На языке улиц. Рассказы о петербургской фразеологии - Наум Синдаловский

Военный образ неподкупного караульного проглядывается и в соответствующих поговорках: «Стоишь, как столп Александрийский»; «Очевиден, как Александрийский столп» или «Незыблемей Александрийского столпа».

Что дало повод фольклору использовать символическое имя революционного крейсера для характеристики изворотливого, ловкого, умеющего удержаться на плаву при всех самых невероятных обстоятельствах человека? Скорее всего, судьба самого корабля, которая несколько раз бросала его из бездны небытия к вершине славы с почетным статусом памятника Октябрьской революции. 17 ноября 1948 года «Аврора» стала на вечную стоянку у причальной стенки Большой Невки, напротив здания Нахимовского училища.

Напомним кратко историю крейсера. «Аврора» была спущена на воду со стапелей Адмиралтейского завода в апреле 1900 года. В 1904–1905 годах в составе Тихоокеанского флота участвовала в Цусимском сражении. Во время морского боя, чудом избежав гибели от неприятельских снарядов, едва не была расстреляна своими же кораблями. Говорят, один из наших офицеров, заметив японский корабль, силуэтом напоминавший «Аврору», дал команду: «Бить по вражескому кораблю типа крейсера „Аврора“»! Однако все обошлось. «Аврора» прорвалась на Филиппинские острова и в 1906 году вернулась в Кронштадт. Перед революцией крейсер находился в Петрограде. В октябре 1917 года Временное правительство, побаиваясь матросских волнений, приняло решение вывести крейсер из революционного города. Однако судьба распорядилась иначе. К тому времени на «Авроре» был избран судовой комитет, во главе которого оказались большевики. На мачте крейсера был поднят красный флаг. Судовой комитет отказался вывести корабль из Петрограда. Остальное известно из истории. 25 октября 1917 года в 21 час 40 минут холостой выстрел носового орудия «Авроры» дал сигнал к штурму Зимнего дворца.

Крейсер «Аврора». Современное фото

С 1918 года крейсер находился в резерве военно-морского флота. Его палубные орудия были сняты и переданы на вооружение Волжской флотилии. Только в середине 1920-х годов крейсер был вновь вооружен. На нем установили новые орудия, и он вошел в состав действующей эскадры. В 1940 году «Аврора» ошвартовалась в Ораниенбауме, где и простояла в течение всей Великой Отечественной войны. Среди защитников Ленинграда в то время родилась легенда о пушке с «Авроры», той самой, «которая в семнадцатом году по Зимнему огонь вела». На самом деле «та пушка» не воевала. Как мы уже говорили, еще в 1918 году четырнадцать 152-миллиметровых орудий системы «Капе», одно из которых действительно холостым выстрелом дало сигнал к началу штурма Зимнего дворца, были сняты и переданы Волжской флотилии. Поставленное вновь на «Аврору» вооружение было другим. Это были 130-миллиметровые пушки, к революции никакого отношения не имевшие. Именно они в 1941 году были сняты с «Авроры» и установлены на Дудергофских высотах. Одним орудием оснастили бронепоезд «Балтиец». Но солдаты Ленинградского фронта были убеждены, что как раз это и есть легенда, которую специально распространяют, «чтобы до фрицев не дошло, какой тут у нас ценный трофей есть. Они бы как черти сюда полезли — такое орудие захватить. А наши матросики узнали стороной: точно, то самое орудие».

После того как «Аврора» стала на «вечную стоянку», в городе родилась неожиданная легенда о ее подмене однотипным крейсером «Диана», построенном одновременно с «Авророй» на Адмиралтейских верфях. Судьба «Дианы» сложилась менее благополучно, чем жизнь ее знаменитой сестры. В 1922 году ее продали в Германию для разрезки на металлолом. Однако, если верить фольклору, дело выглядело иначе. Будто бы в свое время выяснилось, что корпус и механизмы «Дианы» находились в лучшем техническом состоянии, чем на «Авроре», и поскольку героическая судьба «Авроры» к тому времени была уже определена, то и решили заменить один корабль другим. От «Авроры» осталось ее легендарное имя, а «Диана» поделилась со своей сестрой более прочным корпусом. С участников этой совершенно секретной операции, как водится, взяли подписку о неразглашении тайны, и «Аврору» под именем «Дианы» будто бы отправили в Германию. На переплавку.

