Эпидемии и народы - Уильям Макнилл

них паразитировали, был достигнут примечательно стабильный и долгосрочный баланс, с некоторыми значимыми доработками, но при этом без подлинно структурных разрывов сохранявшийся до XX века. В целом можно не сомневаться, что требования со стороны лендлорда и государственного сборщика налогов, как бы тяжелы они ни были, не изымали у китайских земледельцев больше, чем они были способны вырастить сверх минимального уровня, который требовался для их собственного выживания. В противном случае не смогло бы произойти медленное величественное продвижение китайского населения по всей заливной пойме Хуанхэ и прилегающих регионов, а затем и в южном направлении, в долину Янцзы и за ее пределы. Не смогло бы китайское крестьянство и обеспечить постоянно расширяющуюся основу для утверждения культурных и имперских структур традиционного Китая (несмотря на бесчисленные локальные и несколько общих и длительных откатов назад в рамках этого процесса).

Существующая литература совершенно не позволяет следовать за динамикой этого китайского продвижения с какой-либо точностью. Однако масштабное развитие Южного Китая не происходило до конца эпохи династии Хань.

Иными словами, со времен, когда началось полноценное укрощение заливной поймы Хуанхэ, до момента, когда происходило сопоставимое направление развития долины Янцзы, прошла почти тысяча лет[82].

На первый взгляд этот сравнительно медленный темп заселения китайцами более южных районов сегодняшнего Китая может показаться неожиданным. Политические и военные препятствия в данном случае были сравнительно не важны. Заселению этих территорий благоприятствовали условия ведения сельского хозяйства, поскольку более мягкие климатические режимы подразумевали более длительные урожайные сезоны, а более обильные дожди устраняли риск засухи, который часто угрожал посевам на неорошаемых северных землях. Кроме того, Янцзы, вырываясь из гор на западе Китая, течет сквозь ряд озер, и это обстоятельство предполагает, что ее низовья не закупориваются критически значимым объемом наносов. Таким образом, у Янцзы не было такого же неудобного строения русла, как у Хуанхэ — соответственно плотины и искусственные сети распределения воды не испытывали тех исключительных нагрузок, с которыми они сталкивались на севере. Грандиозные, повторяющиеся и неизбежные технические катастрофы, ставшие характерной особенностью долины Хуанхэ, здесь попросту не случались.

Несмотря на эти очевидные и реальные преимущества, на пути быстрого и успешного развития заливных рисковых полей и городской жизни на территориях к югу от исторической колыбели китайской цивилизации стояло одно невидимое и не зафиксированное в источниках, но все же, следует верить, очень мощное препятствие, поскольку, продвигаясь на юг, в регионы с лучшими условиями для земледелия, китайские первопроходцы также двигались в восходящем направлении довольно крутого вектора заболеваний.

Климатический сдвиг в рамках данного процесса сопоставим с разницей между Новой Англией и Флоридой, однако в Китае расположение территории и преобладающие розы ветров делают этот переход более резким, нежели любой климатический вектор, присутствующий вдоль восточного побережья Северной Америки. Долина Янцзы прикрыта горным барьером от холодных и сухих северо-западных ветров, которые зимой дуют сквозь долину Хуанхэ с Монгольского плато, формируя зимний муссон. Соответственно летом, когда муссонные ветры дуют в противоположном направлении, теплый и влажный воздух, который вытягивается с Южно-Китайского моря, обеспечивает в регионе Янцзы обильные осадки. Однако эти летние ветры теряют большую часть своей влаги, пересекая горный барьер, прежде чем достигнуть долины Хуанхэ, так что на ее территории дождей зачастую недостаточно для того, чтобы противостоять засухе, которая наносит ущерб неорошаемым полям.

Результатом этого становится резкая климатическая разница между Северным и Центральным Китаем. Помимо прочего, более теплый, более влажный климат юга способствовал успешному развитию гораздо большего разнообразия паразитов, чем могло выжить на севере. На территории заливной поймы Хуанхэ суровые зимы убивали паразитов, не имевших латентных форм, с помощью которых они могли противостоять затяжным холодам. Аналогичным образом там не удавалось закрепиться и ключевым насекомым-переносчикам заболеваний, поскольку они не могли выживать в холодных и сухих условиях китайского севера. Ничего подобного не происходит на территории долины Янцзы к югу от прикрывающих ее гор. Поэтому человеческие популяции, привычные к условиям заболеваний на севере, столкнулись с угрожающими проблемами при адаптации к совершенно иным моделям паразитизма, которые преобладали по мере продвижения на юг.

Предшествующий переход от богарного земледелия на лёссовых почвах к ирригационному земледелию в заливной пойме Хуанхэ также должен был подвергать китайских крестьян новым и, возможно, первоначально грозным рискам заболеваний. Однако любые микропаразитические адаптации, происходившие в связи с этим изменением, шли рука об руку с гораздо более заметными и поглощавшими время адаптациями технического и макропаразитического характера. Для обучения искусству управления водой в масштабе, сопоставимом с задачей укрощения Хуанхэ, требовались столетия человеческих усилий, не менее критическими и поглощающими время были и проблемы политической консолидации и изменения интенсивности человеческого макропаразитизма в отношении крестьянства. Поэтому любые адаптации к увеличивавшимся рискам заболеваний могли происходить и происходили одновременно с перечисленными иными, более явными трансформациями китайского общества и технологий.

Какой из процессов имел принципиальный характер?

Конечно, невозможно утверждать наверняка, однако представляется, что макропаразитический аспект приходил к равновесию медленнее. Основанием для подобного утверждения является тот факт, что военно-политическая стабильность в Китае наступила лишь к самому концу III века до н. э. До этого момента интенсивность организованного насилия нарастала на протяжении периода китайской истории, известного как эпоха Воюющих царств (403–221 годы до н. э.), кульминацией которой стало завоевание всей территории Китая все еще полуварварским царством Цинь в 221 году до н. э. К моменту, когда макропаразитические балансы древнего Китая приобрели новые имперские рамки при династии Хань (202 год до н. э. — 221 год н. э.), за плечами у китайских крестьян уже были четыре столетия опыта рисоводства на заливных полях.

Столь продолжительное время давало более чем благоприятную возможность для стабилизации эпидемиологических последствий ирригационного сельского хозяйства в долине Хуанхэ за поколения или даже за столетия до того, как пришел к равновесию макропаразитический аспект.

Когда китайские земледельцы стали проводить значительную часть своего рабочего времени в мелкой стоячей воде — а подобное изменение в сравнении с полупустынными условия лёссового земледелия должно было повлечь за собой впечатляющие трансформации, — новые паттерны заболеваний определенно не препятствовали неуклонному росту численности людей, как бы ни усиливались инфекции и инфестации. В противном случае попросту не нашлось бы людей для строительства и эксплуатации постоянно расширяющейся сети плотин и водяных каналов, не говоря уже о человеческих ресурсах для все более масштабных армий. Но когда к концу III века до н. э. появились необходимые инженерные технологии, наряду с административными и моральными основаниями для стабильного имперского правления, стремительное развитие Центрального и Южного Китая больше ничего не сдерживало, за исключением барьера в виде инфекционных заболеваний. Свидетельством мощи этого барьера выступает следующее обстоятельство: для того, чтобы масштабное распространение китайских поселенцев в