Любовники - Джастин Валенти

– С этого времени, – злорадно продолжал Эдвард, – все твои работы меня совершенно не касаются. Что же до гонорара за монумент Солнцу, то он весь уже потрачен. Деньги пошли на оплату твоих счетов.

В этот момент зазвонил телефон. Эдвард снял трубку и, даже не извинившись, стал живо беседовать с клиентом.

Николь опустила голову, чтобы он не видел слез на ее щеках. Конечно, она одна во всем виновата. Нужно было самой заниматься своими финансовыми делами, а не поручать это Эдварду. А сейчас любая попытка нанять адвоката и подать в суд на бывшего мужа приведет к тому, что все газеты запестрят скандальными сообщениями. Только этого еще не хватало для полного счастья!

– Эдвард, – тихо обратилась она к нему, когда он повесил трубку, – я не могла дозвониться до Джулии и хотела бы узнать, как у нее дела.

– Очень мило с твоей стороны, что ты наконец вспомнила о дочери, – едко заметил он.

– Эдвард, мои чувства к Джулии не имеют никакого отношения…

– Все имеет отношение ко всему, – глубокомысленно проронил Эдвард. – Она выбита из колеи и жутко переживает семейную драму.

Николь не стала с ним спорить.

– Она уже приступила к занятиям в колледже?

Эдвард встал, давая понять, что разговор окончен.

– У меня через пять минут очень важная встреча с одним именитым художником. Я не могу принуждать Джулию к контактам с тобой. Она уже не маленькая и сама решает такие вопросы.

– Но она мой ребенок!

Увидев на его лице кислую гримасу, Николь встала и, не сказав ни слова, вышла из офиса.

Приехав в свой прежний дом, она с облегчением вздохнула, увидев, что Эдвард не удосужился поменять замок на входной двери. Их спальня осталась такой же, как была, даже все ее вещи лежали на обычных местах. Пересмотрев свой гардероб, она пришла к выводу, что с таким количеством хорошо сохранившихся вещей хоть собственный бутик открывай. Кое-что можно выгодно продать и тем самым получить финансовую передышку на какое-то время. Однако сейчас ее больше всего интересовали украшения, которые Эдвард щедро дарил ей в течение многих лет.

Собрав свои вещи и убедившись что Джулии нет дома, она решила заглянуть в ее комнату. Никаких новых работ, никаких эскизов или акварелей, словом, ничего, что свидетельствовало бы о напряженной работе студентки художественного колледжа. И тут взгляд Николь невольно упал на мусорную корзину, из которой торчала увядшая без воды роза.

Николь решила немедленно покинуть этот дом, который когда-то был ей родным. Выйдя на улицу, она растерянно оглянулась в поисках такси и неожиданно увидела Неподалеку до боли знакомую фигуру дочери. Джулия шла по улице босиком, слегка покачиваясь и держа в руках туфли. Какой странный вид! Где-то Николь уже видела таких женщин. Где? Ужасная догадка поразила ее настолько, что она невольно попятилась назад и скрылась за углом. Все ясно: ее дочь одета как уличная проститутка.

Подождав, когда она войдет в дом, Николь бросилась за ней следом и догнала около лифта. Джулия взглянула на нее мутными глазами и ехидно поморщилась.

– Джулия, я знаю, что ты сердишься на меня, – осторожно начала Николь, – и не виню тебя за это. Но молчание не поможет разобраться в наших отношениях. Пожалуйста, не молчи! Я готова ко всему, даже к самому худшему.

Джулия посмотрела куда-то в пространство и ничего не ответила. А когда лифт остановился, она долго рылась в сумочке и никак не могла отыскать ключи. Николь сама отперла дверь и пропустила дочь вперед. Та быстро переступила порог и захлопнула дверь перед самым носом матери. Какое-то время Николь оторопело смотрела перед собой, обливаясь слезами, а потом, убитая горем, медленно поплелась прочь.

