Эпоха Дугаров - Екатерина Хаккет

– Ты мне должен пятнадцать золотых, Барлок! – пробасил где-то поблизости голос под взрыв холодящего кровь смеха.

– Здесь парень и девка, – повысил голос неприятель, обращаясь к своим друзьям. – За парня заплатят копейки – жуткий выродок! А вот за девчонку могут дать около пятисот монет!

– Давайте выпустим парню кишки! – снова зловещий хохот окутал ночь.

– Если будет мешаться, то можно! Но девчонка нужна нам живой!

Я мысленно взывала к богам. Я не знала, что происходит. Не понимала. Спросонья не верила своим глазам и ушам. Сердце колотилось как сумасшедшее. Живот свело от страха. Начали трястись руки. Я не могла понять, где Орнелла и кто все эти люди.

Сонливость мешала соображать, кружилась голова. Ватари закрыл меня спиной, встав на колени, а я крепко держалась за его плечо, ощущая на коже бешеный пульс эльфийской крови. У меня не было при себе меча – лишь малюсенький кинжал где-то под толщей теплых покрывал.

– Парень, ну как? – мерзко улыбнулась толстая рожа. – Отдашь нам подружку по-хорошему или рискнешь жизнью?

Клянусь, я услышала, как Гёто зарычал, не разжимая зубов. Его руки моментально сжались в кулаки. Я моргнуть не успела, как он кинулся на огромного мужика. Тщетно. Бугай одной рукой вытащил его наружу из палатки, схватив за ворот рубахи. Меня он выбросил из убежища следом. Я рухнула в замёрзшую траву рядом с Ватари под гогот окруживших нас чужаков.

Где Орнелла?!

Рядом лаяли гончие собаки. Свет факелов осветил всю поляну, пруд… Ёмы нигде не было, а вокруг валялись только наши распотрошённые пожитки и убитые лошади.

Гёто попытался подняться с земли, но удар ноги мужика-великана свалил его снова. Толпа заликовала. Я переглянулась с поверженным другом: в тёмных глазах поселился не то чтобы страх, а что-то гораздо большее… И боялся он не за себя.

Пора было действовать. Эти громилы внешне напоминали разбойников. Вернее, не напоминали, а как раз ими и являлись. Облачённые в лёгкую броню, вооружённые до зубов. Один из них держал на привязи гончи, и, вроде, очень голодных. Я могла отличить воинов-путешественников от падальщиков с каменных дорог. Я провела с такими, как они, большую части жизни. Смогла даже подчинить их себе, забрав жизнь главаря, ещё будучи ребёнком. Парни эти были по моей части, и я должна была что-то сделать, чтобы защитить себя и своего друга.

У меня не было права на ошибку.

– Да заканчивайте с ними! – прокричал кто-то у меня за спиной.

Это был сигнал. Я рывком поднялась с земли и накинулась на ближнего разбойника. С голыми руками… Без брони, в одной фуфайке эльфийского пошива… Нестриженными ногтями впилась ему в незащищенную рожу. Он этого не ожидал. Я хотела выдернуть у него меч из ножен, но он отбросил меня быстрее, чем я успела что-либо сделать.

Упала, и тут начался настоящий кошмар. Они накинулись на нас все разом. Ватари взяли в «зажим», меня начали скручивать, пытаться связать руки. Я извивалась как змея, вырывалась, сопротивлялась, тянулась к Гёто. А они смеялись, смеялись, смеялись…

Мой бедный Ватари ничего не мог поделать. Только биться, как мотылёк в паутине, и смотреть… Я видела его глаза – эти черные омуты с неисчерпаемой безысходностью. Я всё понимала, но продолжала сопротивляться. Он что-то кричал. Его голос доносился до меня, но я не понимала, что он пытался сказать.

Меня вжали в землю… Пытались связать руки… Ловили то одну, то другую, то одну, то другую… Держали за волосы. Горький вкус слёз вдруг появился на губах. У меня кончались силы. Я всё понимала – он всё понимал. И кричал.

Всё так резко, непонятно, чуждо. Кто-то из мужиков приложил Гёто по голове огромным бревном. Это был конец. Он обмяк в захвате двух воинов практически мгновенно, как растёкшийся глиняный человечек. Мужики швырнули его в темноту за край света факелов. Я не видела, что с ним, не могла ему помочь. Внутри душа рвалась на куски, а руки затягивались толстой верёвкой. Гнев смешался с печалью. Я продолжала вертеться, но…

Мужик с оглушающим бревном уже был на подходе. Всё закончилось невыносимой болью и пеленой чёрного тумана перед глазами.

Я проиграла.

Орнелла неслась босяком на всех парах. Она слышала шум, слышала крики, и теперь её пугала сгустившаяся тишина. Ёма кинула все вещи на берегу. Бросила всё, только услышав звук приближающихся копыт. Но она находилась очень далеко. Это была её ошибка, только её… Она не могла этого допустить. Она обязана кодексом защищать эльфа и его подругу. Орнелла бежала, считая секунды, а ветер подгонял её вперед. Волосы вились как рваный флаг, мотаясь из стороны в сторону.

