Колыбелька из прутиков вербы - Галина Артемьева

Муж и жена улыбались друг другу, как в добрые времена, когда о любви между ними еще не было сказано ни слова.

– Каррр! – снова крикнула ворона из-под яблони.

– Каррр! – повторила Марико и помахала птице рукой с балкона.

– Похоже, она научилась говорить по-птичьи, – сказала Луцинка.

– Ну да. Собачий язык она у нас давно освоила, теперь по-птичьи научилась, – согласился Юкио.

Кажется, это была последняя столь явная сцена супружеского мира и взаимопонимания. Юкио полностью вернулся к своей навязчивой идее и не мог себе позволить заниматься ничем другим. С появлением дочки квартирка жены стала казаться совсем крошечной: всюду царил маленький ребенок, его вещички, голос. Воздух был пропитан запахом молочной каши и свежевыстиранных пеленок. Сосредоточиться не получалось.

Когда Марико исполнился годик, отец оставил жену и дочку, купил маленькую квартирку, чтобы никто не мешал ему постигать древнюю мудрость. Он приходил раз в неделю и смотрел на Марико. Она бурно радовалась отцу, как самому дорогому человеку на свете. Мама неизменно удивлялась: надо же, не видит его, заботы от него никакой, не играет, не гуляет, сказку не расскажет, а дочка бросается к нему с таким счастливым личиком, что сердце разрывается смотреть. Марико что-то лепетала, хватаясь за руку отца, пытаясь успеть рассказать что-то очень важное, как делала это не так давно ее мать. Женщины! Им лишь бы поговорить. Это часть их природы…

Японский отец сидел некоторое время, с непроницаемым лицом глядя на сотворенного им живого младенца, а потом уходил искать глину для изготовления неживого существа, которое мечтал приобщить к миру живых с помощью тайных заклинаний.

О своих поисках, опытах и мучительных ошибках он лишь однажды поведал Марушке, когда той исполнилось десять лет. В день ее рождения отец повел ее на прогулку и, стоя на Карловом мосту, с которого Влтава кажется особенно величественной и мощной, рассказал о том, что привело его в Прагу и как продвигаются его изыскания. Он впервые был так разговорчив и откровенен. Марушка в этом пошла в него: многословием не отличалась. Но в тот день (чем-то он выделялся все же из череды других, тот памятный день) – так вот: в тот день и отец, и дочь говорили много. Именно тогда и пришла девочке в голову мысль, что родилась она из-за вымысла. Изначально из-за древнего мифа евреев, живших в Центральной Европе в своих гетто и никогда не чувствовавших себя в безопасности, а потом из-за одержимости японского юноши, обуреваемого стремлением воссоздать то, что никогда в реальности не существовало. Только в мечтах, только в чьих-то мозгах… А в результате получился не голем. Получилась она, Марико. И на нее всем плевать. Она – просто человек, ничего интересного. Людей повсюду полно. Кого лишним человеком удивишь, даже если это твой собственный ребенок?

Об этом она сказала своему отцу. А тот подумал и ответил:

– Я уже хорошо продвинулся в своих поисках. Мне осталось только найти соратников. Ведь нужно еще двое надежных мужчин, понимаешь?

Конечно, Марико все поняла. Отцовская мечта была для него важнее всего. Даже собственная дочь представлялась помехой. После того разговора она четко и окончательно уяснила, что полагаться в этой жизни может и будет только на себя. И еще: она окончательно убедилась, что везде, на всем белом свете окажется для всех чужой. Приняв это знание, она не стала злой и угрюмой. Наоборот – ей сделалось легче. Когда про себя все понимаешь, обид на жизнь и людей больше не возникает. Ты просто учишься выживать, не принимая во внимание ничьи издевки и оскорбления.

На двенадцатилетие отец подарил ей то, о чем она очень его просила уже пару лет: ее японскую родословную. На листе тонкого картона была изображена половина ствола дерева. От ствола отходили ветви. В квадратиках на ветвях значились имена и даты жизни предков Марико по отцовской линии. Имена были тщательно выписаны рукой отца по-японски и по-чешски. Оставшись одна, девочка внимательно разглядела дорогие ей имена неведомых людей. Она поняла, что дедушка не так давно отошел в мир иной, и очень пожалела, что не успела с ним познакомиться. Из живущих оставались у нее, помимо отца, бабушка и дядя. Бабушка была уже очень стара, но, судя по тому, как долго все жили в их роду, впереди у нее было лет десять-пятнадцать. Марико принялась мечтать, как вырастет, заработает много денег, полетит в Японию, приедет в Осаку, найдет бабушку, обнимет ее. Общаться они будут на английском. Папа как-то упомянул, что его мать прекрасно владеет этим языком. И тогда Марико наконец расскажет бабушке, как мечтала о том, чтобы оказаться в ее объятиях.