Вернувшись домой, Пол застал Николь за работой. Во всяком случае, она делала вид, что работает, так как на лице ее не отражалось даже намека на вдохновение.

– Думаю, что гамбургер и бутылка пива нам сейчас не помешают, – бодро объявил он, хотя на душе его все еще был неприятный осадок от недавнего разговора с матерью.

За ужином Пол много говорил, весело смеялся и даже пытался шутить, что немного улучшило настроение Николь.

– Давай еще по бутылочке, а? – предложил Пол. – У нас есть для этого повод. Я сдал свой дом в Нью-Хейвене, мой трастовый фонд выделил мне более семисот долларов в месяц, и, наконец, мне удалось найти пару учеников.

– Замечательно! – всплеснула руками Николь. Она видела, что Пол старается изо всех сил, однако этого было явно недостаточно, чтобы покрыть все расходы на содержание студии и на более-менее приличное существование. – Главное, не забывай, что у тебя есть музыка. Мне бы не хотелось, чтобы занятия с учениками отвлекали тебя от композиторского ремесла.

– Все будет прекрасно, любовь моя, – прошептал Пол и поцеловал ее в щеку. – С тобой я все преодолею.

– Знаешь, завтра я проведу ревизию в своей кладовой и посмотрю, какие еще шедевры можно продать, – шутливо произнесла Николь, прижимаясь к Полу. – Маршалл частенько упрашивал меня отдать ему мелкие вещи на реализацию.

– Дорогая, из всех произведений искусства ты самое прекрасное, самое неповторимое и самое бесценное.

– Которое, помимо всего прочего, безумно тебя любит.

– И умеет искусно заниматься любовью, что тоже немаловажно.

Быстро избавившись от одежд., они повалились на кровать и слились в страстном поцелуе.

– Как бы то ни было, – томно прошептала Николь на ухо возлюбленному, – ты всегда даешь мне больше, чем я тебе.

– Нет, категорически не согласен. Ты даешь мне больше. Одно вдохновение чего стоит…

– А ты мне даешь эмоциональное и физическое ощущение необыкновенной полноты жизни…

– А ты приносишь несказанную радость…

– А ты непрерывно воспроизводишь во мне жизнь… Пол не выдержал и приложил палец к ее губам.

– Еще одно слово, и я потребую от тебя большего.

Глава 6

Николь открыла в банке счет на свое имя и поместила туда деньги, которые выделил ей Эдвард, а также доход от продажи свои старых работ, за что она была чрезвычайно благодарна Маршаллу. Да и украшения, которые она отнесла в антикварный магазин на Мэдисон-авеню, тоже были проданы быстро и с наибольшей выгодой. Причем в самом акте продажи старых украшений было нечто символическое. Все они так или иначе были связаны с Эдвардом, и потому их продажа означала, что со старой жизнью уже покончено навсегда.

Повседневная жизнь с Полом была для Николь не только необременительной, но и в высшей степени замечательной и эмоционально насыщенной. Как правило, она возилась со своими скульптурами в одном конце студии, а Пол тем временем сочинял музыку в другом, отгородившись от нее большим письменным столом и завалив его нотными тетрадями, книгами по музыке и папками с набросками композиций. Таким образом, Николь всегда краешком уха прислушивалась к его сочинениям, а он, в свою очередь, частенько поглядывал на ее работу. Причем в отличие от Эдварда Пол никогда не осмеливался прерывать ее творческий процесс неожиданными похотливыми желаниями, не приставал к ней и не вынуждал заниматься любовью, когда ему вздумается. Между ними существовало поразительное взаимопонимание, свойственное, видимо, только глубоко родственным душам, жизнь которых наполнена постоянным творческим поиском. Они оба и к сексу относились творчески и никогда не опошляли это действо примитивными животными потребностями. Для них секс был чем-то вроде творческого экстаза, призванного не нарушать работу, а венчать ее своей необыкновенной цельностью и органичностью.