Она должна была успеть. Должна… Но лагерь встретил её скорбным молчанием.

Где-то рядом догорал костёр, изредка щёлкая угольками. Вокруг – бедлам и разруха. Палатки сломаны, мешки выпотрошены, лошади убиты. А в центре этого всего бездвижно лежал темноволосый эльф в измазанной грязью рубахе.

– Они забрали её, – с надрывом проскрипел Гёто, разглядывая перед собой пустоту. – Забрали, – волосы на его затылке слиплись от запекшейся крови. Также кровавые дорожки отчетливо виднелись на его щеках и подбородке. – Я ничего не смог. Я слишком слаб.

Орнелла помогла ему сесть и накрыла его спину одним из теплых одеял, валяющихся неподалеку. Эльф продолжал смотреть в никуда широко распахнутыми глазами, не шевелился, только сложил руки замком, поджав к подбородку колени.

– Кто это был? – Ёма принялась обрабатывать рану друга. Она обязана его защищать. Кодекс не простит, если что-то пойдет не так.

– Я не знаю. – Гёто помотал головой. – Ничего не знаю. Они забрали всё. И забрали её, – ледяной ветер заставил дрожать поседевшую траву, одиноким голосом завывая в чаще леса. – Они сказали, что за неё заплатят больше, и что она нужна живой. Мы не были готовы. Я не смог.

Наёмница насторожилась:

– Они назвали цену?

– Пятьсот монет.

– Есть только одно место, где так дорого платят за эльфов.

– Где это?

Орнелла всё поняла ещё до того, как добралась до лагеря, но от этого ситуация приняла ещё более скверный оборот. Её надежды не оправдали себя.

– Город О’нес, – жёстко пророкотала она, прицокнув заострённым языком. – Рабы для знати. – Услышав её, Ватари напрягся. – В этих краях нет разбойников – только работорговцы. Эльфы – их любимая добыча.

– Ты знала об этом, – смиренно прошептал Гёто, как будто лишённый всяких эмоций. – И всё равно оставила нас одних. Почему?

– Я всё исправлю. Обещаю. – Ёма помогла другу подняться с земли. – Мы вернём её. И я возмещу свой долг сполна.

– А я докажу, что на меня можно положиться.

Обещания соратников скрепились воинственными аплодисментами лиственных деревьев под присмотром ночных звезд.

Вечер выдался изрядно холодным, и Демиан Амон мог только посочувствовать тем, кто в этот момент нёс службу на крепостных стенах. Он пил чай, рассматривая причудливые танцы языков пламени в камине. Гостеприимство лорда Деррека не знало границ, и в каком-то смысле именно поэтому он мог посвятить вечер тишине и спокойствию, которых ему так не хватало.

Все навалилось на него снежным комом: и речи, и выступления, и личное общение с наместниками городов. Он устал. Хотелось просто лечь и ничего не делать. Отдаться размышлениям, на которые не оставалось времени. Хотелось провести вечер в хорошей компании, расслабиться, почитать что-нибудь. Императорские дела требовали от наследника трона полной отдачи сил, только вот сам Демиан не имел нужных запасов выдержки и бодрости, чтобы пройти весь путь до конца без передышек.

Он сидел, держал кружку в руках. Любовался камином и ветхими гобеленами на стенах, в то время как леди Лоурен молча притомилась у него на плече. Да, это был хороший вечер. Лучший из тех, которые приходилось проводить в поместьях высокопоставленных старцев и их семей.

Этот вечер Демиану позволили провести наедине с собой. Он был счастлив. Впервые за долгое время он улыбался не потому, что от него требовали, а сам по себе. За единственным окном горели звезды, луна. Небольшой город за крепостной стеной мирно спал, ветер шевелил листву, а стражники несли свой пост, обходя стену по кругу снова и снова, пока на горизонте не покажутся первые лучи солнца.

Странно, но Лоурен начинала нравиться Демиану всё больше. Хоть её магия представляла опасность, девушка почти никогда ей не пользовалась. Она не была одержима властью, не была подвержена простодушию и гордыне. Нет, она была иной. Она заботилась о Демиане, как никто другой. Её улыбка излучала свет, в глазах играли озорные огоньки, а сама она не давала повода усомниться в своей искренности.

Амон знал, что она не воткнёт ему нож в спину. Казалось, сам того не понимая, Демиан стал доверять ей больше, чем самому себе. Она всегда была рядом с ним. Помогала решать проблемы, слушала, подбадривала. Милая Лоурен поднимала его с колен на ноги, а вместе с ним воля к жизни возвращалась также у подданных крестьян, что следовали за будущим императором как за Дугаром, обретшим плоть.