Парадокс чести - Пэт Ходжилл

— Я не думаю, что моя кузина вообще помнит, что этот клочок там был, — добавил он. — А где она его нашла, я не знаю.

Кирен нацарапала ответ Киндри, потом приостановилась, ожидая отзыва Тришен. Это заняло несколько минут, а затем её рука снова задвигалась, оставляя ровные, округлые буквы.

— «Узелковый код — это глубокий внутренний секрет Женского Мира,» — прочитала она. — «Мы используем его, чтобы общаться, сестрица[60] с сестрицей. Я не хочу его предавать, за исключением той девушки Норф, которой следует знать, что говорится в записке. Похоже на то, что это фрагмент письма от Кинци Острый Взгляд к Адирайне, вышитый в ночь Резни.»

Зола принялась хрипло напевать:

— Внизу, в тёмном зале, отчаянные шагиИcкали безопасности в тенях и тишине.Прекрасная Эрулан, возлюбленная БренвирСжимала руку ребёнка, щёки страхом белы.А выше, в проёме, холодная ужеКинци убитой лежит средь каскадов кровавых.

Ласковые бледные цветки обещали защитуУкрытие и утешение для измученной Тьери.Висящие ткани скрыли её за собою,Вход лунного сада охраняет изящность.Эрулан же манит убийц за собой:Смертью своею сбивая их со следа Тьери.

Порублены, как пшеница, женщины Норф.Прах дует черным с пылающих костров.Мужчины Норф, безумны, ринулись в холмы.Чтобы испить до дна разлив уничтоженья.А Тьери сокрылась под залами дома своегоПоследняя женщина Норф осталась совсем одна[61].

Киндри поёжился.

Солнце село, оставляя небо в огне — полосы оранжевого, тлеющего красного, желтого как придушенный крик, безмолвное всесожжение в вышине. Со времени прошлогоднего вулканического извержения вечернее небо было угрожающе эффектным.

Киндри прекрасно знал, что Зола его внимательно рассматривает. Горящий закат предавал открытой четверти лица певицы почти что розовый оттенок, но в то же время подчёркивал разрушения смерти. Он с трудом подавил инстинктивное желание произнести пирическую руну. То, где ходила Зола, среди живых или мёртвых, было её собственным выбором. Другое дело, насколько мудрым было то, что Яраны этому потворствовали.

— Ты её видел, не так ли? Свою мать. В Лунном Саду.

Её хриплый, прерывистый голос заскрёб по его нервам, как и воспоминания. Эта штука, сплетённая из шнуров посмертного знамени, оживленная чувством голода, что, раскачиваясь, двигается прямо на него — . приди. мой. — изрекая эти ужасные, безумные призывы, вернуться обратно в изношенное лоно, чтобы заполнить мучительно болящую пустоту внутри.

Неужели я создал это своим рождением? Моя ли это вина?

Столько лет размышлять, как выглядела его мать, и в итоге увидеть её в таком виде.

— Что, ты почувствовал?

— Ужас, жалость, горе. А потом грянуло наводнение, смывая бедные останки прочь.

— Мог ли я её спасти? И осталось ли там хоть что-нибудь, чтобы спасать?

— Очень мало. Даже с именем. забытая душа истончается. Я видела, как она бродит. по Серым Землям. не больше, чем порыв ветра. Отпусти её.

Рука Кирен продолжала двигаться, по мере того, как Тришен переводила для неё записку. — «Неужели со смерти Герранта и в самом деле прошло двенадцать лет? Ты, должно быть, Адирайна», «была крайне раздражена тем, что я не хотела рассказывать.» — Записка полна дыр. Это одна из них. А часть вообще оторвана. — «практически ничего о том, что случилось в зале посмертных знамён, перед тем, как многие из них сгорели дотла.»

Киндри попытался понять, о чём речь. — Она ссылается на ночь, когда умер Геррант, а Гант стал Верховным Лордом?

— Да, это было за двенадцать лет до Резни, как и сказала Кинци. Мы претерпели столько бедствий, что это может сбить с толку. Трое, вы только послушайте:

— «Ты посмеялась над слухами о том, что Грешана видели бродящим по залам Готрегора, когда он уже пять дней был как мёртв».

— «Ну, я его тоже видела. В моём драгоценном Лунном Саду. С этой сукой Глуши, Ранет. Она провела его через потайную дверь за гобеленом и занялась с ним любовью прямо под моим окном».

— «Вот только это был не Грешан».

— «Я поняла это, как только его увидела, но не стала её об этом предупреждать. Ох, Адирайна. я позволила, чтобы на неё пало проклятие. А потом он изменился — в кого, я не знаю. Я не могла разглядеть его лица, но вот Ранет его видела. Она уставилась на него, разинув рот, как пойманная форель, а потом разразилась смехом, наполовину в истерике, наполовину, я клянусь, в триумфе. Чьё же лицо он мог ей показать, чтобы вызвать такое?»

Все трое переглянулись.

— Ранет занималась любовью в Лунном Саду с кем-то, кто сначала казался Грешаном, — повторила Кирен.

— Но ведь это же была цена контракта Тьери, — выпалил Киндри. — Таким образом Геррант рассчитывал получить обратно своего драгоценного сына. — Затем он почувствовал, как от его лица отливает кровь. О, его проклятый язык.

— Какой контракт? — спросила Кирен. — С кем? О чём?

Затем её лицо смягчилось. Она могла бы выжать из него правду, используя свои способности шанира, но всё же сжалилась. — Неважно. Расскажешь, когда будешь готов. Суть в том, что любовник Ранет изменил свою внешность. Насколько я знаю, на такое способны только тёмные перевраты, если, конечно, не учитывать винохиров, волверов и с полдюжины других странных созданий. Но мы не знаем, в кого именно он превратился. Кинци говорит, что она тоже не знает, но Ранет была сначала удивлена, а потом обрадована. Как всё это очень странно.

Её рука снова задвигалась, выводя сглаженные письмена Тришен.

— Ещё один разрыв. Затем, «Уже минуло три месяца после смерти Лорда Рандира и четыре с тех пор, как пропал Лордан Рандир. Мои шпионы рассказали мне, что Ранет заключила контракт с Призрачной Гильдией на его устранение.» Очередной разрыв. «Теперь она настаивает на том, чтобы Гант утвердил её собственного сына, Кенана, в качестве нового лорда Глуши».

— «И тут мы подошли к самой сути».

— «Ранет вернулась в Глушь той же ночью, заключила контракт с хайборном из своего собственного дома, и где-то девятью месяцами позже родила Кенана. Но кто же был его отцом — нобиль Рандир или та штука в саду? Не зная этого, как я могу что-то советовать Ганту о том, чтобы принять или отклонить эти претензии? Так что я вызвала Ранет и её сына в Готрегор, пока ты всё ещё здесь, поскольку ты шанир, способный определять кровное родство прикосновением. Ты скажешь мне, дорогое сердечко, а потом я решу, как действовать. И я должна признать, что я надеюсь на то, что наша дорогая Ранет спуталась с монстром».