Князь из десантуры - Тимур Максютов

Так ведь не в Киев прибежал! В Галич. Тамошний Мстислав недаром Удатным прозывается – и удачлив, и удал. Полководец знатный, всеми любимый. Сейчас в столице князья на совет собираются, решать будут – вступиться за половцев или нет. Галичанин позвал, поэтому быстро собрались.

А если бы сам Мстислав Романович киевский пригласил властелинов русских? Приехали бы? Вот то-то и оно.

Великий князь горько вздохнул и задумался. Как бы дело так провернуть, чтобы и чужаков прогнать, и Галицкого на место поставить, и всеобщее уважение к Киеву вернуть? А там, глядишь, и северо-восточных покорить удастся. Угроза кочевников – повод собрать большое войско. Можно будет и неведомых татар разгромить, и в суздальские земли прогуляться. Напомнить, кто на Руси хозяин, кто настоящий – и единственный! – Великий Князь.

Но без Мстислава Галицкого, без его невероятной везучести и воинского умения такого не достигнуть.

Князь от бессилия застонал. И так еле удаётся галичанина в узде держать. С соседями стравливать, чтобы свой взор на Киев не обратил. Мстислав Галицкий азартен, ему всякая свара люба. А как силу почувствует – так и на стольный град пасть раззявит.

Ближний боярин Иван Сморода вошёл неслышно, кашлянул:

– Плохо тебе, батюшка? Может, лекаря позвать?

Старый князь согласился:

– Плохо, да только моей беде лекарь не поможет. Говори, чего хотел?

– Там тебя франк уж какой день дожидается. Который будто от самого главы храмовых рыцарей послан. Звать?

– Сам выйду к нему. Нечего тут фряжским гостям по княжеским палатам шастать. Где он? Веди.

Хлюпают конские копыта в мягкой чёрной грязи. Качается лошадиный затылок перед глазами, убаюкивая. Легкий ветер шуршит высохшим ковылём, словно мамину колыбельную поёт.

Субэдей дремлет в седле, пытаясь вспомнить мотив. Не получается. Совсем маленьким был, когда умерла мама.

Жизнь его – боевой поход. Мама его – война. Дети его – тумен, десять тысяч бойцов, которые рыщут сейчас по кыпчакской степи, растёкшись весенними ручьями.

Сколько их, склонивших голову перед железной монгольской волей?

Сколько их, сгоревших в разрушенных городах, сгнивших на поле брани?

Китайцев и меркитов, хорезмийцев и аланов, грузин и кыпчаков… Имя им – легион. Русичи – следующие.

Вот она, брошенная половецкая столица Шарукань. Кучи навоза, чёрные пятна кострищ да круги жёлтой травы из-под кибиток. Котян бежал на запад, в киевские земли, и три четверти населения – с ним.

Жались испуганной кучкой оставшиеся: купцы персидские, булгарские, корсунские. Встречали новых хозяев.

Вперёд выпихнули Юду, хозяина корчмы. Жидовина била крупная дрожь: кутался в ветхий лапсердак, несмотря на весеннюю теплынь. Держал в руках медное блюдо, а на нём – бледная лепёшка мацы да серебряная солонка.

Юда поклонился, пробормотал:

– Хлеб да соль великому начальнику, татарскому богатырю. Верой и правдой, того…

Субэдей ухмыльнулся, спросил (толмач-кыпчак перевёл):

– Ты – местный бек?

– Ой, чтоб вы были здоровы! – обрадовался Юда. – Приятны ваши слова, но я не бек, а простой торговец и хозяин корчмы, добро ко мне пожаловать, всегда – свежее пиво. Или кумыс, если он вам привычнее, конечно.

Толмач зашептал на ухо темнику. Субэдей не дослушал, поинтересовался:

– А где гнусный шакал Котян?

– Ой, и не говорите, – закивал Юда, – очень невоспитанный тип, чтобы ему было хорошо. Сбежал Котян, а как же!

– Куда сбежал?

– Так куда же, к зятю, конечно же. Я вам так скажу – если бы моя Хасенька вышла замуж, хотя бы даже и не за еврея, а совсем наоборот – я бы тоже, если чего, таки поехал к зятю. То есть, конечно же, – испугался Юда, – я не за вас имел в виду, чтоб вам было хорошо. Вы-то не беда, а вовсе даже счастье…

Субэдей тронул поводья и проехал мимо запутавшегося в показаниях корчмаря.

Юда, продолжая невнятно бормотать, чисто механически снял с блюда и спрятал за пазуху купленную вскладчину серебряную солонку.

Мстислав Старый скептически оглядел троицу. На посольство великого магистра рыцарского ордена она не была похожа. Совсем.

Долговязый черноволосый франк в кольчуге, в неимоверно грязном и заштопанном, когда-то белом, плаще – ещё туда-сюда. Но рядом переминался с ноги на ногу рыжий верзила в прожжённом кожухе, невиданных пятнистых портах и разбитых коротких сапогах с верёвками, продетыми в дырочки. Третий, невысокий плечистый блондин с продувной рожей – чистый разбойник.