В 1984 году «Аврора» покинула место своей стоянки и была отбуксирована на судостроительный завод имени А. А. Жданова для капитального ремонта. На крейсере заменили почти все механизмы и многие детали корпуса. В средствах массовой информации всерьез обсуждался вопрос, что получится в результате такого ремонта — крейсер революции или его двойник, новодел, не представляющий никакой исторической ценности. Отсутствовала «Аврора» на Неве сравнительно недолго, а когда вновь стала на «вечную стоянку», то разговоры постепенно затихли. Забыли и то, что какое-то время «Авроры» вообще на Неве не было. Зато в Ленинграде снова родилась легенда о подмене. На этот раз заговорили о том, что во время ремонта подлинного крейсера на Неве стояла его точная копия, сработанная из дерева и картона. Разве может город трех революций остаться без своего символа даже на короткое время, говорили в длинных продовольственных очередях и на трамвайных остановках.

Наконец «Аврора» вернулась на свое место у причальной стенки Большой Невки. Но и тут главным претендентам на монополизацию этого уникального символа — коммунистам — снова не повезло. В очередной раз подтвердилась известная мысль о том, что история повторяется. Трагедия страны, начатая по сигналу с крейсера «Аврора», обернулась фарсом, невольными участниками которого стали сегодняшние верные и последовательные ленинцы. Их вполне искренний лозунг: «Ты наша слава в дни позора, / Семь футов под водой „Аврора“»! по иронии судьбы вызывает грустную улыбку. Если верить фольклору, «Аврора» и в самом деле стала непотопляемой. Она будто бы стоит на твердом основании — неком подобии фундамента, и под ее килем вообще никакой воды нет.

Этимология этой замечательной поговорки проста. Она восходит к уменьшительному имени выдающегося театрального режиссера Георгия Александровича Товстоногова. Он начинал свою режиссерскую деятельность в Тбилисском русском драматическом театре. В Ленинград Товстоногов приехал в 1949 году. Первую широкую известность приобрел уже в качестве главного режиссера театра имени Ленинского комсомола, где работал с 1950 по 1956 год. В 1956 году он стал главным режиссером Большого драматического театра имени Горького. С его приходом театр приобрел поистине новое дыхание. Каждая его постановка становилась событием театральной жизни Ленинграда. «Пять вечеров», «Прошлым летом в Чулимске», «Идиот», «Мещане», «Король Генрих IV» и многие другие спектакли становились легендами задолго до премьерного показа. Билеты на его спектакли достать было просто невозможно. Задолго до первого звонка набережная Фонтанки на сотни метров от театрального подъезда была заполнена желающими попасть в театр. Лештуков мост, что находится перед зданием театра, прозвали: «Нет ли лишнего билетика».

Г. А. Товстоногов

Очень скоро театр понял, как ему повезло. Одновременно с Георгием Александровичем на должность директора в театр пришел тезка Товстоногова Георгий Михайлович Коркин, и тогда, как об этом совсем недавно в эфире петербургского радио вспоминала актриса Нина Ольхина, среди актеров заговорили, что их вдруг наградили сразу двумя Георгиями, и они стали «Георгиевскими кавалерами всех степеней». А в пору работы Товстоногова над спектаклем по роману Достоевского «Идиот» Георгий Александрович получил от ленинградцев еще более ценную награду. Имена автора романа и создателя спектакля ленинградцы не только поставили в один ряд, но и объединили, превратив в замечательный каламбур: «Достоногов и Товстоевский».

Актеры вспоминают, что Товстоногов на репетициях всегда был строг, часто непримирим, не терпел возражений. Его побаивались. Но любили и уважали все без исключения. Чаще всего его мнение становилось последним и окончательным. За глаза актеры называли своего режиссера: «Любимый тиран». Но в глаза, памятуя о его грузинском прошлом, его уважительно называли грузинским уменьшительным именем Гога, и в один голос утверждали, что «Нет бога кроме Гога».

Ныне Академический большой драматический театр заслуженно носит имя Георгия Александровича Товстоногова.

Осенью 1941 года смертность оставшегося в Ленинграде населения достигла таких масштабов, что руководство города вынуждено было открыть новое кладбище. Оно предназначалось для массового захоронения ленинградцев, умерших от голода и погибших от артобстрелов и бомбежек во время блокады. Место для кладбища выбрали в одном из северных, наименее опасных при артобстрелах районов. По находившемуся здесь пригородному поселку кладбище было названо Пискаревским. В 1945 году оно получило статус мемориального.