Убийство на скорую руку - Честертон Гилберт Кийт

Отец Браун очень тихо поднялся наверх и позвал инспектора. Они вдвоем встали над трупом в доме, где никто еще не проснулся.

– Нам не следует делать очевидных предположений или избегать их, – сказал Гринвуд, наконец нарушив молчание. – Но стоит вспомнить то, о чем я вам говорил вчера вечером. Кстати, довольно странно, что эти слова прозвучали именно вчера вечером.

– Понимаю, – кивнул священник, глядевший перед собой немигающим совиным взглядом.

– Я сказал, что убийства, которые невозможно предотвратить, совершают люди с фанатичными убеждениями. Вероятно, этот смуглый тип думает, что если его повесят, то он отправится прямо в рай за то, что он защитил честь Пророка.

– Разумеется, это так, – сказал отец Браун. – Со стороны нашего приятеля-мусульманина, так сказать, было бы вполне разумно зарезать Рэггли. В то же время мы не знаем никого, кто мог бы иметь разумную причину для убийства. Но… но я подумал…

Его лицо вдруг снова стало непроницаемым, и слова замерли на губах.

– В чем дело? – спросил инспектор.

– Я знаю, это звучит странно, – отозвался отец Браун далеким голосом, – но я подумал, что в определенном смысле не имеет значения, кто воткнул в него нож.

– Это что, новая мораль или старая добрая казуистика? – поинтересовался его друг. – Что, иезуиты действительно увлекаются убийствами?

– Я не говорил, что не имеет значения, кто его убил, – сказал отец Браун. – Конечно, человек, который всадил в него нож, вполне может быть тем человеком, который убил его. Но он может быть и совсем другим человеком. Так или иначе, это было сделано совсем в другое время. Полагаю, вы будете обследовать рукоять кинжала на отпечатки пальцев, но не придавайте им большого значения. Я могу придумать несколько причин, которые могли бы побудить других людей воткнуть нож в бедного старика – не слишком поучительных, но все же не имеющих ничего общего с убийством. Вам придется воткнуть в него еще несколько ножей, прежде чем вы приблизитесь к истине.

– Вы хотите сказать… – начал инспектор, напряженно глядевший на него.

– Я говорю о вскрытии для определения подлинной причины смерти, – ответил священник.

– Полагаю, вы правы – во всяком случае, насчет кинжала, – сказал инспектор. – Мы подождем врача, но я совершенно уверен, что он подтвердит ваши слова. Здесь совсем мало крови. Нож воткнули в труп, остывший несколько часов назад. Но почему?

– Наверное, для того, чтобы взвалить вину на мусульманина, – ответил отец Браун. – Готов признать, это мерзко, но все-таки это не убийство. По-моему, здесь есть люди, которые стараются хранить секреты, но не обязательно являются убийцами.

– Об этом я еще не думал, – произнес Гринвуд. – А почему вы так решили?

– Вчера, когда мы вошли в эту ужасную комнату, я сказал, что здесь было бы легко совершить убийство. Вы решили, что я имел в виду это дурацкое оружие, но я думал совсем о другом.

В течение следующих нескольких часов инспектор со своим другом провел самое тщательное дознание обо всех, кто входил в гостиницу и выходил на улицу за последние сутки. Они выяснили, как распределяли напитки, чьи бокалы были вымыты или остались немытыми, и навели подробные справки обо всех, кто мог бы оказаться причастным к делу. Могло сложиться впечатление, что отравили тридцать человек, а не одного.

Выяснилось, что посетители попадали в здание только через парадный вход, примыкавший к бару; все остальные входы были так или иначе перекрыты из-за ремонтных работ. Мальчик, подметавший крыльцо перед этим входом, не смог сообщить ничего вразумительного. До появления поразительного «турка в тюрбане» и проповедника идей трезвости посетителей почти не было, если не считать коммивояжеров, которые зашли «пропустить по стаканчику на скорую руку», по их собственному выражению. Они держались вместе, но между мальчиком и теми, кто находился внутри, возникло легкое разногласие. Мальчишка утверждал, что один коммивояжер на удивление быстро пропустил свой стаканчик и вышел на крыльцо в одиночестве, но бармен и управляющий не заметили такого независимого индивидуума. И управляющий и бармен довольно хорошо знали всех путешественников и не сомневались, что их компания была тесной. Сначала они болтали и пили за стойкой бара, потом наблюдали, как их барственный предводитель мистер Джукс ввязался в не очень серьезную перепалку с мистером Прайс-Джонсом, и, наконец, стали свидетелями весьма серьезных препирательств между мистером Акбаром и мистером Рэггли. Когда им сказали, что можно перейти в «комнату для коммерческих совещаний», они так и сделали, а поднос с напитками последовал за ними, как трофей.