Анри почувствовал недоверие князя и торопливо заговорил:

– Гранд-дюк, наш путь в степи был долгим и трудным, мы участвовали во многих схватках и преодолели тяжкие препятствия, прежде чем смогли попасть в Киев.

Говоря это, рыцарь выхватил кривой сарацинский кинжал из ножен на поясе. Мстислав отшатнулся; верный боярин Сморода сделал шаг вперёд, прикрывая широким телом властителя. Двое дружинников схватились за рукояти мечей.

Франк жестом успокоил гридней. Распорол кинжалом подкладку плаща, вытащил перевязанный черной тесьмой рулончик пергамента. Поклонившись, протянул князю:

– Здесь – рекомендательное письмо великого магистра Ордена Храма Пьера де Монтегю, подтверждающее мои полномочия.

Мстислав Романович осторожно развернул жёлтый листок. Поморщился, сказал боярину:

– Вели звать инока Варфоломея. Тут латынь, перетолмачить требуется.

Махнул рукой, приглашая странных гостей за собой, и пошагал к палатам.

Варфоломей, маленький старичок с ясными глазами, бойко прочитал короткое письмо. Князь велел принести в горницу еду и питьё, кивнул франку:

– Рассказывай, витязь, что тебя сюда привело. Магистр просит оказать тебе помощь – так в чём? И почему я должен фряжским святошам помогать? У нас в Киеве свой митрополит, и нуждающихся монахов хватает. Так, Варфоломей?

Инок зажмурился, радостно закивал.

Анри де ля Тур говорил на латыни. Хорь быстро задремал; остальные слушали не шелохнувшись. Дмитрий переводил побратима и едва успевал дивиться загадочной истории пропажи главного достояния тамплиеров…

…Когда крестоносцам вновь удалось освободить Иерусалим, страшная резня была у стен старого Тампля, первой резиденции Ордена Храма. Мусульман, осквернивших христианские святыни, убивали сотнями и тысячами, не давая пощады ни женщинам, ни детям. Но одному сарацинскому шейху удалось вымолить себе жизнь. Он сказал разгорячённым боем рыцарям, что знает, где спрятаны оставленные храмовниками при прошлом отступлении сокровища, и в доказательство своих слов показал ржавую железную шпору, на которой было выбито имя первого магистра тамплиеров, легендарного Гуго де Пейна.

Сарацин не солгал: в указанной им неприметной пещере под Храмовой горой нашлись и архивные записи, и золотая утварь, и часть орденской казны. Однако главного сокровища, спрятанного в обитом бронзой дубовом сундуке, не было.

Сарацина подвергли трём степеням допроса, но лишь после пытки расплавленным свинцом он признался, что искомый сундук был вывезен в Дамаск и там продан.

Это было последними словами, которые прошептал шейх – и умер, не выдержав пыток.

Долгие годы доверенные братья-рыцари, допущенные к тайне, искали следы дубового ларя по всему Востоку. Исполняли это поручение деликатно, стараясь не привлекать внимания. Переодевались в лохмотья бродячих дервишей, проникали в мусульманские архивы и библиотеки, и даже – прости их, Спаситель! – принимали исламскую веру, чтобы заслужить доверие сарацинских вельмож.

Хитроумному Жаку из Аквитании удалось то, что не смогли сделать его товарищи. Он, словно охотничья собака, проследил весь запутанный путь сокровища. И нашёл его – где-то в персидских горах, в неприступном замке таинственного Старца, главы ордена Защитников Времени.

Дальше Анри рассказывал сбивчиво, извиняясь за то, что подробности дела не известны никому. Жак как-то (то ли хитростью, то ли силой) завладел сундуком и выехал в Акру, о чём написал письмо великому магистру тамплиеров. Но до резиденции храмовников он не добрался, а бежал с обретённым сокровищем на север.

Неизвестно, чем соблазнился рыцарь, когда нарушил приказ магистра и предал братство. Тамплиеры искали его в сарацинских городах и персидских нагорьях, в византийских землях и на Кавказе… Среди разыскивающих был и Анри де ля Тур.

Наконец, пришло известие о появлении Жака в крымском Херсонесе. Анри и десять его товарищей немедленно отправились в Константинополь, оттуда морем – в черноморский порт. Едва не утонули во время страшного шторма. Но опоздали – из Херсонеса, который русичи называют Корсунью, Жак исчез.

Тамплиеры разделились: одни отправились на поиски в Колхиду, другие – в земли венгерского короля. Анри остался на полуострове. Бродил по рынкам и постоялым дворам, пытаясь узнать хоть что-нибудь о предателе. Наконец, по крупицам удалось собрать картину: Жак, спасаясь от преследования и понимая, что во всех портах и крупных городах его ищут, прибился к редкому купеческому каравану, идущему через дикие половецкие степи в Киев – по причине зимних бурь капитаны кораблей не решались плыть морем…