Хозяйка кофейной плантации (СИ) - Тартен Шарлота

Кстати, а где Мила? Она, кажется, была во дворе, а здесь, рядом с Фернандо я её не вижу.

Встаю, держась за кровать, показываю жестом, чтобы принесли стул и поставили возле кровати. Опускаюсь на него, опираясь на спинку. Как же всё болит, мне бы и самой не помешал врач.

— Сара, позови дона Смита и одного из надсмотрщиков, скажи, что срочно, — отдаю я соответствующие распоряжения. — Если по дороге встретится Мила, то гони её сюда.

Меня начинает бесить поведение Милы, в конце концов, она моя служанка и когда мне нужна её помощь, она исчезает. Ещё меня терзают смутные сомнения, куда она постоянно исчезает и шушукается с доном Смитом.

А вот и он, лёгок на помине, дон Смит не спеша входит в комнату, оглядывая её презрительным взглядом. Он, поклонник всяческого комфорта, не понимает образа жизни Фернандо.

Теперь понятно, почему они так не любят друг друга – просто они диаметрально противоположные личности. Дон Смит не заходит в комнату, предпочитая остаться возле дверей.

— Тори, деточка ты звала меня? — радушно спрашивает дон Смит, игнорируя бледного Фернандо.

— Да, дон Смит, скажите, как мне найти врача? — Спрашиваю его я, стараясь, чтобы в голосе не проскальзывало нетерпение и беспокойство.

— Врачей мало, услуги их стоят дорого, — произносит он, — ближайший, насколько я помню в Байе.

— Благодарю вас, дон Смит, — киваю ему я, — не смею вас больше задерживать.

— Его зовут дон Игнасио Гарсия, его дом на главной площади Байи, — делится информацией поверенный, переступая порог комнаты.

— Хозяйка, — шепчет мне раб, — у нас есть лекарка, пока приедет врач, дон Фернандо может умереть. Прикажете позвать?

Я в полном ошеломлении от того, что он проникся нашей бедой, киваю и раба, как ветром сдувает.

— Хозяйка, — вместо приветствия произносит входящий в двери надсмотрщик, не знаю, как его зовут, — звали? Я Антонио.

— Антонио, мне нужно, чтобы ты взял на конюшне самого быстрого жеребца и помчался в Байю. Найдёшь там доктора Игнасио Гарсию и привезёшь сюда. Соглашайся на любую цену, которую он запросит.

— А если он откажется ехать? Путь неблизкий. — Спрашивает меня Антонио.

— Сделай так, чтобы не просто согласился, а поспешил на плантацию, как на оглашение завещания богатого дядюшки, — наставляю его я. — Делай что хочешь, но чтобы доктор приехал.

Во время разговора Антонио смотрит не на меня, а на лежащего без движения Фернандо.

— Не хочу вас расстраивать хозяйка, но дон Фернандо не доживёт до приезда доктора, — заявляет надсмотрщик.

Он вызывает у меня раздражение своим заявлением, я, кажется, не просила высказывать своё мнение.

— Не твоя забота, — резко отвечаю я. — Скажешь, что хозяйка ушиблась, упав с лошади. Ясно тебе? И поменьше болтай.

Глава 37

Лекарем, которого привёл раб, оказалась сухонькая старушка с цепким взглядом выцветших глаз. В руках она несла корзинку, накрытую чистым цветным платком.

Её голова покрыта цветным тюрбаном, яркая синяя юбка и однотонная красная кофта с бусами и каким-то неведомыми ожерельями придавали ей колоритный вид.

— Это матушка Аледжо, — представляет её раб, — она лечит рабов.

Это я уже поняла по цвету её кожи. Вот только она не простая рабыня. Руки не натружены, видимо, её даже бывший хозяин и надсмотрщики опасаются.

Я холодею при взгляде на неё, сразу вспоминаются мастера вуду. А если она тоже занимается вуду, что тогда делать? Мне бы не хотелось, чтобы она лечила Фернандо с помощью африканских ритуалов.

— Матушка Аледжо, приветствую вас, — с такими людьми лучше быть вежливой, даже если это твоя рабыня, — мой управляющий и друг плохо себя чувствует, посмотрите, что с ним?

Старуха кивает в знак того, что слышала и поняла меня. Она достаёт из корзинки толстую свечу на подставке, так зажигая её, что я не понимаю, как возникает огонь.

