Пропавшая девушка - Р. Стайн

— Почему не начать с этого? 1950 год.

— Ого. Почти семьдесят лет назад, — сказал я.

— Тю, да ты и считать умеешь.

Я угрюмо посмотрел на нее.

— Пеппер, твои выходки не прибавляют мне работоспособности.

— Извини.

Она подняла обложку старого ежегодника и раскрыла его примерно на середине. От книги веяло затхлостью, как из чулана на чердаке. Пеппер показала на страницу с фотографиями.

— Выпуск 1950, — прочитала она. — Тема — «Волшебник страны Оз». — Она прыснула. — Посмотри на этих ребят. Девчонки все так коротко стрижены. Вау. Посмотри на эти длинные юбки. У меня такое бабушка носит.

— Нужно разместить несколько этих фоток в блоге, — сказал я. — Они такие клевые.

Пеппер пролистывала страницы назад. Лица, снятые семьдесят лет назад, смотрели на нас.

— Вроде наши ровесники, а выглядят гораздо старше, — проговорила она.

— Это потому что парни сплошь в пиджаках да галстуках, — сказал я.

— А девушки все носили вычурные белые блузки с воротничком. Ну дела… И посмотри. У всех на шее нитка жемчуга.

Я засмеялся:

— Как думаешь, они носили одни и те же бусы? Передавали друг дружке для фото в ежегоднике?

— Ого. На этой свитер в обтяжечку. И посмотри, какая помада темная. Должно быть, она слыла чудачкой.

— Взгляни на этого парня с галстуком-бабочкой и прыщами по всей физиономии. Держу пари, он был очень популярен.

Я перевернул страницу.

— Как думаешь, когда-нибудь потом, через семьдесят лет, другие ребята тоже будут смеяться над нашими фотографиями? — спросила Пеппер.

Я не ответил. Я во все глаза глядел на фото наверху страницы.

— Э… Пеппер… — выдавил и показал пальцем на фото. — Взгляни вот на это.

Она оттолкнула мой палец в сторону. Поглядела на фотографию. Несколько раз моргнула. Приблизила лицо к странице.

— Глазам не верю, — прошептала она. — Эта девушка…

— Она точная копия Лиззи Уокер, — произнес я.

— Это безумие, — промолвила Пеппер. Она подняла ежегодник и поднесла поближе к лицу. — Она не просто выглядит как Лиззи. Она по-любому Лиззи и есть.

Я вцепился в альбом.

— А ну-ка, дай посмотреть. — Я изучал фото. — Те же черные волосы. Те же большие темные глаза. То же серьезное выражение лица… Может, это мать Лиззи.

— Семьдесят лет назад? — спросила Пеппер. — Мать Лиззи не может быть такой старой.

Мой палец переместился на подпись внизу.

— Тут сказано, что ее зовут Бет Пальмьери. — Я повернулся к Пеппер. — Почему это имя кажется мне таким знакомым?

— Без понятия, — сказала она. — Бет Пальмьери. Мне оно знакомым не кажется.

Я смотрел на темные глаза, на мрачное лицо девушки на фото. Лиззи ни с кем нельзя было спутать. Однако это фото было сделано семьдесят лет назад…

— Бет… Бет… — бормотала ее имя Пеппер. Она потянула меня за руку. Лицо ее приобрело задумчивое выражение. — А знаешь… Бет и Лиззи… Это же две части одного и того же имени.

— Что? Ты о чем? — Я никак не мог уловить связь.

— Это две части имени Элизабет. То и другое — уменьшительное от Элизабет. Лиззи и Бет.

Я кивнул, не сводя глаз с фото.

— Верно. И что с того?

И вдруг мелькнуло воспоминание. Кладбище. Надгробья, с которых мы делали оттиски для мисс Бич. Лиззи, замершая в печали над двумя могилами…

— Я тут кое-что вспомнил, — сообщил я Пеппер.

— А именно?

— А именно — надгробие, с которого Лиззи хотела взять оттиск. Помнишь тот странный туманный день на кладбище?

— А что? — спросила Пеппер.

— Ты сегодня на машине?

Она кивнула.

— Поехали, — сказал я. — На старое кладбище. Я совершенно уверен, что не ошибся.

Пеппер выглянула в окно.

— Майкл, уже темнеет. И снег, похоже, вот-вот опять зарядит. Честно говоря, мне абсолютно не хочется ездить на кладбище.

— Поехали, — настаивал я. Положив ей руки на спину, я слегка подтолкнул ее к двери. — Эту тайну необходимо раскрыть.

Пеппер остановила машину возле ворот, и мы начали пробираться сугробами ко входу на кладбище. Небо было угольно-серым, штормовые тучи низко нависали над головой. Настойчивый ветер завывал среди деревьев, заставляя голые ветви дрожать и скрипеть.

— Как в старом ужастике, — пробормотал я, оглядываясь по сторонам. Дрожь пробежала по спине. Я затянул тесемки капюшона.