Из двух половинок

Наверное, чтобы что-то драгоценное получить от жизни в качестве подарка, в детстве положено серьезно перестрадать. Так Марико и стала думать после того памятного разговора с отцом, когда ей исполнилось десять лет.

Она с раннего детства привыкла слышать обидные слова. Чаще всего ей кричали «косоглазая», а еще – «вьетнамёза». У нее на родине, в ее родной Чехии, развелось много приезжих из далекой азиатской страны. Почему именно Чехию облюбовали вьетнамцы для массового исхода, вопрос сложный. Наверное, все вышло стихийно. Посылали во времена социализма учиться вьетнамских студентов в Прагу, вот они и проторили дорожку. А там и пошло. Хлынули при первой же возможности представители чуждого, но упорного, трудолюбивого и терпеливого народа в древнюю славянскую страну за лучшей долей. А ведь местным жителям собственная доля лучшей отнюдь не представлялась, потому чужаки и раздражали. И даже вполне образованная и обладающая широким кругозором Марушкина мама, не стесняясь, увлеченно рассказывала о вьетнамцах всякие ужасающие были.

Вот приходит она как-то из парикмахерской в шоковом состоянии и делится с дочкой свежими новостями:

– Ты только послушай, что пани Новакова сейчас рассказала! Работает она, стрижет, причесывает, волосы красиво укладывает. Очередь женщин сидит, ждет. И среди них вьетнамка. Тихая такая, вроде аккуратная, чистая. Сидит и сидит себе. И все рядом с ней сидят. Не будет же никто отшатываться, правда? Она же никому ничего плохого не делает. Ладно. Время идет. Сидят, ждут. Потом подходит ее очередь, вьетнамки этой. Садится она в кресло. Ну, пани Новакова ее спрашивает, что, мол, будем делать? А та отвечает, что хочет подстричься покороче. Ну, хорошо. Перед стрижкой обычно голову моют. И пока пани Новакова мыла этой клиентке голову, нащупала у той под волосами шишку, довольно большую. Но парикмахерша не встревожилась: бывают у многих такие жировики на головах. Ничего опасного в них нет. Она только спросила: «Давно это у вас, не беспокоит?» Та и говорит, что давно, не беспокоит, все в порядке. Потом пани Новакова подстригла эту вьетнамку и стала ей волосы феном сушить.

И представляешь!!! Ох, даже выговорить страшно, даже вспоминать противно! Когда горячий воздух из фена попал на эту шишку, она вдруг лопнула! И из нее черви вывалились и поползли! Куча червей! И все это увидели, кто в очереди сидел! И принялись дико визжать, как будто их режут. А бедная пани Новакова сначала страшно растерялась, у нее прямо руки отнялись, представь, но потом взяла спрей от насекомых и напшикала на этих червей.

Ужас! Ужас!!! Что ей только пришлось пережить, бедняжке! Черви перестали извиваться и попадали на накидку, которой была эта вьетнамка укрыта во время стрижки. Уйма червей скрюченных, не сосчитать, сколько их у женщины под кожей жило! И еще там, в шишке, сколько осталось!!!

Пани Новакова просто святая: она все там ей прочистила пинцетом, йодом залила, велела к врачу пойти. А та – как должное все восприняла. Даже не извинилась и, главное, не удивилась. Видно, не впервой ей такое видеть. Встала, заплатила и ушла. Пани Новакова смотрит – а у нее клиенток ни одной не осталось! Все разбежались, как от чумы. Еще бы! Каждый убежит, если своими глазами такое увидит.

– Мамочка, откуда у той женщины черви в голове завелись? Как это возможно? – ужасалась Марико.

– У них там джунгли. Попала какая-то личинка под кожу – и развелось их множество. Там все другое. Не как у нас. У нас своего счастья хватает: клещи вот тоже под кожу залезают, кровь сосут, отравляют человека. У них – свое. Но мы-то к ним со своими клещами не лезем. А они везут и везут всякую заразу. Пани Новакова сказала, что теперь будет сначала проверять, нет ли у чужеземцев на головах шишек. А если обнаружит – ни за что обслуживать не станет. И правильно! Такое пережить! С какой стати? Как у нее только сердце не разорвалось?

Марушка страшно тосковала, выслушивая подобные истории. Мамочка не понимала, что этот рассказ относился и к ее собственной дочери! Дочь словно изнутри постигала, что о ней говорят, когда она этого не слышит. Да и слышать приходилось немало, что уж говорить. Ей со всех сторон доставалось за нестандартную внешность. И привыкнуть к этому было невозможно. Можно было только научиться терпеть и ждать.