Медленно, что-то шепча себе под нос на незнакомом языке, она обходит кровать Фернандо по кругу. Раб отодвигает по её знаку кровать от стены. Я, забившись в углу молча наблюдаю за ритуалом, решая для себя дилемму помочь ему с помощью вуду, а то, что это именно эта религия, я уже не сомневаюсь, или ждать доктора, увеличивая риск смерти.

— Он умрёт, — говорит она на плохом португальском, — барон Суббота придёт за ним завтра.

«Не успеет», единственная моя мысль в голове. Не успеет Антонио привезти врача. Я не готова остаться без Фернандо.

Вторым приходит осознание, что барон Суббота – это вуду. Может быть, я неправильно понимаю её искорёженный португальский и то, что не понимаю, подгоняю под известные мне названия.

— Его можно спасти? — борясь с собственными предрассудками, произношу я. Мне сейчас важнее выяснить, если у Фернандо шанс выкарабкаться, чем уточнять вероисповедание знахарки.

Очевидно, что до приезда врача, без её помощи он может не дожить. Почему-то я безоговорочно верю женщине, которую вижу второй раз в жизни.

— Можно, — отвечает она, — ритуал сложный, нужна помощь кровных родных.

Какие родные у Фернандо я и не знаю, где они живы ли, я не знаю. К своему стыду, никогда не интересовалась его семьёй.

— Может быть, я смогу помочь вместо семьи, — с надеждой спрашиваю я.

Старуха качает головой, размахивая руками, словно мельница.

— Тебе нельзя помогать, — тыкнув в меня пальцем, произнесла она, — ребёночка носишь. Беременным нельзя заниматься магией.

Я в шоке уставилась на неё. Не знаю, что больше потрясает, её возможность отвоевать от смерти Фернандо или то, что она сообщает мне о том, что я жду ребёнка.

— А это магия? — осторожно спрашиваю я, не зная, как реагировать.

В своём мире я была атеисткой, не верящей ни в бога, ни в чёрта. Но то, что я попала сюда, в Бразилию конца семнадцатого века, доказывает, что что-то неподвластное логическому объяснению всё же существует. Называйте, как хотите, высшие силы, Господь бог, вселенная, ничего от имени не поменяется.

Но тёмная сторона для меня страшна своей неизвестностью, если бы я хотя бы что-то знала о вуду, то мне легче было бы принять решение.

— Ваша религия вуду? — спрашиваю я, замерев от страха.

— Что такое вуду? — Спрашивает меня старуха.

— Э, это религия такая, — пытаюсь объяснить как-то доступнее для её понимания, — в которой верят, что существуют духи, которые влияют на мир вокруг и людей.

— Да, мы верим в это, — соглашается матушка Аледжо, — мы поклоняемся духам Ориша.

Точно, осеняет меня. Вуду, это же общее наименование таких культов, которое подразделяется на гаитянское вуду в Новом Свете, винти в Суринаме, новоорлеанское вуду и сантерия на Кубе и в Доминикане. В Бразилии сложился свой особый культ вуду, называемый кандомбле.

Получается, что и здесь сдвиг в историческом диапазоне, который я знаю. По времени этой религии ещё не должно существовать. Этот культ появился в штате Байя в первой половине девятнадцатого века.

Если предположить, что всё же шаманов культа привозили вместе с рабами, то вполне естественно, что он появился с первыми африканцами на бразильской земле. А, как мощный культ, сформировалась только через два века. Единственное, что не меняется в моей голове, так это то, что кандомбле, это тоже магия и колдовство.

Значит, я всё-таки ошиблась, и старуха назвала какое-то другое имя, а не барона Субботы, так как он всё-таки характерен для гаитянского вуду.

Мне очень хочется поговорить с ней, чтобы разобраться в бразильской ветке культа, но время не ждёт и нужно вытаскивать Фернандо.

Я читала, что с того света возвращаются другие люди и что на самом деле колдуны вуду не могут вернуть человека к жизни, и чтобы обмануть безутешных родственников вселяют туда потусторонних духов.

Я делюсь своими опасениями со старухой, а в ответ получаю смех, больше похожий на карканье вороны.

— Управляющий ещё не мёртв, возвращать нечего, его душа пока находится в его теле, — говорит она, резко обрывая хохот.