Пеппер взглянула на меня исподлобья.

— Зачем мы здесь, Майкл? Чай, не помрешь, если потрудишься объяснить.

Обеими руками я натянул ей на лицо капюшон.

— Лучше покажу. Давай за мной.

Снег здесь оказался глубоким. Никто не расчищал дорожку среди могил. Неожиданно ветер утих, и на смену ему пришла зловещая тишина. Единственным звуком теперь был хруст снега у нас под ногами, да мое тяжелое дыхание.

— Какая жуткая тишина, — произнес я, беря Пеппер за руку и поворачиваясь к невысокому холму.

— Заткнись, Майкл. Ты хочешь меня напугать?

Мне вдруг представились волны тумана в тот день, когда наш класс был здесь. Клубы тумана, поднимающиеся с земли и расплывчатый силуэт Энджела, выбравшегося из-за высокого надгробья и застывшего, будто мираж, в серой угрюмой мгле, неподвижного наблюдателя… молчаливое воплощение холодной угрозы.

Я снова задрожал.

Пеппер толкнула меня с такой силой, что я отступил и споткнулся о ледяной сугроб.

— Зачем мы здесь? Скажи наконец.

— А вот зачем, — сказал я и подвел ее к двум гранитным плитам, стоявшим бок о бок, слегка склоняясь друг к другу. Мы посмотрели на надписи.

— Да. Я прав, — сказал я.

Пеппер вслух прочла имена и даты.

— Энджело Пальмьери. С 1912 по 1950. Бет Пальмьери. 1934 по 1950. — С широко раскрытыми глазами она повернулась ко мне. — Майкл, это ее могила. Она умерла в тот самый год, когда вышел ежегодник. Год своего выпуска.

— Это то самое надгробье, с которого Лиззи хотела тогда сделать оттиск, — проговорил я. — Она сказала, что это были отец и дочь. Когда я подошел к ней, она просто смотрела на надгробье девушки, неподвижно, и на лице такое странное, печальное выражение…

— Тогда… Бет Пальмьери должна быть кем-то из родни Лиззи, — сказала Пеппер. — Может, ее прабабушка? Та, в честь кого Лиззи и назвали.

Я смотрел на слова, выгравированные в граните, а ветер тем временем вновь разгулялся, завывая свою жуткую песнь.

— Та, — сказал я, — кто была ее точной копией.

Пеппер отступила на шаг. Она пониже натянула капюшон.

— Майкл, пора домой. Уже поздно.

Кивнув, я последовал за ней к воротам.

— Хочешь, проведем вечер вместе? — спросила она. — Будем готовиться к государственному экзамену…

Лиззи принесет пистолет.

— Нет, не могу, — сказал я. — Есть у меня одно дело.

За ужином я старался исправно отвечать на вопросы родителей о том, как у меня прошел день, и участвовал в их разговорах. Все избегали говорить о том, что на самом деле занимало наши мысли — об Энджеле, о Диего, обо всем этом кошмаре. Родители завели разговор на тему весенних каникул после того как я окончу семестр. Что делать — устроить пляжный отдых, или же сесть в машину и отправиться навстречу приключениям?

Обычно мне нравится обсуждать будущие каникулы. Но сегодня я был отстранен и рассеян, в голове туман, и я не сомневался, что родители могут заметить: со мною что-то не так. То и дело они поглядывали на меня и спрашивали, все ли со мной хорошо. Судя по всему, они и впрямь заподозрили неладное.

И да, кое-что действительно было неладно.

Знаете что, мама и папа? Сегодня ночью я встречаюсь с Лиззи в лесах Фиар-Стрит, после чего пристрелю наконец проклятого Энджела.

Вот какие слова мелькнули у меня в голове. Чистая правда. Но, разумеется, я ничего не сказал. Я не мог рассказать родителям, что происходит. И уж тем более не смог бы объяснить, почему я так поступаю, почему не могу сказать «нет», почему не могу опомниться и осознать, что действую безрассудно.

Я не сомневался, что Лиззи меня не гипнотизировала. И тем не менее, был словно околдован. Я знал, что у меня нет выбора, нет даже собственной воли. Я намерен был совершить это дело. Я не мог остановиться.

Я делаю это за Гейба и за Диего, убеждал я себя. Энджел убил моего лучшего друга. И Диего, возможно, тоже убил. Я должен с ним рассчитаться.

Я выждал полчаса после того, как родители отправились спать. К счастью, спят они как убитые. Затем я взял мамины ключи от машины с вазочки на столе в прихожей и, крадучись, выскользнул за дверь.

Когда я застегивал пуховик, по спине пробежал холодок. Стояла холодная ночь, с лилового неба сеяла ледяная изморозь. Снег смерзся ледяной коркой, и я дважды поскользнулся, добираясь до машины, припаркованной возле тротуара.