– Почти ничего ценного, – подытожил инспектор Гринвуд. – Разумеется, усердные слуги перемыли всю посуду, включая бокал старого Рэггли. Если бы все не были такими прилежными, сыщикам было бы гораздо легче работать.

– Да, – отозвался отец Браун, и на его лице снова появилась неуверенная улыбка. – Иногда мне кажется, что гигиену изобрели преступники. А может быть, реформаторы в области гигиены изобрели преступления – у некоторых из них вполне преступный вид. Все твердят о вонючих притонах и грязных трущобах, где гнездится преступность, но на самом деле все как раз наоборот. Их называют грязными не потому, что там совершаются преступления, а потому, что там преступление легко заметить. Зато в чистых, ухоженных и опрятных местах преступник может чувствовать себя как рыба в воде. Там нет глины, где могли бы остаться отпечатки ног, нет ядовитых отбросов; любезные слуги смывают все следы убийства, а убийца может задушить шестерых своих жен подряд и сжечь их трупы – и все из-за нехватки доброй христианской грязи. Может быть, я слишком увлекся, но дело вот в чем. Так получилось, что вчера я видел один бокал, о котором мне хотелось бы узнать побольше, хотя с тех пор его, конечно, уже вымыли.

– Вы имеете в виду бокал Рэггли? – спросил Гринвуд.

– Нет, я имею в виду бокал незнакомца, – ответил священник. – Он стоял возле стакана из-под молока, и в нем еще оставалось на два пальца виски. Мы с вами не заказывали виски. Я помню, как управляющий, когда радушный Джукс предложил всем выпить за свой счет, выпил «капельку джина». Надеюсь, вы не думаете, что наш мусульманин на самом деле был любителем виски, нахлобучившим зеленый тюрбан для маскировки, или что преподобный Дэвид Прайс-Джонс выпил виски с молоком, не заметив этого.

– Большинство коммерсантов заказывают виски, – заметил инспектор. – Они предпочитают этот напиток.

– Да, и они обычно следят за тем, чтобы получить свой заказ, – сказал отец Браун. – В данном случае все бокалы аккуратно собрали и отнесли к ним в комнату. Но этот бокал остался на месте.

– Наверное, это случайность, – с сомнением в голосе произнес инспектор. – Если кто-то забыл выпивку, ему могли принести новую порцию.

Отец Браун покачал головой.

– Надо видеть людей такими, какие они есть. Эти люди – некоторые могут называть их чернью, другие обычными работягами, кому как нравится. По мне, достаточно сказать, что в целом это простой народ. Многие из них добряки, которые рады вернуться к жене и детишкам, но попадаются и мерзавцы, которые обзаводятся сразу несколькими женами в разных местах или даже убивают своих благоверных. Но повторяю, в целом это простые люди, и, заметьте, немного подвыпившие. Совсем чуть-чуть: многие герцоги и оксфордские профессора – настоящие пьяницы по сравнению с ними. Но в таком расслабленном состоянии человек подмечает разные вещи и громко говорит об этом. Самый незначительный инцидент развязывает им язык; если пивная пена переливается через край кружки, он восклицает: «Тпру, Эмма!» или «Лей веселей!» Помяните мои слова – совершенно невозможно, чтобы пятеро таких балагуров сидели за столом и кто-то из них, вдруг оказавшийся без выпивки, не поднял бы крик по этому поводу. Возможно, они все бы подняли крик одновременно. Англичанин, принадлежащий к другому сословию, может спокойно подождать, пока ему не принесут выпивку. Но такой непоседа обязательно завопит: «А как же я?», или «Эй, Джордж, разве я вступил в общество трезвости?», или «Разве ты видишь на мне зеленый тюрбан, Джордж?» – и так далее. Но бармен не слышал таких жалоб. Я не сомневаюсь, что бокал виски, оставшийся в баре, был почти до дна выпит кем-то еще, о ком мы до сих пор не подумали.