … И тело, которое было добычей тления, воссияет во славе» … И еще: «Хотя уже не живет сейчас Адам, однако, он создан Тобою для жизни, поэтому обновишь Ты храм его, который сделался теперь прахом его>… Разительное было то зрелище, когда снизошла сияющая высота Твоя в темный прах, чтобы изобразить в нем лучезарный образ. Сие последнее (воплощение Сына Божия) было гораздо выше того первого (творения человека), ибо не только сотворил Ты прах, но и Caм облекся в него… Обрадуй тело через душу, душе же возврати тело, чтобы вместе ликовали они, что опять они соединены по разлуке. Приведи душу, чтобы взошла она в дом свой, и да будет мирно жительство ее, и да сияет в нем светоч ее» … «Ибо телом облечен был Первородный (Сын Божий), оно было Ему покрывалом славы Его. Бессмертный жених воссиял в одеянии сем. Да будут же одеяния званных подобны сему одеянию Его. Да воссияют тела — одеяния ваши» [145].

Высшее, может быть, закрепление этого ликования отцов о воскресении Сына Божия и победы Его, а стало быть и нашей, над смертью имеем в той изумительной проповеди Златоуста, которая доныне читается после Светлой Заутрени: «… Никтоже да убоится смерти, свободи бо нас Спасова смерть… Где твое, смерте, жало? Где твоя, аде, победа? Воскресе Христос, и радуются ангели. Воскресе Христос, и жизнь жительствует. Воскрес Христос, и мертвых ни един во гробе: Христос бо восстав от мертвых начаток усопших бысть. Тому слава и держава во веки веков».