Мэгги Стивотер Превращение - Мэгги Стивотер

— Хочешь посмотреть, как поживают мои пальцы? — спросил он.

Я с замирающим почему-то сердцем взяла его мокрую руку и провела пальцами по ладони. Глаза у него были полузакрыты, и, когда я закончила, он забрал у меня руку и уселся в ванне, так, что вокруг него заколыхалась и заплескалась вода. Ухватившись за край ванны, он приблизил свое лицо к моему. Я понимала, что сейчас мы опять будем целоваться, и осознавала, что делать этого не следует, потому что он уже был на пределе, а я стремительно к этому приближалась. Но я ничего не могла с собой поделать. Меня тянуло к нему как магнитом.

Губы у него пахли волком и солью, а когда он обхватил меня за шею, чтобы притянуть к себе, остывшая вода потекла по груди в вырез майки.

— Ой, — выдохнул он, не отрываясь от моих губ, и я отстранилась.

Вид у него, впрочем, когда он посмотрел на плечо, где остался след от моих ногтей, был не слишком озабоченный. Я все еще не опомнилась от поцелуя, и, по крайней мере на этот раз, он, похоже, тоже почувствовал мое состояние, потому что, когда его чуть влажная рука скользнула от моей шеи вниз к груди и остановилась там, где начинался вырез майки, прикосновение стало настойчивым.

— Ну и что мы будем делать дальше? — поинтересовалась я.

— Найдем кровать.

— Я не собираюсь с тобой спать.

Воздействие поцелуя начинало рассеиваться; все было в точности так же, как в тот раз, когда мы с ним впервые встретились. Почему я вообще позволила ему задеть меня за живое? Что на меня нашло? Я встала, подняла с пола пальто и натянула его. Внезапно мне стало панически страшно, вдруг Сэм узнает, что мы целовались.

— Ну вот, мне снова дали понять, что я плохо целуюсь, — прокомментировал Коул.

— Мне нужно домой, — сказала я. — Мне завтра в школу… вернее, уже сегодня. Я должна вернуться домой до того, как папа поедет на работу.

— Ужасно плохо целуюсь.

— Просто скажи мне спасибо за то, что все твои пальцы остались при тебе. — Я взялась за дверную ручку. — И не будем больше развивать эту тему.

Я ждала, что Коул будет смотреть на меня как на сумасшедшую, но он просто смотрел на меня. Как будто до него не дошло, что это отказ.

— Спасибо тебе за то, что все мои пальцы остались при мне, — пробурчал он.

Я закрыла за собой дверь и вышла из дома. Не пошла даже искать Сэма. Лишь на полпути домой я вспомнила, как Коул сказал мне, что надеется потерять себя. При мысли о том, что он сломлен, мне почему-то стало легче.

17

Проснулся я человеком, хотя простыни были сбиты, а от меня пахло волком.

Ночью, когда Изабел ушла, Сэм провел меня мимо кучи белья, явно только что сорванного с кровати, и устроил в одной из комнат на первом этаже. Комната была такая желтая, что казалось, солнце заблевало все стены, а потом утерло рот о комод и занавески. Однако в ней была свежезаправленная кровать, а все остальное не имело значения.

— Спокойной ночи, — сказал Сэм сдержанно, но без враждебности.

Я ничего не ответил. Я лежал под одеялом, мертвый для всего окружающего мира, и видел сны ни о чем.

Теперь, щурясь на свет позднего утра, я бросил кровать незастеленной и прошлепал в гостиную; при дневном свете она выглядела совершенно по-иному. Солнце, льющееся в окна за моей спиной, делало красноклетчатые стены ослепительными. Тут было уютно, совсем не то что в доме Изабел с его готической атмосферой нерушимого порядка.

В кухне все шкафчики были увешаны фотографиями, смеющиеся лица перемежались кусочками скотча и шляпками кнопок. Я немедленно обнаружил на многих из снимков Бека, и Сэма тоже; по ним можно было составлять хронику его взросления. Изабел среди них не было.

Лица были по большей части счастливые, улыбающиеся и довольные, как будто люди эти извлекали из своей странной жизни максимум. Запечатленные на снимках жарили мясо, катались на байдарках и играли на гитарах, однако совершенно очевидно было, что все это происходило либо в этом доме, либо в ближайших окрестностях Мерси-Фоллз. Эти фотографии словно пытались донести до смотрящего две мысли: «Мы — семья» и «Ты — пленник».

Ты сам это выбрал, напомнил я себе. По правде говоря, я не слишком задумывался о том, как они живут от одного превращения в волка до другого. Я вообще практически ни о чем не задумывался.

— Как твои пальцы?

Я на миг напрягся, но сразу же узнал голос Сэма. Обернувшись, я увидел, что он стоит на пороге кухни с чашкой чая в руке, подсвеченный сзади силуэт в широком дверном проеме. Вид у него был мрачный — отчасти от недосыпа, отчасти из-за неуверенности насчет меня.

Непривычно было иметь дело с человеком, не спешащим довериться первому о тебе впечатлению. Меня охватило странное ощущение свободы.

Вместо ответа я поднял руку и пошевелил пальцами; жест получился довольно высокомерный, хотя я не имел ничего такого в виду.

Пугающие желтые глаза Сэма — я так к ним и не привык — смотрели и смотрели на меня; за ними разыгрывалась какая-то непонятная мне борьба. В конце концов он произнес ровным голосом:

— Там есть хлопья, яйца и молоко.

Я вскинул бровь.

Сэм уже готов был вернуться в коридор, но моя вскинутая бровь остановила его. Он на миг закрыл глаза, потом открыл их снова.

— Ну ладно. — Он опустил кружку на разделявший нас островок и сложил руки на груди. — Ладно. Зачем ты здесь?

Задиристый тон слегка улучшил мое о нем мнение, и я готов был не обращать внимания на дурацкие торчащие волосы и грустные, неестественно желтые глаза. Демонстрация характера меня порадовала.

— Чтобы быть волком, — легкомысленным тоном ответил я. — Кстати, ты сам, если верить слухам, здесь не для этого.

Сэм бросил взгляд на фотографии у меня за спиной, потом вновь посмотрел на меня.

— Почему я здесь, не имеет значения. Это мой дом.

— Я вижу, — отозвался я.

Я мог бы облегчить ему задачу, но не видел смысла.

Сэм на миг задумался. Я прямо-таки видел, как он прикидывает, сколько душевных сил готов вложить в наш диалог.

— Послушай. Я вообще-то не дурак, но никак не могу понять, зачем кому-то могло понадобиться выбрать такую жизнь по доброй воле. Если бы ты объяснил это мне, нам было бы гораздо проще поладить.

Я распростер руки, как проделывал это на концертах; тогда публика впадала в неистовство, ведь это означало, что я собираюсь исполнить какую-то новую песню. Виктор понял бы намек и рассмеялся. Сэм был не в теме, поэтому молча таращился на мои руки, пока я не произнес:

— Чтобы начать все с нуля, Ринго. Ровно по той же причине, по которой твой Бек сделал это.